Сбить на взлете - Илья Бриз

Меня поставили командовать третьей эскадрильей только временно, но дядя Витя обнадежил — хоть комполка и возражал, но штаб дивизии уже отправил наверх документы на утверждение в должности. И к очередному званию представил. Тем более что я умудрился прикрытую четверкой мессеров «раму» ухайдокать. Ее так наши солдаты обозвали за характерный вид. Даже поговорка появилась: прилетела «рама» — жди немецкие бомбардировщики. Как правило, сразу после пролёта разведчика-корректировщика по обнаруженным им целям фрицы наносят артиллерийский или воздушный удар. «Фокке-Вульф» Fw 189 жутко неудобная цель. Несмотря на относительно низкую скорость — даже трех с половиной сотен километров в час не набирает — весьма маневренная трехместная — пилот и два наблюдателя-стрелка — машина с очень большими секторами обстрела оборонительных пулеметных турелей. Подойти к ней близко и самому не получить свинцовый привет весьма сложно. А издали хрен попадешь. Пришлось, после получения с земли наводки по радио, набирать высоту и сваливаться от солнца. Прошил, приникнув к прицелу и чуть ли не до боли напрягая глаза, яйцеобразную фасеточную — со всех сторон стекла — кабину короткой очередью в почти отвесном пикировании, сам чуть не столкнувшись с двухмоторным фоккером. Развернулся обратно вверх, еле выдержав чудовищную перегрузку, очухался, стал в наборе свою цель искать, а «рама» уже как кленовый лист вниз в штопоре кружится и ярко горит, оставляя за собой черный шлейф дыма. Красивая картина, вдохновляющая для меня и наших войск внизу. Вот только две пары мессеров в мою сторону несутся — отомстить хотят. Небось, фрицевское начальство взгреет за потерю разведчика. Фиг им! — покрутился на остатках сил пару минут, демонстрируя немцам рваные фигуры пилотажа, пока мои ребятки всемером подоспели. А там уже задали «Густавам» жару. Пока я от перегрузок отходил, парни еще одного ганса подожгли. Остальные на форсаже удрали, доказав наличие у них системы GM-1 с закисью азота. С одной стороны, большая мощность пусть всего на несколько минут — это, конечно, хорошо. Но дополнительный вес — пара сотен килограммов — и риск взрыва баллона за спиной пилота при попадании одной единственной пули…

В общем, сделал подарок любимой перед окончанием ее командировки. Валюша сама, отобрав у подруги Ленки кисточку и трафарет, на борту моей ласточки восьмую звездочку старательно рисовала. Еле задавил в себе улыбку — точно также как Кобыла смешно язычок высунула.

— Дюже хорошо смотрится, екось-мокось, — одобрил Елизарыч работу моей жены. За что и получил от Валентины… поцелуи в обе щеки. Засмущался старший лейтенант Кривонос, закряхтел, даже покраснел немного.

За ужином в летной столовой осмотрительно на беленькую не налегал — все-таки один вечер у нас с моей сердешной остался. Завтра попрощаюсь и посажу на транспортный Дуглас. Когда потом увидимся? Наверное, уже после войны. Присутствует полная уверенность, что в следующем году точно фашистов к ногтю прижмем. И в голове у меня неясные чужие воспоминания, что в сорок пятом Третий рейх прищучили. Только вот почему-то в конце осени, после применения по Берлину американцами атомной бомбы. Странно все это. Сдается мне, что при таких темпах наступления возьмем вражескую столицу если не этой зимой, то наверняка в середине весны…

Ха! И в должности утвердили, и очередное звание присвоили! Впрочем, отметить звездочки сразу не получилось — наши войска опять пошли вперед. Хорошо пошли — тридцатого июля сопротивление противника на рубеже реки Неман было сломлено. В прорыв рванул второй гвардейский танковый корпус. Его стремительное продвижение к Вилкавишкису создало угрозу окружения всей каунасской группировки немецко-фашистских войск и вынудило ее к отступлению. Бои над Неманом были серьезные — вот откуда у гансов здесь столько авиации взялось?

Однажды, сопровождая штурмовиков, очень удивился. На подходе к цели горбатые попали под довольно плотный зенитный обстрел. Ну, наша-то третья эскадрилья намного выше мессеров отгоняет, а Илам досталось от МЗА*. Но они не сдрейфили, резко снизившись, ударили сначала эресами, а потом из пушек и пулеметов хорошо добавили по окопавшейся пехоте гитлеровцев. Подойдя еще ближе, горбатые накрыли танки фрицев ПТАБами** и стали разворачиваться домой. В этот момент зенитный снаряд рванул рядом с машиной их ведущего — не повезло мужикам. Что-то серьезное повредили осколки — шлейф дыма был хорошо заметен. Наша территория была рядом, но отсутствие высоты… Плюхнулся горбатый на брюхо прямо на середке широкой нейтральной полосы. Сверху было хорошо видно, как от вражеских позиций сразу два танка выкатились в сторону подранка. В плен экипаж хотят взять? И тут от группы уходивших на свой аэродром «илов» отваливает один самолет и со снижением идет в сторону подбитого товарища.

