Последний Иггдрасиль: Фантастические произведения - Янг Роберт Франклин

— Слушай, — выпалил он однажды, — плевать, что подумает жена. Будь у меня хоть какой-то шанс, выкрал бы тебя через черный ход и увез кататься в своем «кадиолете».

— А какой смысл, Флойд? Манипулятор мгновенно отключит питание и вызовет полицию. Представь, если тебя застанут в обнимку с тряпичной куклой.

— Ты вовсе не тряпичная кукла!

— Буду, без манипулятора.

Картер заглянул в голубые кукольные глаза.

— Кстати, кто твой манипулятор?

— Ты же знаешь, мне говорить об этом нельзя.

Картер резко увлек ее в закуток между кабинками, обрамлявшими танцплощадку, и поцеловал.

— Завтра суббота, — сообщил он. — Жена до вечера на работе, а у меня сокращенный день. Готовься, будем танцевать до упаду.

Вальсируя, они вернулись в зал и заскользили между кукол-подружек с партнерами. Настал черед последнего танца, и Картер старался насладиться каждой секундой. Музыка облаком плыла под ногами, Эди превратилась в златовласую богиню.

— Ты же любишь меня больше всех? — шепнула Эди ему в плечо.

— По сравнению с тобой другие просто манекены, — заверил Картер шелковую ленту в ее волосах.

С финальным аккордом приподнятое настроение растаяло без следа. Подавленный Картер проводил партнершу до коробки. На прощанье она послала ему воздушный поцелуй и вместе с целлулоидными сестрами скрылась в волшебном портале. Картер уныло поплелся в бар.

За барной стойкой виднелась дверь в операторскую. Картер не сводил с нее глаз и, потягивая пиво, гадал, почему никто и никогда не видел манипуляторов, когда те меняются со сменщиками. Следом мелькнула тревожная мысль: на сей раз он приглашал Эди на свидание почти всерьез. Самое неприятное — то же самое осознала и Эди, точнее ее манипулятор. Картер ждал, не появится ли раскаяние — верный признак, что его увлечение не вышло за рамки разумного. Увы, ожидание оказалось напрасным — чувствовалась лишь досада оттого, что заветное время с трех до семи близится к завершению.

В пять минут восьмого Картер вышел из «Кукольного домика» и зашагал к перекрестку через три квартала, где каждый вечер встречал с работы жену. Они молча уселись в аэробус — на «шевроле» Марсии все еще меняли резину, а Картер не хотел рисковать своим «кадиолетом» в городе, — и в полумраке глазели на фотонную рекламу, озарявшую апрельское небо. Когда аэробус протаранил слоган «ОБЛАЧНОЕ МЫЛО — С НИМ ВАША КОЖА ОБРЕТЕТ АНГЕЛЬСКИЙ АРОМАТ», Марсия невольно вздрогнула.

По обыкновению с языка чуть не сорвалось: мол, хватит строить из себя идеалистку, смирись наконец с реальностью. Однако Картер промолчал: рабочий день в застенках «Мозговой штурм инкорпорейтед» выдался на редкость тяжелым, на споры уже не осталось сил. Покосившись на жену, Картер разглядел синеватые тени под темными, словно деготь, глазами. Хм, похоже, не он один в семье устает.

«Устала? Ну и поделом!» — пронеслась злорадная мысль. Ее никто не гнал на работу. Сама захотела, из упрямства. Уж он-то точно не настаивал. Втемяшила себе в голову — не переубедить. Ничего, месяц-два, и запоет по-другому. Работать в эпоху психологического давления, каким так славился Век массовой креативности, — отнюдь не сахар, хоть Марсия и уверяла, что работа у нее не бей лежачего.

Переступив порог их многоуровневой квартиры, Марсия сняла пальто и поспешила на кухню. Картер сбросил пиджак и щелкнул пультом тривизора.

— Стейк с картофелем-фри или ветчина с картофельной запеканкой? — спросила Марсия, появляясь в дверях.

— Первое, — откликнулся Картер.

