Пылающий горизонт Юго-Восточного фронта - Владимир Карагодин

Пробежав несколько десятков метров, я заметил, как меня обогнали два бойца налегке.

– Стойте, помогите «АГС» дотащить! – крикнул я им, но они, отвернувшись в сторону, продолжили движение.

«Вот суки, это они так наш отход прикрывают…»

Наш отход «прикрыли» с другой стороны… вернее – накрыли. Начали работать «укровские» миномётчики, мины уже ложились на наших позициях, где мы оставили «Утёс».

В небе над моей головой стали разрываться яркие вспышки, словно фейерверки, они распадались на множество огоньков – это была шрапнель. Как поговаривали спецы, новые друзья Украины поставляли им устаревшее и списанное оружие, а они в свою очередь, не скупившись, осыпали наши головы вот такими гостинцами.

Утратив осторожность из-за усталости, я, шагая как по бульвару, наблюдал за смертоносным салютом, который одаривал нас не только яркими огоньками, но и стальными иглами, летевшими вниз.

«Не буду ложиться… пусть ранят, хоть эту «дуру» тащить не придётся» – думал я.

Услышав за спиной чьи-то шаги, я обернулся. Боец с позывным Жёлудь, схватив за ствол «АГС», тащил его вместе со мной, призывая при этом находившихся рядом бойцов к ответственности:

– Мужики, «АГС» не бросаем!

На одной из тропинок, проходивших через заросли кустарника, мы догнали Матроса и Сосну.

– Отстегните станок от гранатомета и несите по раздельности, так удобнее будет, – предложил Матрос.

Я долго не мог разжать замок на треноге, который заклинило, от того, что вероятно долгое время его не смазывали.

Жёлудя в отряде я видел несколько раз, отряд всегда был поделен на две, а то и на три части бойцов. Но даже в минуты, когда почти все бойцы собирались вместе, он держался особняком. Своим печальным и отрешённым взглядом, он напоминал мне Вэла. Такие как Жёлудь, войну воспринимают как должное. Для них война – это всего лишь ещё один этап в их жизни. Такие люди, не возвеличивая войну, и подвиги-то совершают тихо, а если им повезёт выжить в кровавой мясорубке и передовая не искалечит их, они тихо отойдут в сторону, для новых подвигов, но уже в мирной жизни. Те, кто видел войну из-за их спин, разрабатывая свои гениальные операции, и для кого война являлась всего лишь трамплином в карьерной лестнице – они, воспевая войну, будут рассказывать молодому поколению о том, как почётно быть военным. Тем самым взращивая новое пушечное мясо, готовое, как и прежде, платить своей кровью за их тактические ошибки.

Наши бойцы, прикрывавшие отход нашей группы, уже веселились во всю, стреляя из «подствольных» гранатометов в сторону «БТРа», на котором «укры» отправились за нами в погоню.

Граната «ВОГ-17» предназначена для поражения живой силы противника, поэтому легко бронированной технике она урона нанести не могла. Так что парни, стреляя, лишь обозначали путь нашего отхода. Старший попытался подбить «БТР» из «Мухи», но гранатомет не сработал. Вскоре вражеский «БТР» застрял на одном из крутых подъёмов, а мы вышли на поляну, где нас встречали уставшие бойцы, а также Фриц и Король.

* * *

Подбежав ко мне, Король, схватив у меня «АГС», виновато спросил:

– Ну, как там? Рассказывай… мы даже отсюда слышали, что там жарко было. Сначала тихо-тихо, а потом как началось: взрывы, канонада, мне даже здесь не по себе стало, представляю, как вам там было. Ну, как там было, рассказывай!

– Тащи «АГС» в «Ниву», – надменно сказал я и отправился искать Лёву.

Но командиры, опасаясь артиллерии противника, приказали нам быстро грузиться в машины, и спустя несколько минут мы уже мчались обратно на блокпост.

На 19-ом мы, выгрузившись во дворе перед домиком, побросав оружие на газон, устроили там настоящий кавардак.

Спустя несколько минут это райское местечко походило на банно-прачечный комбинат. Бойцы, растянув верёвку от домика к беседке, развесили на ней свои футболки и кителя. После такого марш броска, да ещё при такой жаре, нашу одежду можно было выжимать.

Паспорт, лежавший у меня во внутреннем кармане, выглядел так, будто бы он попал в стиральную машину.

Найдя Лёву, я подошёл к нему и негромко сказал:

– Второй номер, Лёва, при эвакуации должен находиться при орудии, а боеприпасы –дело второстепенное.

– Даже не знаю, как так получилось, Шершень, я подумал, что с тобой Тополь остался.

