Исповедь якудзы - Дзюнъити Сага

Знаете, во время войны ощущалась нехватка складских площадей, и многие товары, закупленные для снабжения армии, хранили на гражданских складах или вообще в частных домах. Интенданты размещали в них товары по группам — в один склад только одеяла, в другой — обмундирование, в третий — консервы, в четвертый — машинное масло и так далее. Но когда война закончилась, законные владельцы имущества исчезли и никто не видел большого греха в том, чтобы прибрать бесхозный товар к рукам и как-то поддержать себя в тяжелое время.

На пристани у нашей базы скопилась масса леса. Во время войны лес реквизировали где только возможно — в результате на пристани лежали целые штабеля из бревен. Военно-морское ведомство использовало древесину для постройки и ремонта лодок, но еще оставались существенные излишки, и армейские интенданты приспособились жечь из леса древесный уголь и распределять его среди офицеров военно-морских сил, а часть угля продавали на сторону…

Я знаю это совершенно точно, — продолжал рассказчик, — потому что еще во время войны меня распределили в помощники к человеку, ответственному за производство древесного угля. Поблизости от территории базы выстроили три специальные печи для обжига древесного угля, мы изготавливали уголь и паковали тюк за тюком. На обжиг шла даже отличная древесина бука и дуба, большинство горожан уже успели забыть про древесный уголь такого качества!

Но признаюсь честно — то, что я работал внутри базы, вовсе не значит, что я жил вровень с офицерским составом. Господа офицеры, вот кто действительно наслаждался жизнью, особенно те, кто отвечал за снабжение камбузов — так моряки называют самую обычную кухню. У них было все, о чем голодный человек может только мечтать, — мясо, рыба, всякие разные овощи, готовые пайки для офицерского состава…

Я всегда старался заполучить и себе хоть немножко от этого изобилия и частенько подкармливал девушек, которые работали на базе. Представляете, туда призвали даже совсем девчушек со средних курсов колледжа, и у большинства из них дома было шаром покати, все они недоедали и были ошеломлены здешним изобилием продуктов…

У офицеров имелся доступ к еще одной роскоши военного времени — угольным брикетам. Их изготавливали из каменного угля — угольную массу добывали в шахтах и доставляли для дальнейшей переработки в брикеты. Брикетов на складах было столько, что за всю жизнь не истратить, но к обычным гражданским лицам они никогда не попадали. Те, кому повезло раздобыть настоящего каменного угля, обычно жгли его целиком — без всяких брикетов.

Как-то меня вызвал к себе лейтенант из отдела снабжения, — продолжал рассказ Сабуро, — и поставил начальником над бригадой из двадцати человек. Нашей задачей было наладить производство угольных брикетов непосредственно на базе. Я удивился и предложил лейтенанту закупать брикеты по дешевке, напрямую у моего знакомого поставщика, но он все равно остался при мнении, что делать брикеты прямо на месте — отличная идея.

— Послушай, довольно нам бегать к поставщикам, — объяснил он. — Я люблю все делать сам, иногда даже делаю детишек чужим женам!

Он здорово подстегнул мое самолюбие, и я принялся налаживать производство брикетов. Это сложный процесс — сперва каменный уголь измельчают в порошок, потом делают из порошка пасту, добавляя воду и клейкую глину, а если масса оказывается недостаточно вязкой — то ее дополняют порошком из водорослей, например из красных морских водорослей. Остается только придать массе правильную форму и высушить — и, пожалуйста, угольный брикет готов!

Но человеческие силы не безграничны, за смену мы успевали произвести не слишком-то много. Поэтому я вспомнил про одного знакомого — мастеровитого парня из Тибы, он говорил, что они делают агрегаты для производства угольных брикетов. Я рассказал об этом лейтенанту и предложил закупить такую машину для нужд базы. С этим агрегатом мы сможем обеспечить брикетами весь командный состав, а может, и других желающих…

Лейтенант с энтузиазмом согласился, я отправился к своему знакомому и стал просить его сделать такой агрегат. Он очень удивился и ответил, что они больше не делают подобных машин, потому что на них нет спроса. Я же отвечал — мол, у меня приказ! Приказ есть приказ, так что как хотите, но быстренько соберите агрегат, военные заплатят любую цену.

Наконец мне удалось убедить их, они согласились, но назначили за машину до чертиков высокую цену — запросили целых семнадцать тысяч. Я согласился, потому что не скопидом, я вообще такой человек — мне чужих денег никогда не жалко. Два дня мастеровые благодарили меня честь по чести: укладывали с гейшами на мягкие подстилки, кормили, поили, да так, что я потом целую неделю маялся головной болью!

