Скорее счастлив, чем нет - Адам Сильвера
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Томас шагает ко мне:
– Длинный, я просто пытаюсь понять. Насчет этого Колина… Ну, который наорал на тебя в «Доме комиксов», а потом вы с ним на стадион пришли. Ты его забыл, но при этом помнил, кто он?
– Я забыл, чем мы с ним занимались, – отвечаю я.
Томас смотрит мне в глаза. Я отворачиваюсь.
– А со мной тогда что будет? Ты меня потом узнаешь хотя бы? Или забудешь о нашей дружбе?
– Все может быть. – Вот бы сейчас оказаться где угодно, хоть дома с Эриком, только не тут. – Я без понятия, как в Летео редактируют воспоминания.
Томас шмыгает носом. Я поднимаю взгляд. Его глаза покраснели и слезятся. Он не плакал при мне с тех пор, как его избил Брендан.
– Помнишь, – спрашивает он, – мы в июне наткнулись на митинг у Летео? Ты тогда согласился, что все зачем-то да нужно. Наша дружба совсем, получается, ничего не стоит? – Я не отвечаю. Он говорит Женевьев: – Я пошел.
На приглашение не тянет. Но она, напоследок взглянув на меня, уходит за ним.
Женевьев права, Летео не в силах дать мне то счастье, которого я хочу. Но лучше ничего не помнить и радоваться жизни, чем помнить все и умирать от тоски.
После смены я сразу иду домой, хотя Малявка Фредди издалека зовет меня поболтать. Навстречу мне из подвальной прачечной выходит мама, толкая перед собой тележку с кучей белья. Я отбираю у нее тележку, и мы идем к лифту.
– Заходили Женевьев и Томас. – Я стараюсь говорить спокойно.
Мама даже не пытается сменить тему или оправдаться:
– И Томас с ней пришел?
Я вызываю лифт.
– Ага. А ты только Жен отправляла?
– Она к тебе ближе всех, не считая нас, – отвечает мама. – Может, хоть ей бы удалось.
Может, и удалось бы. Но Жен, видимо, решила, что лучше прихватить с собой парня, с которым я хотел быть счастлив. Чем она думала?
– Аарон, мне надоело спорить. Я твоя мама и должна помогать тебе жить так, как ты хочешь. И я уже не смогла дать тебе отдельную комнату и хорошего отца без тараканов в голове. Но я не хочу снова терять сына.
Приходит лифт, но мы стоим, как стояли.
– Мне кажется, я такой же, как он.
– Нет, ты совсем другой. Ты добрый, хороший и слишком много пережил. Если ты уверен, если ты прямо сейчас обещаешь мне, что сможешь меня за это простить, я все подпишу.
Я обнимаю маму, снова и снова повторяя, что я хочу забыть, что мне нужно забыть, что ей не в чем себя винить.
– Постой, – произносит мама. Так я и знал. – Одно последнее условие. В субботу ты сходишь в гости к Кайлу.
Я увижу Кайла. Конечно, я согласен!
9
Кайл Лейк, единственный ребенок
В детстве у Кайла и Кеннета – они тогда были настолько похожи, что даже я их путал, – была игра под названием «Потехе час». Они еще не понимали пословицу «Делу время, потехе час», но наслушались ее от взрослых. Теперь они, придя домой из школы и не желая садиться за уроки, орали: «Потехе час!» – и могли целый час играть, валяться и развлекаться, а потом уже делать уроки или помогать по дому. Когда они стали подростками, «потехе час» стал значить право часик поныть на несправедливость мира и чтоб никто не нудел над ухом. Кому Кайл теперь будет ныть?
Чтобы устроить нам встречу, маме с Эванджелин пришлось попотеть. Мама подписала разрешение на встречу, соглашение о неразглашении и еще несколько документов, где написано, что она не имеет права говорить адрес Лейков никому, кроме меня.
Не знаю уж, какое там предусмотрено наказание. Как минимум она сама себе не простит, если все наши ринутся на поезд до Симпсон-авеню и оттуда повалят на Сто семьдесят четвертую улицу. Видимо, у Лейков после операции было реально туго с деньгами, иначе они бы переехали на дальний конец Квинса, а не за тридцать кварталов на север и парочку – на восток.
Наконец я подхожу к их многоэтажке. Рядышком – видеопрокат с табличкой «Мы переезжаем». Я трясущимися пальцами звоню в домофон.
– Кто там? – раздается голос миссис Лейк.
– Аарон.
Дверь тут же открывается. Я иду к квартире 1Е и дважды стучу. При виде меня мистер и миссис Лейк – забыл их имена – вздрагивают. Видимо, мое лицо до сих пор выглядит не очень. Как я, оказывается, рад их видеть! Хотя вроде почти о них и не думал. Но теперь вспоминаю, сколько раз у них ночевал и как миссис Лейк играла с нами в видеоигры. А когда мы всем классом ездили в зоопарк, мистер Лейк ехал с нами и всегда брал для нас каких-нибудь сладостей. Я обнимаю их обоих.
Мы заходим в квартиру. Мне больно видеть, насколько она непохожа на ту, где выросли все мои друзья: стены не ржаво-рыжие, а бежевые, на окнах решетки, как в тюрьме. В гостиной стоит огромный телевизор, хотя мистер Лейк только в прошлом году выиграл в лотерею плоскоэкранный. Игровые приставки остались, но диски Кеннета – футбол и викторины – убрали. В гостиной больше не висят часы в виде кошки, которые Кайл подарил Кеннету на их десятилетие. Как будто Кеннет даже не рождался.
– Хочешь ледяного чая? – предлагает мистер Лейк.
– Воды, если вам не сложно. – Ледяной чай навевает новые воспоминания: когда мы по субботам завтракали у Лейков, мы разводили чаем хлопья, потому что все ненавидели молоко.
Мистер Лейк приносит мне воду, а потом они с женой садятся напротив меня.
– Как вы? – спрашиваю я.
– Тебе честно? – уточняет мистер Лейк.
Я киваю, хотя правда мне не понравится.
– Каждый день – это ад, – говорит миссис Лейк. – Легче не становится. Видишь Кайла – и ждешь, что за ним тенью пройдет Кеннет. Я до сих пор иногда по утрам еле себя одергиваю, чтобы не попросить Кайла разбудить брата. Да, прошло десять месяцев, мы переехали, неважно. Мы потеряли одного из наших мальчиков, и это кошмар.
Мистер Лейк молчит. Раньше он всегда шутил, что Кайл на самом деле не Кайл, а блудный Кеннет из параллельной вселенной.
– Как Кеннет злился, когда его называли Кенни… – выпаливаю я. И тут же об этом жалею.
Мои откровения здесь
