Божественная комедия - Данте Алигьери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Песнь семнадцатая
Круг третий (окончание) — Круг четвертый — Унылые 1Читатель, если ты в горах, бывало,Бродил в тумане, глядя, словно крот,Которому плева глаза застлала,
4Припомни миг, когда опять начнетРедеть густой и влажный пар, — как хилоШар солнца сквозь него сиянье льет;
7И ты поймешь, каким вначале было,Когда я вновь его увидел там,К закату нисходившее светило.
10Так, примеряясь к дружеским шагамУчителя, я шел редевшей тучейК уже умершим под горой лучам.
13Воображенье, чей порыв могучийПодчас таков, что, кто им увлечен,Не слышит рядом сотни труб гремучей,
16В чем твой источник, раз не в чувстве он?Тебя рождает некий свет небесный,Сам или высшей волей источен.
19Жестокость той, которая телесныйСменила облик, певчей птицей став,В моем уме вдавила след чудесный;[776]
22И тут мой дух всего себя собравВ самом себе, все прочее отринул,С тем, что вовне, общение прервав.
25Затем в мое воображенье хлынулРаспятый, гордый обликом, злодей,Чью душу гнев и в смерти не покинул.
28Там был с Эсфирью, верною своейВеликий Артаксеркс и благородныйРечами и делами Мардохей.[777]
31Когда же этот образ, с явью сходный,Распался наподобье пузыря,Лишившегося оболочки водной, —
34В слезах предстала дева, говоря:«Зачем, царица, горестной кончиныТы захотела, гневом возгоря?
37Ты умерла, чтоб не терять Лавины, —И потеряла! Я подъемлю гнетТвоей, о мать, не чьей иной судьбины».[778]
40Как греза сна, когда ее прерветВолна в глаза ударившего света,Трепещет миг, потом совсем умрет, —
43Так было сметено виденье этоВ лицо мое ударившим лучом,Намного ярче, чем сиянье лета.
46Пока, очнувшись, я глядел кругом,Я услыхал слова: «Здесь восхожденье»,И я уже не думал о другом,
49И волю охватило то стремленьеСкорей взглянуть, кто это говорил,Которому предел — лишь утоленье.
52Но как на солнце посмотреть нет сил,И лик его в чрезмерном блеске тает,Так точно здесь мой взгляд бессилен был.
55«То божий дух, и нас он наставляетБез нашей просьбы и от наших глазСвоим же светом сам себя скрывает.
58Как мы себя, так он лелеет нас;Мы, чуя просьбу и нужду другого,Уже готовим, злобствуя, отказ.
61Направим шаг на звук такого зова;Идем наверх, пока не умер день;Нельзя всходить средь сумрака ночного».
64Так молвил вождь, и мы вступили в теньВысокой лестницы, свернув налево;И я, взойдя на первую ступень,
67Лицом почуял как бы взмах обвева;«Beati, — чей-то голос возгласил, —Pacific![779], в ком нет дурного гнева!»
70Уже к таким высотам уходилПред наступавшей ночью луч заката,Что кое-где зажглись огни светил.
73«О мощь моя, ты вся ушла куда-то!» —Сказал я про себя, заметя вдруг,Что сила ног томлением объята.
76Мы были там, где, выйдя в новый круг,Кончалась лестница, и здесь, у края,Остановились, как доплывший струг.
79Я начал вслушиваться, ожидая,Не огласится ль звуком тишина;Потом, лицо к поэту обращая:
82«Скажи, какая, — я сказал, — винаЗдесь очищается, отец мой милый?Твой скован шаг, но речь твоя вольна».
85«Любви к добру, неполной и унылой,Здесь придается мощность, — молвил тот. —Здесь вялое весло бьет с новой силой.
88Пусть разум твой к словам моим прильнет,И будет мой урок немногословныйТебе на отдыхе как добрый плод.
91Мой сын, вся тварь, как и творец верховный, —Так начал он, — ты это должен знать,Полна любви, природной иль духовной.