Прошло какое-то время, они закончили мастерить агрегат для производства угольных брикетов, и я опять пошел к лейтенанту, чтобы получить средства на оплату работ. Но вместо наличных денег лейтенант вручил мне только бумажку с печатью — ордер на реквизицию механизма!

Вот такие дела…

На горемычного владельца сборочного цеха было жалко смотреть, он как увидел ордер, так сразу залился горючими слезами. Понимаете, ордер на реквизицию для нужд армии — полезная штука. С таким ордером можно забрать у человека все что угодно, — хоть автомобиль, хоть корову, хоть лошадь или рыбацкую лодку, словом, все, что тебе приглянется, — а вместо платы оставить хозяину этот жалкий обрывок бумаги. Если же человек пытался оказать сопротивление, можно было смело вызывать военную полицию, и его, не мешкая, арестовывали!

Я тоже чувствовал себя ужасно неловко — после всех этих возлияний, обедов, танцовщиц и певичек. Я же прекрасно понимал, какие они понесли расходы, но помочь им мне было нечем. Наоборот, они помогли мне загрузить агрегат в грузовик и увезти. Агрегат работал на славу, за раз выдавал по тридцать брикетов! Знаете, такая производительность впечатлила даже нашего лейтенанта. Он пообещал исходатайствовать мне награду — медаль, как за участие в настоящем сражении, а офицерские жены были от новых брикетов в полном восторге!

— Неужели на базе действительно было столько всякого добра? — недоверчиво переспросила Окё и склонила голову к плечику, подозрительно разглядывая рассказчика.

— Именно так, поверьте, господа офицеры и всякие интенданты нажили целые состояния на том, что разворовывали все подряд…

— Эх, знал бы я раньше, точно пристроился бы работать на базу, — вздохнул кто-то из слушателей.

— Об этом я и говорю! Надо быть полным дураком, чтобы сидеть сложа руки и глазеть, как другие наживаются. Но, скажу я вам, мы всего лишь мелкие сошки — где уж нам прокрутить по-настоящему серьезную аферу! Люди из высших классов, вот кто может воровать действительно по-крупному! У нас на базе тоже пригрелось несколько серьезных деляг… — Сабуро сделал паузу, отхлебнул чая, обвел слушателей взглядом и продолжал:

— Конечно, главным ловкачом был сам лейтенант. Он был просто артист в таких вопросах! Накануне капитуляции, посреди ночи он лихо избавился от своей военно-морской амуниции — выбросил меч, фуражку, эполеты, форму — словом, все, что могло выдать в нем морского офицера. Потом собрал младший состав базы и обратился к нам с речью:

“Я знаю, что наш войсковой склад, как и любой другой склад, находящийся в ведении военно-морских сил и авиации, надлежит взорвать раньше, чем сюда доберутся американцы. Поэтому мне потребуется ваша помощь. Я знаю, что все вы устали и мечтаете скорее оказаться дома, поэтому я не прошу вас остаться… Я просто предлагаю заработать всем, кто поможет нам эвакуировать грузы! Буду платить жалованье размером пятьсот иен в день…”

У нас буквально глаза на лоб полезли от такого щедрого предложения. Ведь наше официальное жалованье на базе составляло всего-то тридцать иен, причем за целый месяц! На базе было человек пятьдесят, занимавших должности примерно моего уровня, и все мы чуть ли не прыгали от восторга. Наша работа заключалась в том, чтобы таскать тяжелые грузы и загружать их в железнодорожные вагоны. На базу было подведено огромное количество боковых и запасных подъездных путей, каждое утро нам подавали под загрузку десятки порожних товарных вагонов.

Большей частью мы грузили стальные листы, болванки из латуни и меди, пластины дюралюминия и прочие ценные авиационные сплавы, которые используют для производства осей самолетов и прочих технических нужд. Только потом я узнал, что каждая такая болванка стоит больше тысячи на черном рынке! Но сколько бы эти железяки ни стоили, они были чертовски тяжелыми, и поясница начинала ныть раньше, чем мы успевали наполнить хотя бы один вагон.

Тут есть забавный нюанс… Я как последний дурак считал, что все это добро офицер хочет сдать оккупационным властям и выслужить у них какие-то поблажки. А этот сукин сын, оказывается, уже решил, что для американцев куш будет слишком жирным, и собирался припрятать складские сокровища до того, как представители оккупационных властей заявятся на склад, чтобы потом по-тихому продать на черном рынке в розницу. А мы кинулись помогать ублюдку и день за днем вкалывали как жалкие рабы, пролагая ему путь к богатству…