Маленькие птичьи сердца - Виктория Ллойд-Барлоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Единственным, что я так и не смогла представить, был разговор между Витой и Ролло у них дома, когда они остались наедине. Пыталась ли она объяснить свои действия? Просил ли он ее об этом? Думаю, он даже не стал ее об этом просить; вернувшись из дома Аннабел, где им так и не удалось уговорить хозяев не сердиться, они просто пожали плечами – мол, что взять с этих гипертревожных родителей новорожденных – и принялись обсуждать, куда пойти ужинать. Вита приняла ванну и надела элегантное новое платье, а он так идеально выглядел в офисном костюме, что она попросила его не переодеваться.
– Ролс, дорогой, какой утомительный день! Ужасный день. Ты даже не представляешь, – наверняка сказала она и тут же перестала хмуриться, кокетливо улыбнулась и взяла его под руку: – А теперь пойдем скорее ужинать!
На следующий день мы с Дэвидом понесли цветы в горшках в фермерскую лавку. Там, в ярком свете ламп, мне показалось, что некоторые молодые растеньица выглядят чахлыми, но Дэвид со мной не согласился. Я сунула руку в один из горшков и нащупала крошки земли; те перекатывались ленивыми волнами и печально разбивались о мои пальцы; тогда я поняла, что цветы еще не готовы. Я взяла Дэвида за руку и заставила его пощупать землю, чтобы он тоже это почувствовал.
– Я вам не мешаю? – за моей спиной стояла Вита. На ней было пастельное обтягивающее платье, а на запястье болталась плетеная корзинка, которые в лавке выдавали на входе. Вита выглядела так, будто стилист нарядил ее как «женщину, собравшуюся за покупками», но она так и не нашла подходящую позу, которая сделала бы этот образ убедительным. Улыбаясь, она протянула руку Дэвиду, как королева подданному. – Я – Вита. Как поживаете?
Дэвид смотрел на нее очень внимательно. Медленно кивнул, затем молча показал ей свои грязные ладони. Его обычно дружелюбное лицо ничего не выражало. Она смотрела на него и моргала, стоя неподвижно с застывшей улыбкой на губах.
Повернувшись ко мне, он жестом показал: «Хорошо» и принялся аккуратно переставлять молодые растения обратно в поддон.
– Давайте я вас представлю, – сказала я и продублировала жестами. – Вита, это Дэвид, он работает со мной в теплице. Дэвид, это Вита, моя соседка, – Эдит Огилви писала, что «при дружеском знакомстве неплохо упомянуть об общем интересе или знакомом двух людей, которых вы друг другу представляете».
Я взглянула на Виту: та так и стояла с протянутой рукой. Перевела взгляд на Дэвида: тот с подчеркнутым сосредоточением выбирал цветы, и я ничего не сказала.
– Вам нравится здесь работать? – спросила Вита снисходительным тоном хозяйки, разговаривающей со слугами.
«Нравится» она произнесла как «нраица». Ее вопрос зазвенел в тишине и почему-то усилил ее.
Дэвид кивнул; он неотрывно наблюдал за ней, но руки заботливо расправляли листья растений в поддоне.
– Интересная у вас работа, правда? – продолжала она.
В этот раз Дэвид даже не кивнул. В углу его рта дернулась мышца и резко замерла. Он взял нагруженный поддон обеими руками, коротко взглянул на меня, кивнул в сторону теплиц и вышел.
– Он славный паренек, Вита, – сказала я. – Мы работаем вместе уже…
– Да-да-да, очень мило, – решительно оборвала она, словно я пустилась в ненужные объяснения и она больше не желала их слышать. – Я в тебе не сомневалась, Сандей, – она потянулась, взяла меня за руку и заговорщическим шепотом произнесла: – Дорогая, вижу Ричарда; можешь рассчитать меня, пока он меня не заметил? Он наверняка захочет поболтать, а я сегодня совсем без сил и просто не вынесу.
Однажды утром все тем же летом я спустилась и обнаружила Виту у себя на кухне: она была в пижаме и курила сигарету. По утрам Вита становилась другим человеком: как пациент, впервые вышедший на прогулку после долгого пребывания в больнице, она медленно шевелилась и мало говорила. Она любила сидеть на крылечке нашего дома или на своем, точно таком же, в пижаме Ролло или в своих красивых ночных рубашках, а иногда – мое любимое – в роскошном платье со вчерашних гостей и в прелестно-растрепанном виде. Мне нравилось видеть ее на этих крылечках в струящихся ярких шелках, падающих на строгий каменный пол, как вода или небрежно брошенная ткань. В мечтах нашего викторианского застройщика на этих крылечках наверняка стояли строгие родители и целый выводок аккуратных детишек с серьезными лицами и начищенными ботиночками. Вряд ли он представлял кого-то вроде Виты на своем крыльце, как не могла представить и я до ее переезда к нам. Вита всегда поражала взгляд: и когда сидела на крыльце сонная в шелковой пижаме, и когда стояла в моих тапочках, ярком мини-платье и с растрепавшейся вчерашней прической. Выкурив две сигареты – это был ее утренний молчаливый ритуал, – она постепенно приходила в себя. По утрам, когда к ней возвращался голос, она была самой язвительной, и мы с Долли смеялись над ее колкостями.
Вита пародировала местных, например, моего начальника почты, который ничего не говорил ей про погоду, как мне, а отвешивал робкие запинающиеся комплименты. Пародировала она и Филлис, ее крикливый звонкий голос, и ходила, зажав под мышкой воображаемую курицу. Но больше всего нам нравилось, как она изображала Банни, которая, конечно, принадлежала к более привилегированному классу, чем я, но все же не была настоящей богачкой, как владелец скотоводческих хозяйств Ричард, или обеспеченной светской горожанкой, как Вита и Ролло. Моя бывшая свекровь вышла за человека более высокого социального и финансового положения, и Вита разглядела это с первой встречи. Такое удачное замужество не бывает случайным, сказала Вита, и требует упорства; она высмеивала Банни за усилия, которые, как ей казалось, та приложила, чтобы влиться в клан Форрестеров. Меня она никогда не высмеивала, хотя я тоже была женой Форрестера родом из непривилегированной семьи, хоть и недолго пробыла в этом статусе. Изображая Банни, Вита делала страдальческое лицо и говорила полушепотом.
– Давайте говорить тише, ладненько? – говорила она. – Давайте говорить совсем неслышно, ясненько? Давайте все фразы произносить с вопросительным знаком, ладненько? Потому что у нас… – тут она встряхивала своей блестящей шевелюрой, тревожно оглядывалась и совсем тихо добавляла: – …много денег. И мы всего как будто немного стесняемся.
Пародия казалась особенно смешной, потому что Вита никого и ничего не стеснялась и была безоговорочно
