Правила убийцы - Джон Сэндфорд

В общем, полицейского не было у окна целых двадцать минут, хотя ему показалось, что прошло всего минуты четыре или пять. Когда он вернулся, то откупорил йогурт и посмотрел в окно. На улице мальчишка мыл отцовский автомобиль. Пес наблюдал за тем, как он работает. Больше ничего. Бешеный уже проехал.

А Бешеный подумал про себя: «Завтра вечером».

21

Когда Лукас подъехал, Карла сидела во дворе, завернувшись в старый джемпер и держа на коленях лист рисовальной бумаги. Дэвенпорт вылез из машины, прошел по сухим листьям, глубоко вдыхая кристальный воздух осеннего леса.

— Замечательный день, — сказал он и, сев рядом с ней, посмотрел на лист голубой бумаги, на котором она сепией рисовала падающие листья. — Очень мило.

— Я думаю — я, правда, не уверена, — но я думаю, что из этого получатся очень красивые ткани. — Она наморщила лоб. — Одна из проблем формы заключается в том, что наилучшая форма — это символ, но наилучшее искусство символов не содержит.

— Правильно, — сказал Лукас.

Он откинулся назад и растянулся на листьях, глядя в безоблачное синее небо. Легкий ветерок с юга морщил озерную гладь.

— Чушь какая-то, правда? — спросила Карла, улыбаясь, в уголках ее глаз появились морщинки.

— Почему, звучит вполне по-деловому, — ответил Лукас.

Он повернул голову и посмотрел на пучок маленьких зеленых растений, пробивавшихся сквозь опавшую листву. Лукас протянул руку и сорвал несколько блестящих зеленых листочков.

— Закрой глаза, — попросил он, протянув к ней руку и разминая листочки между пальцами. — А теперь понюхай.

Она втянула в себя воздух, улыбнулась и открыла глаза.

— Пахнет конфетами. Это зимолюбка?

— Да. Она растет здесь повсюду.

Карла взяла у него из рук листочки и снова понюхала.

— Господи, они пахнут свежестью.

— Ты не передумала возвращаться?

— Нет, — ответила она, и в ее голосе прозвучали нотки сожаления. — Я должна работать. У меня уже сотня рисунков, и мне пора начинать с ними что-нибудь делать. А потом я позвонила в картинную галерею в Миннесоте, там проданы две мои хорошие картины. И деньги уже ждут меня.

— Ты почти можешь зарабатывать этим на жизнь, — криво улыбнулся Лукас.

— Да, почти. Мне передали, что владелец галереи из Чикаго видел некоторые мои работы. Он хочет поговорить со мной по поводу заключения контракта. Поэтому мне надо ехать.

— Ты можешь вернуться в любое время.

Карла на минутку перестала рисовать и потрепала его по коленке.

— Спасибо. Мне бы хотелось вернуться сюда весной, может быть. Ты даже представить себе не можешь, что этот месяц сделал со мной. Господи, я здесь так здорово поработала, это не поддается никакому подсчету. Мне все это было необходимо.

— Поедешь во вторник вечером?

— Отлично.

Лукас встал и прошел к причалу, чтобы посмотреть на свою лодку. У него была лодка из стекловолокна примерно четыре с половиной метра в длину с двадцатипятисильным подвесным мотором. Небольшая, широкая, она как раз подходила для ловли маскинонгов. На корпусе выделялась полоса, где лодка начала обрастать.

Он снова поднялся на высокий берег.

— Мне нужно будет вытащить лодку из воды, прежде чем мы уедем, — сказал он. — Ею почти совсем не пользовались. Бешеный загубил всю осеннюю рыбалку.

— А я слишком увлеклась походами в лес, чтобы кататься на ней, — проговорила Карла.

— Может быть, поедем порыбачим? Прямо сейчас.

— Конечно. Дай мне десять минут, я только закончу рисовать. — Она подняла голову и взглянула на озеро. — Господи, какой денек!

Днем после обеда они снова пошли в лес. На поясе у Карлы был пистолет. Стоя у подножия холма и стреляя в откос с расстояния в Двадцать метров, она восемнадцать раз подряд попала в круг размером с большую мужскую ладонь. Круг находился прямо в центре человеческого силуэта, который она начертила на песке. Выстрелив в последний раз, она поднесла дуло пистолета к губам и как бы сдула несуществующий дымок.

— Ну что ж, это приличный результат, — сказал Лукас.

— Прилично, только и всего? А я-то думала, что это отличный результат.

— Нет, только приличный, — повторил Лукас. — Если тебе когда-нибудь придется воспользоваться этим пистолетом, ты должна будешь принять решение в доли секунды, возможно, в темноте, возможно, в тот момент, когда на тебя набросится убийца. Это совсем другое дело.

