Вооруженные силы Юга России. Январь 1919 г. – март 1920 г. - Антон Деникин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подписали: Н. Астров, М. Бернацкий, В. Степанов, В. Челищев, В. Юрченко, М. Федоров.
В тот же день получен был мною доклад председателя «Особого совещания» генерала Лукомского, затрагивающий «главнейшие вопросы, по которым необходимо знать (мое) мнение». Генерал Лукомский писал:
«1. Наиболее животрепещущий вопрос для данного момента — это наша неудача на фронте.
При неудаче всегда масса (и на фронте и в тылу) ищет виновников. Конечно, этим дела не исправишь, да и занятие, которое, хотя нервирует массу и создает известное настроение и в армии, и в тылу, довольно болезненное, ибо дела не исправит.
Но если для массы это занятие бесполезное, надо помнить, что известное настроение и впечатление от этой же массы передается и тем, от коих очень многое может зависеть.
Одни обвиняют Ставку, другие «Особое совещание». Те, кои обвиняют «Особое совещание», в свою очередь, разделяются на два лагеря: одни ругают за слишком правое направление, другие — за слишком левое направление.
Лично я думаю, что виновны обе стороны: и Ставка, и «Особое совещание».
Ставка, правильней штаб, виновен тем, что не организована была военная сила в тылу, что допущено было чрезмерное продвижение войск вперед без соответствующего устройства тыла (и в военном и в гражданском отношении) и что, по-видимому, штаб не знал состояния войск.
«Особое совещание» (главным образом, Управление внутренних дел) виновно тем, что не справилось с устройством тыла[194].
Это я отмечаю не с целью искать виновных, а для того, чтобы предостеречь от опасности искать причину неудачи в области политики.
А эта опасность есть.
И. П. Романовский на этих днях сказал мне примерно следующее: «Мы с вами несколько расходимся в наших политических воззрениях, и я не могу умолчать, что, по моему глубокому убеждению, мы сорвались на том, что в Малороссии фактически проводили слишком правую «гетманскую» политику.
Н. И. Астров, представляя свою записку об изменении политического курса, также считал, что одна из причин неудачи — это неправильная политика.
Я лично считаю, что здесь не в политике дело, а в том, что мы не умели устроить тыла, не умели и не могли обуздать грабежи и насилия, чинившиеся и войсками, и Государственной стражей, и органами контрразведки.
Если же мы теперь начнем менять политический курс, то попадем в еще более тяжкое положение.
2. Реорганизация «Особого совещания».
Сговориться с казаками теперь будет трудно. Вчера мне Харламов сказал: «Не скрою от вас, что настроение среди членов конференции несколько изменилось и некоторые говорят так: когда Добрармия занимала Орел, то с нами не церемонились и говорили очень твердым языком; теперь пора и нам заговорить другим языком».
Но если б даже разговоры с казаками шли гладко, вряд ли теперь своевременно создавать всю ту постройку, которая намечалась.
Н. И. Астров настойчиво доказывает (а Федоров к нему присоединяется), что «Особое совещание» отжило свой век, что теперь надо создать небольшое деловое правительство (из пяти-шести начальников главнейших управлений) и через него Вашему Превосходительству управлять всеми «министерствами». При таком небольшом «волевом» (как выражается Н. И. Астров) правительстве должен быть законосовещательный орган.
Этот вопрос члены «Особого совещания» просили поставить на обсуждение в присутствии Вашего Превосходительства.
Сегодня был у меня П. Б. Струве. Говорит, что все (и правые, и средние, и левые) ругают «Особое совещание».
Что, по его мнению, надо положить руль направо и, отметая всякое соглашательство, твердо проводить военную диктатуру.
Должен сказать, что с эвакуацией начальников управлений в Новороссийск, а управлений — в Крым дело осложняется чрезвычайно.
Ясно, что «Особое совещание» действительно надо реорганизовать, но как — это сказать трудно».
Эти два документа поставили вновь и весьма остро вопрос об «Особом совещании». Было ясно, что дальнейшее существование его становится невозможным психологически. Кроме того, и в техническом отношении общая обстановка требовала действительно большей концентрации власти, сокращения и упрощения ее органов.
Приказом моим от 16 декабря была проведена реорганизация управления, вылившаяся в такие формы:
1. «Особое совещание» упразднено.
2. Упразднены Отдел законов и Управление продовольствия, самостоятельный Отдел пропаганды подчинен начальнику Управления внутренних дел, и должности начальника военных сообщений и начальника путей сообщений соединены в одну; точно так же соединены в одно ведомства морское и военное.
3. Учреждена новая должность главного начальника снабжений, к которому перешли функции военного снабжения, санитарной части и общего продовольствия.
4. Образовано правительство из глав шести ведомств (военно-морского, внутренних дел, финансов, сообщений, снабжении, торговли и промышленности, юстиции)[195].
5. Начальник Управления иностранных дел и Главный контролер подчинялись непосредственно главнокомандующему; начальники Управлений земледелия и землеустройства, народного просвещения и исповеданий, также не входя в состав правительства, по вопросам, превышавшим их права, должны были входить с представлением к последнему.
6. При правительстве учреждалось «Совещание по законодательным предположениям.
Несравненно труднее обстоял вопрос о политическом курсе и составе правительства… Я ответил на него оставлением в силе данного мною «наказа» и оставлением в должности генерала Лукомского, стоявшего во главе правительства в течение нескольких месяцев — деятеля правого, но официально не носившего партийного штампа. При указанных выше условиях менять главу правительства не имело смысла.
Этот мой шаг произвел в свое время большое впечатление на общественные круги и вызвал всевозможные толки и догадки относительно внутренних, «скрытых» побуждений, вызвавших его.
Ближайшие дни показали, что и либеральная группа «Особого совещания» не вполне правильно восприняла свершившееся.
Отступление продолжалось, штаб Добровольческой армии перешел уже в Таганрог, и Ставка перенесена была временно в Ростов. Председатель правительства генерал Лукомский на первом же докладе сообщил мне, что либеральная группа «Особого совещания» обратилась к нему с просьбой ввести в состав правительства… А. В. Кривошеина и инженера Чаева[196]. Не сказав ни слова, я утвердил их назначения. Эта капитуляция побудила меня при ближайшей встрече с моими бывшими сотрудниками по «Особому совещанию» (либералами) бросить им фразу, выражавшую удивление и укор… В ответ один из них писал в то время генералу Романовскому:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});