«Неужели еще одного срезали?» — подумал я с тревогой и запросил по радио:

— Я «Чертенок», я «Чертенок». Кто вышел из строя? Почему не идете на точку?

— «Половинка» на связи, — раздался в наушниках спокойный голос, — хочу глянуть, что с командиром. Может, помочь чем надо…

Помочь… Вот чудак! Чем же ему теперь поможешь? Увы, но двадцати трех миллиметровые пушки «горбатых» танковую броню не пробивают, а кассеты с кумулятивками уже потрачены. Тем не менее, я со своим ведомым лейтенантом Матвеевым пошел вслед за этой «Половинкой». Четверка «худых», так и не сумев прорваться к нашим штурмовикам, вроде бы отвернула. Но черт его знает, кто еще может вынырнуть из сплошной пелены дымного марева, висевшего над линией фронта.

Штурмовик, неожиданно выпустив шасси, резко пошел на снижение.

«Сбрендил?! — мелькнула мысль. — Там же все окопами перерыто! Стоят сгоревшие танки, искореженные орудия… С ума, что ли, спятил „Половинка“?» Заорал ему во все горло:

— Брось это дело, иди домой! Себя не жалко — стрелка своего пощади!

Но по упрямому наклону головы пилота — висел-то почти прямо над горбатым, отчетливо наблюдая — понял: все равно сядет, ничем теперь не остановишь. Осталось только с волнением следить за посадкой штурмовика.

Наконец Ил-2 коснулся всеми тремя колесами шасси земли и, резко подпрыгивая на неровностях, покатился по нейтральной полосе. Когда начала рассеиваться пыль, к машине уже бежали две маленькие фигурки от сбитого самолета. Мигом забрались в кабины, и тяжелый штурмовик, грузно переваливаясь с крыла на крыло и оставляя за собой густой шлейф пыли, пошел на взлет. Оторвался, чудом избежав многочисленных ям, и, набирая высоту, развернулся на восток в сторону своего аэродрома. Все-таки не зря я пошел за этой «Половинкой» — пара мессеров выскочила с севера наперерез горбатому. Не попадут ведь, но если с разворота зайдут в хвост… Хорошо, мы с Матвеевым двигались строем фронта на расстоянии полутора сотен метров друг от друга сзади и выше штурмовика. Васька по моей команде кинулся на ведомого, а я сам начал отсекать короткими очередями первого «худого». Далеко сволочь, не попасть. Ага, не нравится! Судя по резко увеличившемуся дымлению мотора, немец врубил форсаж. Вверх потянул, чтобы смыться. А лейтенант-то Матвеев у меня не промах! В прямом смысле — достал-таки ведомого удравшего фрица. Расстояние, конечно, до цели раза в четыре поменьше было — порядка семидесяти метров — но все равно молодец. Мессер чадно задымил, попытался было уйти в сторону, но, перевернувшись через крыло, направился к матушке-земле. Неласково она приняла немца, можно сказать с возмущением — взрыв был ярким. Второй тут же отвалил восвояси.

А вот картинка летящего Ила… В передней кабине штурмовика, скрючившись и сунув голову в фонарь, чтобы не сдуло воздушным потоком, буквально верхом на пилоте сидел командир «горбатых». А из задней кабины рядом с развернутым вбок пулеметом торчали кирзовые сапоги стрелка со сбитой машины.

— Как дела, «Половинка»? — спросил я по радио.

— Пока терпимо, — ответил он и даже нашел силы пошутить: — Только вот землю паршиво видно — «пассажир» мешает.

Мы проводили «горбатого» до аэродрома. Не делая обычного в таких случаях круга, Ил сходу, корректируемый мной по радио, пошел на посадку. Удачно сел, несмотря на резко ограниченный обзор.

Вот у этого самого «Половинки», старшего лейтенанта Михаила Гаврилова, прикатившего со своим спасенным командиром полка в тот же вечер на наш аэродром, я и сменял свой Вальтер П38 на Браунинг НР. Не совсем равноценный обмен, но старлей не в обиде — его стрелок просто не видел из-за товарища целящийся в них мессер. Командир штурмового авиаполка тоже подсуетился — прислал следующим днем наградные документы на многозарядный трофей. С табличкой на рукоятку помог мастер на все руки Елизарыч. Сам отгравировал и приклепал. Хрен теперь кто-нибудь отберет у меня этот отличный пистолет!