Прощание с Доном. Гражданская война в России в дневниках британского офицера. 1919–1920 - Хадлстон Уильямсон

– Поступило сообщение, что кавалерийский отряд большевиков численностью около тысячи человек продвигается из Богучар, – продолжал Коновалов. – Мы полагаем, что они вступят в контакт с нами в любой момент до наступления темноты, так что, чем скорее мы окажемся у своих пикетов, тем лучше.

Он отдал приказания и развернул коня, а другие всадники окружили его кольцом. Мы последовали за ними на автомашине, подскакивая на неровной колее в тылу у группы. До безопасного места оставалось еще две мили пути, и мы, наконец, потеряли казаков из виду, пока они неслись более коротким путем, но в конечном итоге и мы въехали в село, где Коновалов разместил свой штаб, примерно через час после отряда Коновалова и поужинали омлетом, супом с хлебом, маслом и вином, что подавала нам привлекательная девушка-турчанка по имени Айша.

Перед самым нашим приездом начался дождь, и сейчас он лил как из ведра. Когда мы поужинали, послышался глухой звук пушечного выстрела, и все вскинули голову, прислушиваясь. Вновь раздались выстрелы, а затем равномерный грохот перестрелки, за которым последовала пулеметная и винтовочная стрельба рядом с нами.

Казалось, поначалу никто не обращал на это внимания, но я заметил, что стали прибегать вестовые с донесениями от командиров кавалерийской группы Коновалова. Мой сосед наклонился ко мне.

– Говорят, красные в Журавке и вокруг нее, – сказал он.

Вероятно, красная кавалерия, которую они ожидали, получила подкрепление в виде других частей и теперь стала мощным и угрожающим формированием. Другие части красных, хотя и действительно все еще отходящие прямо на север от Нижнего Мамона, продвигались по нашим коммуникациям и были достаточно сильны, чтобы стать угрозой.

Интенсивность перестрелки возросла, нерегулярно вспыхивая и затихая, и мне показалось, что она стала приближаться. Тут я заметил пару перешептывавшихся офицеров и почувствовал, как атмосфера в штабе становится все более напряженной. Мой сосед заверил меня, что все в порядке.

– Мы отводим свои эскадроны для сосредоточения, – утверждал он. – Волноваться совершенно не о чем!

Поведение некоторых офицеров Коновалова не совсем вязалось с тем, что он говорил мне. Они все еще перешептывались, и я несколько раз уловил слово «большевик».

Турецкая девушка Айша все еще выполняла свои обязанности с неизменным выражением лица, но я все время видел, как ее глаза вспыхивали при взгляде на Коновалова. Было совершенно очевидно, что что-то висит в воздухе, и, даже пока задумывался, о чем же все они переговариваются, я заметил еще одну группу офицеров и поймал несколько тревожных взглядов в направлении атамана. До меня дошло, что ситуация, вероятно, более опасная, чем я полагал, и что красные серьезно угрожают нашим коммуникациям да и нашим нынешним позициям.

– Нам придется трудно, если ночью или рано утром нас атакует красная кавалерия, что обретается по соседству, – сказал Жеребков, а поскольку у меня не было желания попасться по неосторожности, я настоял не только на том, чтоб установить пушку «льюис» на «паккард» и заставить шофера каждые два часа заводить мотор, но также и позаботился, чтобы кони и солидный эскорт держались под седлом во дворе нашего жилья. Я знал, насколько безнадежно беспечны русские, и хотя уже были отданы приказы о более обширных мерах предосторожности, чем эти, ни один из них не был выполнен.

С наступлением темноты активность скорее возросла, чем спала, маленькие вспышки, а затем мощное крещендо огня доносилось в спокойном воздухе, когда у казаков сдавали нервы, и они вели беспрерывный огонь по любому – будь то друг или враг, – кто оказывался поблизости. И все это время атаман оставался внешне невозмутимым, а Айша развлекала нас рассказами о своей жизни в качестве медсестры Красного Полумесяца. Она трудилась у казаков-мусульман Кавказа и у большевиков, которые насильно заставили ее прислуживать им.

Примерно в 11 часов ночи мы все легли на пол, но перед тем как заснуть, атаман сказал мне с вялой, спокойной улыбкой:

– Спокойной ночи, мой майор, думаю, завтра утром мы увидим очень красивое кавалерийское сражение.

Вскоре после рассвета возобновилась стрельба, и храп коней в селе говорил о том, что предстоит атака на большую колонну красных, которые вступили в бой с частью нашей кавалерии не так далеко отсюда. Улицы были полны солдат, покидавших места ночлега и становившихся в строй, их обувь и одежда были забрызганы грязью, оставшейся от дождя. Они уже громыхали, строясь в полки на открытом месте за деревней, и через короткое время длинные их колонны позвякивали на пригорке примерно в миле отсюда. Их разведчики были уже от противника на расстоянии огня дальнобойных пулеметов, если судить по звукам, доносившимся с дальней околицы села, и иногда мы видели, как один из них поворачивал либо скакал туда-сюда вдоль бровки холма, обозначая тем самым, где залег враг. Я весьма надеялся, что мы увидим хороший пример кавалерийского боя, но то, что происходило, оказалось изрядно унылым делом.

Казачьи эскадроны, позвякивая, мчались по степи, а потом, одолев участок подъема на дороге, появилась красная кавалерия, за которой последовали пушки и колонна телег. Наши собственные орудия и подводы двигались им навстречу, издавая этот особый шелестящий шум колес по траве, и до того, как они осознали, где находятся, красные обнаружили, что по обоим их флангам находятся казаки, и тут началась беспорядочная стрельба. Командовавший казаками офицер был на бугорке, за которым расположилась батарея. В 100 ярдах от нее были два казачьих эскадрона ее прикрытия. Враг позволил завлечь себя в ложбину в двух милях отсюда.

Красная артиллерия открыла огонь, и казаки заколебались, когда среди них стали рваться снаряды. Упала какая-то лошадь, дергая ногами, потом, когда офицеры накинулись на казаков, стегая их саблями плашмя, подгоняя вперед, они стали занимать позицию, и мы увидели, как заблестели их похожие на серпы сабли.

Соседний эскадрон пронесся мимо нас, позвякивая снаряжением, поскрипывая кожей, кони храпели, и под крики и призывы офицеров они присоединились к общему движению вперед. По команде они одновременно обнажили свои сабли, и бег лошадей сменился на легкий галоп, потом они развернулись и помчались на соединение с другими частями, размахивая оружием и крича на скаку, и каждый боец, напрягшись в своем седле и устремившись вперед, рвался в бой. Когда они проскакали и достигли красных, рубанули сабли, и пара человек рухнула вниз из седел. Один из них сел, держась за голову, а казаки пронеслись мимо, кружась вокруг арьергарда красной кавалерии, и красные начали вскидывать руки до того, как два соединения плотно сомкнулись. Полетели вниз флаги, а за ними последовало и оружие. Еще несколько человек сползло с седел до того, как утихло возбуждение боя, потом казачьи эскадроны отпустили поводья и образовали цепь позади и по бокам от красных, крича и наезжая на своих пленников, чтобы построить их в линию, и вся масса начала медленно двигаться в нашем направлении.