Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра, знаменитого героя морских романов С.С. Форестера - Сирил Паркинсон

Он может часами мерить шагами шканцы, не говоря никому ни слова, и выглядит при этом задумчивым или даже меланхоличным, но как только появляется хотя бы намек на боевую акцию, он мигом преображается — глаза блестят, как стальной клинок и он готов на любое дерзкое предприятие, на любую рискованную комбинацию, чтобы обмануть неприятеля.

Я не мог бы выбрать лучшего корабля, чем «Сатерленд», и лучшего учителя морского дела, чем его капитан. Он часто приглашает нас, мичманов, отобедать с ним и всегда при этом показывает себя радушным хозяином. Чего мы на самом деле побаиваемся, так это приглашения к капитану на партию в вист, поскольку он отлично играет и жестко критикует игру своих партнеров. После каждой партии он обычно подробно разбирает все допущенные ими ошибки, что иногда просто невыносимо. К счастью, у нас достаточно лейтенантов, которые играют в вист, и нас, мичманов, приглашают нечасто. Сейчас наш корабль направляется в отдельное плавание и, может быть, нам удастся заработать еще немного призовых денег прежде, чем оно завершится. Не беспокойтесь насчет опасностей, потому что мы просто не обращаем внимания на французов, которые, по большей части, отсиживаются в портах или уступают нам дорогу. Передавайте от меня привет Джону, Саре и Пенелопе и, пожалуйста, потрепите за холку Ровера от моего имени. На следующий год мы должны вернуться в Англию для ремонта, так что есть надежда на отпуск. Тогда я расскажу вам обо всем более подробно, а пока знайте, что оба Хорнблауэра на этом корабле чувствуют себя хорошо, капитана глубоко уважают и любят все матросы, а мичман, я надеюсь, идет по его стопам и скоро станет отличным моряком и навигатором.

Передавайте мои наилучшие пожелания дедушке (должно быть, имеется в виду Джонатан Картер Хорнблауэр, инженер (1753–1815), работавший с Джеймсом Уаттом), дяде Джейбзу (Джейбз Картер Хорнблауэр (1744–1814), инженер) и всем моим друзьям в Уолсэлле.

Мои поцелуи матери и сестрам

Остаюсь, мой дорогой отец,

Вашим послушным сыном —

Дж. Хорнблауэр

Не каждому было дано иметь успех на должности командира линейного корабля. Некоторые офицеры, успешно командовавшие фрегатами, терпели неудачу, когда им доверяли больший корабль с более многочисленным экипажем. Хорнблауэр превратил «Сатерленд» в весьма эффективный корабль, с хорошо укомплектованной, отлично обученной и дисциплинированной командой, дух которой сильно поднялся благодаря маскараду, разыгранному с «Пемброком», и призовым деньгам.

Конечно, настроение команды несколько подупало после того, как пришлось спешно ретироваться из сухопутной экспедиции под Сельва-дель-Мар. То, что Хорнблауэру удалось вернуть на корабли всю высадочную партию, и при этом лишь несколько человек были ранены, стало известно каждому на эскадре, однако успешное отступление и победа — совсем не одно и то же. Несмотря на всю свою внешнюю уверенность, офицеры и флагманы знают, насколько необходим пусть и небольшой, но успех. Лейтон, который и был подлинным виновником этой неудачи, должен был догадываться, что хуже всего были настроения на его флагманском «Плутоне», который едва избежал катастрофы во время шторма у мыса Креус. Теперь адмирал должен был сделать что-нибудь и побыстрее, если он хотел, чтобы его эскадра оставалась действенной силой. Однако случилось так, что теперь одна ошибка влекла за собой другую, а попытки спасти ситуацию могли привести к большим опасностям, чем ошибка, которая привела к ее возникновению.

«Сатерленд» крейсировал без происшествий до самого Лионского залива и здесь, 18 августа, он встретил «Кассандру» (32 пушки), под командой капитана Фредерика Кука. Ветер был северо-восточным и «Кассандра», находясь на ветре, просигналила, что четыре вражеских линейных корабля находятся в четырех милях на ветре от нее. Было ясно, что «Кассандра» находилась в прибрежном дозоре на позиции близ порта Тулон, что французская эскадра вырвалась из порта и двинулась к юго-западу, а фрегат помчался впереди противника, чтобы держать его под наблюдением. Хорнблауэр сделал правильный вывод, что французы решили разделаться с эскадрой Лейтона, о присутствии и силах которой к тому времени уже стало известно в Париже. Поскольку силы французов были явно недостаточны для выполнения этой задачи, он решил подвести их в пределы досягаемости бортовых залпов «Плутона» и «Калигулы». Приказав «Кассандре» поставить все паруса и направиться на поиски контр-адмирала, он несколько уменьшил скорость, не спуская глаз с врага. В течение ночи с 18 на 19 августа Хорнблауэр потерял было контакт с противником, но снова обнаружил его на следующий день. К тому времени он направился к западу, по направлению к мысу Креус, с ветром, заходящим к юго-востоку, а французские корабли теперь находились под ветром и направлялись, по-видимому, к Барселоне.

К этому времени (19 августа) вновь появилась «Кассандра», которая, судя по всему, поддерживала связь флажными сигналами с эскадрой Лейтона, которая находилась дальше к северу, за горизонтом. Очевидно, французы заметили «Плутон», поскольку в это самое время они повернули и направились прямо в залив Росас. «Сатерленд» теперь находился прямо между кораблем французского адмирала и выбранным им убежищем и имел возможность нанести французам повреждения, достаточные, чтобы Лейтон мог догнать их. Французскую эскадру составляли (как это нам известно сейчас) «Виль де Бордо» (98 пушек) — флагманский корабль, «Медуза» и «Тюренн» (оба — 74-пушечные) и «Дидона» (80 пушек), под общей командой вице-адмирала Буве де Невшато, с контр-адмиралом Галуа, державшим свой флаг на «Медузе». Как только силы противника стали ясны, перед Хорнблауэром появилась возможность уклониться от сражения, предполагая, что французский адмирал намерен укрыться в Росасе, отстоявшем всего в шести милях. В том, что ему так или иначе придется сражаться, Хорнблауэр был почти уверен, но окончательное решение для него принес сигнал с «Плутона», отрепетованный «Кассандрой» — № 21, «Вступить в бой с неприятелем». Позднее Лейтон отрицал подачу этого сигнала, что могло случиться в случае ошибки на борту «Кассандры», однако Хорнблауэр воспринял это как приказ и притом вполне разумный в сложившихся обстоятельствах. Конечно же, было бы лучше, если бы Лейтон, находившийся в двадцати милях, смог бы подойти вовремя, однако обстоятельства сложились против этого, а вопрос о сигнале контр-адмирала был на самом деле несущественным, поскольку таковым на самом деле было решение Лейтона в любом случае. В конце концов, у командующего эскадрой оставалась возможность подать другой сигнал и отозвать «Сатерленд», чего он явно не сделал. В игре большой войны «Сатерленд» был всего лишь пешкой и сейчас был предназначен к принесению в жертву.