Расследование - Алексей Иванников

Он подтверждал самое главное, но теперь дело выглядело иначе и уже я сам по-другому ощущал его: обнаруженные так поздно залежи – самого опасного состава и концентрации – ошеломили и почти раздавили меня: я пока ещё не полностью пришёл в себя, но совершенно очевидно, что ситуация кардинально менялась. Даже если бы я захотел представить на общий суд хоть часть обнаруженных фактов – то вряд ли получил бы такую возможность: слишком большие силы и безусловно деньги оказались замешаны во всём, что окружало память Р., а выход в политику – так явно продемонстрированный накануне – вообще ставил крест на затее. Светлый первоначально образ темнел и покрывался тенью, из которой высверкивали искры адского огня и несло чуть ли не серой, сгорающей в инфернальном пламени, не щадящем ничего вокруг: здесь были либо жертвы огня, либо мерзкие пауки и прихлебатели, наделённые как минимум защитой от тёмной силы – либо являющиеся сами её представителями и агентами, и в такой компании я чувствовал себя неуютно.

Мне требовалось разобраться в ощущениях: если вначале Р. выглядел безусловным гением и героем поколения, то теперь ореол героичности полностью померк и испарился, и только сами роли – в лучших образцах и проявлениях – могли служить оправданием грязи и копоти, обнаруженной под тонким слоем штукатурки; умелые мастера не могли, конечно же, целиком замазать гнилое тухлое основание, и в конце концов мне удалось добраться до главного, глубинного слоя, только теперь отношение к Р. претерпело изменения: я начал замечать охлаждение жажды, столь сочно описанной У., и в большей степени охотничий азарт поддерживал меня в неблагодарном спорном деле.

«Вы рассказали о нём всё: что только можно?» – «Почти.» – Он почему-то замялся. – «Есть ещё что-то личное?» – По вспыхнувшему взгляду я понял, что не ошибся. – «Есть. Он соблазнил и бросил мою невесту. Пока я мотал за него срок.» – «Но после выхода на свободу вы… возобновили дружбу?» – «Нет. Я встречался, чтобы выяснить отношения.» – «И что же?» – «Он уже был под защитой: и ясно дал мне это понять. А в зону мне больше не хотелось.» – Он становился сумрачнее и тяжелее: воспоминания действовали не лучшим образом на него самого, и я понял, что добрался до дна пропасти; я не собирался продолжать почти видимую пытку. Но кое-что я решил уточнить. – «Скажите: а насколько опасен может быть А.?» – «А.? Он всё может. И если вам жить охота: лучше с ним не связывайтесь.» – Он пристально посмотрел мне в глаза. – «Мне пришлось с ним встретиться: как раз вчера почти в это время.» – Он испуганно отпрянул. – «Вы с ним договорились?» – «К сожалению, нет: он слишком грубо вёл себя.» – Его глаза почти округлились. – «Но вы не проболтались: что придёте сегодня ко мне?!» – «Вашего имени я не называл.» – «Но он мог и «хвоста» пустить!» – Он вскочил с места и прильнул к окну, рассматривая идущих – в поисках возможной опасности. Неожиданно он обернулся. – «Убирайтесь отсюда! Я не хочу из-за вас попасть на тот свет: раньше положенного срока!» – Несмотря на хилость он двинулся на меня – как ящерица, широко открытой пастью старающаяся испугать противника; я сразу же поднялся: мне не требовалось собирать вещи и одеваться: медленно отступая я добрался до входной двери. – «Спасибо за информацию. И прощайте.» – Он хмуро молчал, и я даже не стал протягивать ему руку: я быстро нащупал собачку и отодвинул её; темнота и неизвестность коридора пугали, но мне пришлось шагнуть туда, и сразу с громом дверь захлопнулась, оставив меня одного посреди напряжённого замкнутого пространства.

Спускался я с помощью лифта: если меня и подстерегала угроза, то гораздо проще было организовать засаду на лестнице, где вряд ли кто рискнул бы – даже при самой яростной стрельбе – высунуть нос из квартиры. На первом этаже я огляделся: посторонних вокруг не было и никто не спешил вниз по ступенькам, что могло означать припозднившуюся погоню, с задержкой обнаружившую пропажу.

Потом я аккуратно выглянул на улицу: женщина с коляской вряд ли могла представлять угрозу, так же как и двое подростков, возившихся у соседнего подъезда с собакой; вблизи я никого больше не заметил, но в действительности это ничего не значило: «хвост» мог быть приставлен с чисто разведывательной целью, и притаиться где-нибудь в кустиках с биноклем в руках ему ничего не стоило.