94Природная не может погрешать;[780]Вторая может целью ошибиться,Не в меру скудной иль чрезмерной стать.
97Пока она к высокому стремится,А в низком за предел не перешла,Дурным усладам нет причин родиться;
100Но где она идет стезею злаИль блага жаждет слишком или мало,Там тварь завет творца не соблюла.
103Отсюда ясно, что любовь — началоКак всякого похвального плода,Так и всего, за что карать пристало.
106А так как взор любви склонен всегдаК тому всех прежде, кем она носима,То неприязнь к себе вещам чужда.
109И так как сущее неотделимоОт Первой сущности,[781] она никакНе может оказаться нелюбима.
112Раз это верно, остается так:Зло, как предмет любви, есть зло чужое,И в вашем иле[782] вид ее трояк.
115Иной надеется подняться вдвое,Поправ соседа, — этот должен пасть,И лишь тогда он будет жить в покое;
118Иной боится славу, милость, властьУтратить, если ближний вознесется;И неприязнь томит его, как страсть;
121Иной же от обиды так зажжется,Что голоден, пока не отомстит,И мыслями к чужой невзгоде рвется.
124И этой вот любви троякий видОплакан там внизу; но есть другая,Чей путь к добру — иной, чем надлежит.
127Все смутно жаждут блага, сознавая,Что мир души лишь в нем осуществим,И все к нему стремятся, уповая.
130Но если вас влечет к общенью с нимЛишь вялая любовь, то покаянныхКазнит вот этот круг, где мы стоим.
133Еще есть благо, полное обманных,Пустых отрад, в котором нет того,В чем плод и корень благ, для счастья данных.
136Любовь, чресчур алкавшая его,В трех верхних кругах предается плачу;Но в чем ее тройное естество,
139Я умолчу, чтоб ты решил задачу».[783]
Песнь восемнадцатая
Круг четвертый (продолжение) 1Закончил речь наставник мой высокийИ мне глядел в глаза, чтобы узнать,Вполне ли я постиг его уроки.
4Я, новой жаждой мучимый опять,Вовне молчал, внутри твердил: «Не делоЕму, быть может, слишком докучать».
7Он, как отец, поняв, какое тлелоВо мне желанье, начал разговор,Чтоб я решился высказаться смело.
10И я: «Твой свет так оживил мне взор,Учитель, что ему наглядным сталоВсе то, что перед ним ты распростер;
13Но, мой отец, еще я знаю мало,Что? есть любовь, в которой всех благихИ грешных дел ты полагал начало».
16«Направь ко мне, — сказал он, — взгляд своихДуховных глаз, и вскроешь заблужденьеСлепцов,[784] которые ведут других.
19В душе к любви заложено стремленье,И все, что нравится, ее влечет,Едва ее поманит наслажденье.
22У вас внутри воспринятым живетНаружный образ, к вам запав — таитсяИ душу на себя взглянуть зовет;
25И если им, взглянув, она пленится,То этот плен — любовь; природный он,И наслажденьем может лишь скрепиться.
28И вот, как пламень кверху устремлен,И первое из свойств его — взлетаньеК среде, где он прочнее сохранен,[785] —
31Так душу пленную стремит желанье,Духовный взлет, стихая лишь тогда,Когда она вступает в обладанье.
34Ты видишь сам, как истина чуждаПриверженцам той мысли сумасбродной,Что, мол, любовь оправдана всегда.
37Пусть даже чист состав ее природный;Но если я и чистый воск возьму,То отпечаток может быть негодный».
40«Твои слова послушному умуРаскрыли суть любви; но остаетсяНедоуменье, — молвил я ему. —
43Ведь если нам любовь извне даетсяИ для души другой дороги нет,Ей отвечать за выбор не придется».
46«Скажу, что видит разум, — он в ответ. —А дальше — дело веры; уповая,Жди Беатриче, и обрящешь свет.