Подошедший к нам Тополь, похлопав меня по плечу, крикнул Шарниру:

– А что, есть повод для награждения, а, Шарнир?

– Если пистолет дадите наградной или медаль, учтите, со мной «АГС» вынесли Жёлудь и Сосна.

– Не… слишком много человек для награждения, – улыбаясь, сказал Шарнир.

Шарнир до войны был контрактником в украинской армии. В начале событий он в составе своей бригады был направлен на Донбасс, так сказать, для мирного урегулирования конфликта. Но, увидав какими методами действует украинская армия и, не пожелав быть палачом своего народа, он перешёл на сторону ополчения.

По словам Матроса военным он был профессиональным, отлично показал себя в боях в Семёновке и под Славянском. Для меня же одним из главных качеств командира являлось сохранение им своего личного состава. Утром Шарнир показал не только свой азарт и военное чутье, но и человеческое отношение к бойцам. В общении с рядовыми он был старшим братом, который носил звание командира из-за своего опыта, а не из-за блата.

Очищая «АГС» от пыли и гари, я смотрел на небо совсем по-другому, чем раньше. И небо теперь было другим, не потому, что облака плыли над территорией Украины, теперь, всматриваясь в каждое его облачко, я пытался насладиться каждым мгновением спокойной жизни. И всё же Феникс был в чём-то прав, война – это не романтика. Романтика бывает до войны, перед войной, возможно, кому повезёт, после. Но только не на войне. Война, словно вода, раскалённую сталь закаляет, а кондитерскую вафлю размягчает. Только здесь мужчина, обретая высшую свободу от общества, учится делать подвиги, ведь в новом мире, настоящего мужчину с юных лет, стремятся обвесить кандалами кредитов, ипотек, и глупыми жёнами.

За эти дни сутулые шахтёры, трактористы, и заводчане, превращались в озорных юнцов, не все конечно, некоторые спешили снова возвратиться в стабильность. Но те, кто оставались, обретали свободу, теперь, не думая о завтрашнем дне, они жили, а их лица становились светлее. «Есть упоение в бою, и бездны мрачной на краю…»

– Погоди, не собирай, – окликнул меня Тополь. – Попробуем найти причину, по которой эта «железяка» стреляет только одиночными.

Возились мы долго, пробуя напильником подтачивать звенья ленты, шабрили полозья.

– Да… Шершень, лучше бы ты его не выносил, ещё и ремонтируете теперь, – сказал нам Пух. – Вон парни бросили свой «Утёс», чтобы обратно его не тащить.

– Пух, а сегодня был джихад? – спросил его я.

– Да, Шершень, сегодня был маленький джихад.

Вопрос о религии в Украинском конфликте стоял очень остро. Ведь две противоборствующие стороны были христианами. И, если отбросить неонацистские батальоны, в составе которых были наёмники из Швеции, а также не брать в расчёт наёмников из Италии, Грузии и даже негроидной расы. В этой войне два братских народа убивали друг друга. И кого же, спрашивается, Бог должен был помиловать? Ведь на стороне Украины были и те, кого угрозами и шантажом как скот загнали в котёл «АТО».

Образованные и мыслящие бойцы ополчения, идя в бой, не крестились. Они понимали, что там, на другой стороне, в окопе от их пуль может погибнуть отец двоих, троих детей, который воюет за новых представителей Украины, из-за своей глупости и недальновидности.

Всё чаще и чаше я слышал от бойцов, идущих убивать таких же христиан, как и они сами, боевой клич: «Аллах Акбар». Всё великолепие святого писания не могло объяснить им эту чудовищную несправедливость, которую они видели своими глазами. Им нужен был другой Бог, тот, который даст им право на месть за свои разрушенные дома, за своих погибших детей и стариков. Им нужен был Бог, который научит их сражаться, а не подставлять щёки.

Христианство, как религия, для них, в условиях новейшего времени, исчерпало себя. Нельзя сказать, что все они бросали кресты на землю, теперь они верили в своего Бога. А все писания, глядя в которые им пели проповеди попы в церкви, для них теперь являлись бесполезной макулатурой.

После чистки оружия я уснул. Проснувшись, спустя час я отправился снимать свою одежду, которая сохла на улице. Но оказалось, что мою футболку кто-то стащил. Пару дней назад нам, новичкам, выдали новые камуфляжные футболки, все они были одинаковые, поэтому кто-то воспользовался этим, чтобы прибарахлиться. Вот ведь человеческая сущность, война – в любой момент тебя могут убить, а ведь всё равно нужно сделать мелкую пакость.

Вечер прошёл по обыкновению тихо, сказывалась усталость после дневной вылазки.

Градус рассказывал девушке-ополченке военные байки, та с интересом слушая его, лишь изредка поглаживала рукой свои волосы.