— Господи, тогда зачем все это?

— Погоди-ка, — поспешно заметил Дэвенпорт. — Я вовсе не хотел преуменьшить твои достижения. У тебя и вправду хорошо получается. Но не стоит зазнаваться.

— Все равно у меня здорово получается. — Она хитро улыбнулась. — Ну а как тебе нравится кобура? Правда, миленько получилось, а?

На черном нейлоне кобуры она вышила розочку.

Поздно ночью Карла, лежа с Лукасом в постели, подула ему в пупок, потом посмотрела на него и проговорила:

— Это лучший отпуск, какой у меня когда-либо был. Включая следующие два дня. Мне хочется задать тебе вопрос, но я боюсь им все испортить.

— Не бойся. Ни один вопрос ничего не испортит.

— Ну, тогда я начну с преамбулы.

— Я просто обожаю преамбулы, надеюсь, что в конце будет постскриптум. Индекс тоже сойдет, или можно...

— Замолчи и послушай. Помимо милого времяпрепровождения, я здесь проделала огромную работу. Мне кажется, что я преодолела какой-то рубеж. Думаю, что из меня получится настоящая художница, не как раньше. Но я уже встречала мужчин, похожих на тебя... есть один художник в Сент-Поле, он в некотором роде очень похож на тебя... а ты со временем переключишься на других женщин. Я это знаю, и у меня нет претензий. Но, когда это произойдет, сможем ли мы остаться друзьями? Смогу ли я снова приехать сюда?

Лукас рассмеялся.

— Ну вот, такой малюсенький вопросик начистоту — и все мои силы улетучились.

— О, это мы поправим, — ответила она. — Но мне хотелось бы знать...

— Послушай. Я не знаю, что с нами будет дальше. У меня были взаимоотношения с несколькими женщинами, и многие из них все еще дружны со мной. Кроме того, две из них до сих пор приезжают сюда. Ну, не на месяц, как ты, а на выходные. Иногда они даже остаются на ночь. Иногда нет, если наши взаимоотношения изменились. Мы просто гуляем. Так что...

— Хорошо, — проговорила она. — Когда все закончится, я плакать не стану. Более того, скоро я буду так занята, что не знаю, смогу ли я и дальше поддерживать наши взаимоотношения. Но мне бы хотелось сюда когда-нибудь вернуться.

— Ну конечно же. Поэтому мои друзья и называют это место ловушкой для кошек — ой! ой! Отпусти меня...

— У тебя найдется минутка времени?

В дверь заглядывал Слоун. Во рту он держал пластиковую палочку, которая заменяла ему сигарету.

— Конечно.

Лукас приехал в Миннеаполис настолько расслабленным, что ему казалось, что у него нет позвоночника. Это ощущение длилось всего пятнадцать минут, когда он вошел в главное полицейское управление, поговорил с Андерсоном и получил всю свежую информацию. Пока он дошел до своей комнаты, это настроение улетучилось.

— Ты помнишь, как я рассказывал про владельца галереи восточных искусств? — проговорил Слоун, усаживаясь на свободный стул.

— Да. Там что-то есть?

— Кое-что. Но я пока не уверен. Может быть, ты с ним поговоришь?

— Если это поможет.

— Думаю, поможет. Мне больше удаются уговоры. А на этого приятеля нужно поднажать.

Лукас взглянул на часы.

— Сейчас?

— Да. Если у тебя есть время.

Когда они вошли, Алан Нестер стоял к ним спиной, согнувшись над тонким фарфоровым блюдом. Лукас огляделся. На паркетном полу лежал восточный ковер. На полках из светлого дуба стояло всего несколько предметов из фарфора, керамики и жадеита. То, что вещей было немного, говорило о том, что где-то недалеко имелось нечто вроде кладовой или склада. При звуке дверного колокольчика Нестер вздрогнул и его длинное лицо сморщилось.

— Сержант Слоун, — сердито проговорил он. — Я вам ясно сказал, что мне вам нечего сообщить.

— Я подумал, что вам следует поговорить с лейтенантом Дэвенпортом, — произнес Слоун. — Возможно, ему удастся объяснить вам ситуацию более доходчиво.

— Вы знаете, какое преступление мы расследуем, и у сержанта Слоуна сложилось впечатление, что вы что-то утаиваете, — сказал Лукас. Он взял в руки хрупкую фарфоровую вазочку и начал ее разглядывать. — Такое положение вещей недопустимо... И, прошу прощения, мне не хотелось бы, чтобы мои слова прозвучали резко. Но дело в том, что нам нужна вся информация. Абсолютно вся. И если вы что-то утаиваете, то наверняка эта информация имеет значение, иначе вы не стали бы себя так вести. Вы понимаете, о чем я говорю?