Я решил проверить обстановку: уж слишком легкомысленно я вёл себя пока, и не исключалось, что мне просто везло, а масштабы суматохи – поднявшейся по моей вине – достаточны для вполне осознанных и серьёзных действий; я немного знал методику сыскной работы: и сегодня же решился выяснить, не нахожусь ли я на самом деле под «колпаком»: тогда вся работа теряла смысл и только ставила под удар чужих посторонних людей, масштабы же опасности для меня самого вырастали десятикратно.

Я понял, чем мне следует заняться: надо было попутешествовать по городу, меняя маршруты и направления движения, непременно с использованием транспорта: приставленный соглядатай рано или поздно обнаружил бы себя, и если бы даже он передвигался на машине, то уж в метро-то подобная экипировка не играла никакой роли. Сначала я решил опробовать автобус: по пути к дому У. я запомнил остановку, и не спеша двинулся в том направлении. Это не могло возбудить возможного шпика: я просто возвращался той же дорогой, по которой попал сюда, а расслабленная походка подтверждала спокойствие и усталость. Боковым зрением я изучал обстановку справа и слева: здесь уже было достаточно людно, и “хвост» вполне мог загримироваться под взрослого мужчину или даже женщину: сразу несколько человек шли за мной по улице, представляя невнятную потенциальную угрозу.

На автобусной остановке находилось человек восемь: и шпик мог оказаться и среди мирно ждавших местных жителей. Не спеша я водил взглядом по окрестным домам, анализируя ситуацию: ещё две женщины и мужчина задержались невдалеке, и уже в нетерпении я стал ждать автобус.

Здесь останавливался лишь один маршрут, и повода для задержки я не имел никакого; в подкативший полупустой «икарус» я забрался через заднюю дверь. Тут же я и встал: весь автобус находился под моим наблюдением, и интерес к моей персоне выявился бы значительно проще. Мы двигались по широкому проспекту: легковые машины догоняли и обгоняли нас, и в одной из них вполне могла находиться погоня, пока скрытая и неявная. Я решил достичь ближайшей станции метро: уж там бы машина потеряла очевидное преимущество. Аккуратно и осторожно я разглядывал салон, не задерживаясь слишком надолго ни на одном предмете: вроде бы никто не заглядывался в мою сторону, и пока я мог не беспокоиться.

Неожиданно я похолодел от испуга: опустив взгляд чуть ниже обычного, я заметил глаза: пристально и даже странно женщина – из вошедших со мной в автобус – глядела прямо на меня, открыто и беспардонно. Слишком уж явно она выдавала себя: из осторожности я отвлёкся от немой перестрелки, испытав сразу облегчение; здесь – скованная толпой – она не смогла бы ничего сделать. Спасение следовало искать в метро: я надеялся, что на остановке под прикрытием толкучки мне удастся ускользнуть от преследования.

Почти так мне и удалось сделать: я затесался в середину шумной толпы, высыпавшей у ближайшей станции, и оглядываясь на женщину – разумеется, оказавшуюся рядом – попытался проскочить раньше всех. Я протискивался между спинами и даже отдавил кому-то ноги: главное было успеть на поезд раньше преследовательницы, всё отстававшей и терявшейся где-то в хвосте; спустившись по эскалатору я обернулся: на самом верху мелькало её зелёное платье, и специально я проследил – успеет ли она заскочить в двери моего поезда? но с облегчением я увидел, что она осталась снаружи: мне удалось оторваться и уйти – теперь уже окончательно – от «хвоста», так бездарно и глупо организованного: на первом же повороте я далеко вырвался вперёд.

Однако радовался я недолго: после третьей остановки я снова обнаружил повышенный интерес к своей персоне: теперь на меня посверкивал глазками невзрачный мужичонка, как раз годившийся для подобной работы. Он пристроился у соседней двери и как бы нехотя приоткрывал и снова захлопывал глаза: вроде бы он не присутствовал здесь, и всего лишь ехал рядом; однако столкнувшись со мной взглядом он сразу отвёл его в сторону. Положение выглядело серьёзнее, чем я представлял себе: значит, охота пошла уже настоящая, с применением сразу нескольких агентов? Мне стало интересно: а нет ли ещё кого-то, и тщательно и аккуратно я стал рассматривать остальных попутчиков. По всем признакам, однако, вряд ли кто-то был нацелен на выполнение щекотливой и тонкой миссии: никто так и не проявил заинтересованности: шпик находился в одиночестве, и он явно уступал мне в силе. Хотя он мог обладать пейджером или радиотелефоном: тогда погоня имела шансы на успех, и я оказывался слаб и почти беззащитен.