49Творящее начало, пребываяВрозь с веществом в пределах вещества,Полно особой силы, каковая
52В бездействии незрима, хоть жива,А зрима лишь посредством проявленья;[786]Так жизнь растенья выдает листва.
55Откуда в вас зачатки постиженья,Сокрыто от людей завесой мглы,Как и откуда первые влеченья,
58Подобные потребности пчелыБрать мед; и нет хвалы, коль взвесить строго,Для этой первой воли, ни хулы.
61Но вслед за ней других теснится много,И вам дана способность править судИ делать выбор, стоя у порога.
64Вот почему у вас ответ несут,Когда любви благой или презреннойДадут или отпор, или приют.
67И те, чья мысль была проникновенной,Познав, что вам свобода врождена,Нравоученье вынесли вселенной.
70Итак, пусть даже вам извне данаЛюбовь, которая внутри пылает, —Душа всегда изгнать ее вольна.
73Вот то, что Беатриче называетСвободной волей;[787] если б речь зашлаО том у вас, пойми, как подобает».
76Луна в полночный поздний час плылаИ, понуждая звезды разредиться,Скользила, в виде яркого котла,
79Навстречу небу,[788] там, где солнце мчится,Когда оно за Римом для очейМеж сардами и корсами садится.[789]
82И тень, чьей славой Пьетола[790] славнейВсей мантуанской области пространной,Сложила бремя тяготы моей.
85А я, приняв столь ясный и желанныйОтвет на каждый заданный вопрос,Стоял, как бы дремотой обуянный.
88Но эту дрему тотчас же унесВнезапный крик, и показались тени,За нами обегавшие утес.
91Как некогда Асоп или Исмений[791]Видали по ночам толпу и гонФивян во время Вакховых радений,
94Так здесь несутся, огибая склон, —Я смутно видел, — в вечном непокоеТе, кто благой любовью уязвлен.
97Мгновенно это скопище большое,Спеша бегом, настигло нас, и так,Всех впереди, в слезах кричали двое:
100«Мария в горы устремила шаг,[792]И Цезарь поспешил, кольнув Марсилью,В Испанию, где ждал в Илерде враг».[793]
103«Скорей, скорей, нельзя любвеобильюБыть вялым! — сзади общий крик летел. —Нисходит милость к доброму усилью».
106«О вы, в которых острый пыл вскипелВзамен того, как хладно и ленивоВы медлили в свершенье добрых дел!
109Вот он, живой, — я говорю нелживо, —Идет наверх и только солнца ждет;Скажите нам, где щель в стене обрыва».
112Так встретил вождь стремившийся народ;Одна душа сказала, пробегая:«Иди за нами и увидишь вход.
115Потребность двигаться у нас такая,Что ноги нас неудержимо мчат;Прости, наш долг за грубость не считая.
118Я жил в стенах Сан-Дзено[794] как аббат,И нами добрый Барбаросса правил,О ком в Милане скорбно говорят.[795]
121Одну стопу уже во гроб поставилТот, кто оплачет этот божий дом,Который он, имея власть, ославил,
124Назначив сына, зачатого злом,С душой еще уродливей, чем тело,Не по уставу пастырствовать в нем».[796]
127Толпа настолько пробежать успела,Что я не знаю, смолк он или нет;Но эту речь душа запечатлела.
130И тот, кто был мне помощь и совет,Сказал: «Смотри, как двое там, зубамиВцепясь в унынье, мчатся им вослед».[797]
133«Не раньше, — крик их слышался за нами, —Чем истребились те, что по дну шли,Открылся Иордан пред их сынами.[798]
136И те, кто утомленья не снесли,Когда Эней на подвиг ополчился,Себя бесславной жизни обрекли».[799]
139Когда их сонм настолько удалился,Что видеть я его уже не мог,Во мне какой-то помысел родился,
142Который много всяких новых влек,И я, клонясь от одного к другому,Закрыв глаза, вливался в их поток,
145И размышленье претворилось в дрему.
Песнь девятнадцатая