Глазами надзирателя. Внутри самой суровой тюрьмы мира - Нил Сэмворт

Как вообще можно было такое сказать? Парень всхлипывал. К счастью, мы прибыли вовремя, и этот придурок в фургоне.

Нас встретил священник, представился, и мы пошли к могиле. Там была девушка, подруга заключенного. Думаю, они на самом деле были влюблены. Ужасно грустно: пришло меньше десятка человек, включая нас. Прозвучало что-то вроде проповеди. Гроб вызвал у меня слезы. Такой крошечный, очень печальное зрелище. Краем уха я слышал, как этот недоумок в фургоне покуривает и смеется невыносимо громко. Гроб опустили в землю, никаких объятий между парнем и девушкой, очень торжественное дело. Мы ехали обратно молча, и только Мистер Трепло постоянно нарушал тишину.

Когда мы вернулись, уже было время ужина, и старший офицер в приемке сказал мне, что парню нужно вернуться в крыло на перекличку.

– Послушай, – сказал я, – он только что похоронил свою шестимесячную дочь. Давай посадим его в камеру, напоим чаем и дадим ему еще немного времени здесь.

Мы так и сделали.

К моменту четвертых похорон я уже был, можно сказать, экспертом по подобному сопровождению. Дежурным был тот самый офицер, который передал Квиггерса, коматозника, в госпиталь, а затем отправился на плотный английский завтрак. Парень во время его первого сопровождения был в наручниках, а за рулем сидел Дерганый Боб, водитель. Зэк был жилистым ублюдком, которого я четыре раза сдерживал в Форест-Бэнке и «Манчестере». К пятидесяти годам у этого тупоголового рецидивиста за плечами было тридцать приговоров, он был просто ходячий источник проблем, и Любитель Завтраков хотел, чтобы мои руки были свободны – на всякий случай. Но сегодня заключенный вел себя смирно. Это были похороны его отца.

Мы ехали в тишине. Он просто сидел, нервничая, благодарный, наверное, за то, что мы его отвезли. Ему просто кивнули в знак понимания, и все. Ни веселья, ни болтовни, ничего. Все были не в настроении.

Мы подъехали к большому полукруглому подъезду и остановились между двумя часовнями. Приятное, казалось бы, место: лужайка с розами и деревьями – но я знал, что похороны должны были снимать полицейские в штатском: там будут люди, за которыми они охотятся.

Если до этого я и думал, что в предыдущие разы на похоронах люди вели себя враждебно, то с этим случаем ничто не сравнится. Еще одни похороны должны были произойти одновременно с теми, на которые прибыли мы, было очень много народу. Когда мы вылезли из фургона, эти две толпы слились в одну, и мы оказались посередине.

Заключенный и наш девственник в плане сопровождения на похоронах сидели в задней части часовни, а я стоял позади них. Людей было столько, что мы были прижаты друг к другу, не хватало места, даже чтобы поковырять в носу. Казалось, что сейчас разразится буря. Атмосфера накалялась.

– Не оставляй меня, Сэмми, – сказал грубый офицер. Он был в ужасе.

Служба, казалось, длилась целую вечность, но все же она, наконец, закончилась, мы начали двигаться, и Любитель Завтраков стал расталкивать толпу, когда мы шли по проходу. Тут закричала мать этого заключенного, указывая на нас своими скрюченными пальцами.

– Отпустите его, грязные ублюдки! – Ей было на вид около семидесяти. – Сволочи! Он никуда не пойдет!

За ней стояла большая группа молодых людей, в основном подростки, по виду совершенные гопники и тупицы. Началось. Не отставая от нее, они тоже начали выкрикивать оскорбления. Но тут, к нашему удивлению, заговорил сам заключенный.

– Не называй этих парней грязными ублюдками, мама, – сказал он. – Они не обязаны были меня привозить. Ты расстроена, и я расстроен тоже. Хватит. – Он кивнул в сторону фургона. – Пойдемте, мистер Сэмворт.

Я воспринял это как призыв к действию, толпа расступилась, и мы снова забрались в фургон. Дерганый Боб смотрел в зеркало и все видел, так что он уже завел мотор. Я был почти уверен, что они набросятся на нас – толпа была прямо за нами, меньше чем в метре, – но ничего не случилось. Как только дверь захлопнулась – бах! бах! бах! Они пинали и раскачивали машину, били по ней кулаками. Задний ход мы дать не могли, и единственный выход был – поехать через ухоженный газон, и Дерганый Боб так и сделал. Розовые кусты были расплющены, но что поделаешь? Мы выехали с того кладбища.

Парень снова поблагодарил нас за то, что мы его привезли. После этой поездки я стал лучше к нему относиться, и его настрой тоже изменился. Наши отношения стали другими – до этого момента мы только и делали, что дрались. Теперь мы стали друзьями.

16. Изоляция

Начало конца для меня в Стрэнджуэйс наступило в 2011 году – к этому моменту я уже три года работал в медицинском отделении. Я говорю это задним числом. Только спустя долгое время я осознал настоящее воздействие тех событий.

Это был один из худших дней в моей тюремной карьере. Не только из-за самого ужасного происшествия, но, как обычно, из-за того, как обращались с людьми, как вели себя другие сотрудники тюрьмы. Но сначала мне нужно вернуться в Форест-Бэнк и рассказать вам еще одну историю.

Это была последняя смерть в тюрьме, с которой я был связан. То, как с ней справился менеджер, который был на смене в тот день, нужно включить в тюремный протокол, потому что это было действительно гениально.

Я был в крыле с новым офицером, когда заключенный, ходивший за чаем, вернулся в свою камеру и позвал нас – сначала мы подумали, что на кого-то напали. Но нет – он нашел своего сокамерника повешенным.

– Послушайте, парни, – сказал я остальным заключенным, – у нас серьезные проблемы. Вам придется посидеть в камерах за закрытыми дверьми.

Это непросто провернуть в самом начале дня – все хотят быть на улице, – но все-таки они сделали, как им было сказано, и мы нажали на кнопку тревоги. Примчался Тони, менеджер, прямолинейный ливерпулец и большая личность.

В конце крыла поставили дежурить офицера – там был только один вход и выход. Ему сказали пускать только тех, кто обязан присутствовать: медперсонал, дежурного менеджера, и все, минимум шума. Даже напечатали объявление с просьбой к заключенным быть терпеливыми. Зэки были недовольны, но ценили знание того, что происходит. Кто-то позаботился о том, чтобы испуганную молодую офицершу отправили на машине домой. Ее проконсультировал психотерапевт, но вскоре она ушла, очень расстроенная. В смерти под стражей нет ничего приятного, но именно так ее и надо воспринимать.

Вернемся в медицинское отделение Стрэнджуэйс. Я пришел рано, состоялась обычная передача смены с ночным офицером, половина шестого, перекличка. Была зима, так что света было немного. В первом блоке для молодых преступников был заключенный поляк по имени Павел Никпон. Он не очень