Пока жена возилась с вакуумной упаковкой, он устроился перед экраном — смотреть семьдесят третий выпуск «Последних новостей». Образ Марсии еще маячил на сетчатке: высокая, темноволосая, с классическими чертами (не считая чересчур полной нижней губы) и пышной грудью… Наверное в тысячный раз Картер задался вопросом, как такая красавица может быть такой занудой. Едва образ поблек, Картер вновь сосредоточился на новостях.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Камера запечатлела столкновение аэромобиля с аэробусом. Последний рухнул между домами и застрял, белые как мел жильцы припали к окнам, рты исказились в безмолвном крике — звукооператоры еще не добрались до места катастрофы. В ночном небе парил спасательный вертолет, звездный свет серебрил лопасти, в прозрачной кабине команда готовила к спуску огромный магнит. Картер подался вперед. Прелесть прямых трансляций состояла в эффекте неожиданности — даже продюсеры не знали, чем закончится очередной сюжет.

Марсия высунулась из кухни.

— Ужин готов. Ты идешь?

— Потом! Смотри, что делается. Скорей!

Марсия мельком взглянула на тривизор и отвернулась. В тот же миг аэробус на экране устремился вниз. Подоспевшие звукооператоры транслировали чудовищный скрежет покореженной стали, глухие удары металла о камень и вопли, вопли.

— Молодцы, шикарно сняли! — восхитился Картер.

— Почти по-настоящему. — Марсия приглушила звук. — Поужинаем сейчас или подождем крови?

— Тебя послушать, я прямо монстр, — вспылил Картер, поднимаясь. — Только я ничем не хуже других.

— Конечно, нет.

В спокойном голосе сквозил упрек. Картер уже собрался возразить, но передумал, молча пожал плечами и двинулся на кухню. Мнение жены не заботило его никогда.

Хотя нет, заботило, мысленно возразил он, берясь за нож с вилкой. Заботило еще как десять месяцев назад, до свадьбы. Точнее, до того, как высоконравственные идеалы пробудили в ней пуританку, отвратив от современной технологической утопии и секса.

Гробовое молчание нарушил венерианский ара. Выпорхнув из клетки, он приземлился Марсии на плечо с криком:

— Хлеба и зрелищ! Хлеба и зрелищ!

Почему не научишь свою птицу чему-нибудь забавному, чуть не спросил Картер, но вовремя прикусил язык — Марсия часто слышала эту реплику, но никогда не удостаивала ее ответом.

— Рапунцель, Рапунцель, спусти свои косы! — Ара синим всполохом трижды облетел кухню и снова уселся хозяйке на плечо.

— Тише, сэр Гавейн. Не видишь, мы ужинаем.

— Взгляд оторвать от моря не могу. Тишь.

— Цыц, кому говорю!

— Пребудем же верны, любимая![13]

Вилка Марсии звякнула о тарелку. Отложив прибор, она потянулась к кофе. Поднесла чашку к губам, пролив несколько капель на скатерть, и поставила чашку на блюдце.

— Я наелась. Доброй ночи. — Марсия встала, заперла сэра Гавейна в клетку и поспешила прочь из кухни.

На лестнице, ведущей в спальню, раздались шаги, хлопнула дверь. Картер вновь принялся за ужин, равнодушный к капризам жены.

Его мысли обратились к Эди, взгляд метнулся к циферблату кухонных часов. Восемь. До новой встречи почти сутки. Картер поморщился. Томило не ожидание, а то, как придется его коротать.

Сперва долгий скучный вечер с излишком спиртного, потом долгая, почти бессонная ночь рядом с соблазнительной женщиной, которая мнила акт любви ударом по человеческому достоинству, а утром — субботнее совещание по коллективному мышлению…

Собирать штатных сотрудников на регулярные мыслительные сессии само по себе не было чем-то новым, новизну собраниям придавали инновации последних десятилетий. В «Мозговой штурм инкорпорейтед» давно сложился собственный алгоритм: сначала мистер Морроу, президент фирмы, усаживал подчиненных за стол переговоров и вручал каждому по две пилюли правды. Потом зачитывал пункты 124 и 199 пересмотренного трудового законодательства, где говорилось о праве руководства применять безвредные медикаменты для «достижения максимальной производительности труда штатных сотрудников».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Пункт 124 гласил, что в случае применения пилюль правды испытуемый помнит лишь разрозненные фрагменты своих или чужих слов. Пункт 199 предупреждал, что при использовании слов и фраз, выявленных на подсознательных сессиях с применением пилюль правды, в целях, не направленных на увеличение благосостояния компании, для сотрудников предусмотрена мера наказания в виде десяти дней тюрьмы или тысячи долларов штрафа, или того и другого одновременно.