Огненная проповедь - Франческа Хейг

— Он сейчас возглавляет Синедрион? — На удивление, мне удалось произнести это спокойно.

Дудочник покачал головой:

— Нет, он слишком молод и радикален. — Из стопки документов на столе он достал большой лист, на первый взгляд похожий на генеалогическое древо, со списком где-то в шестьдесят имен, сопровождаемых набросками. Имена соединялись между собой стрелками. Дудочник посмотрел на Кипа. — Ты умеешь читать? — Тот нетерпеливо кивнул. Дудочник указал пальцем на первую строку.

— Судья, — прочитала я, рассматривая рисунок: немолодое лицо в обрамлении копны седых волос.

Дудочник кивнул:

— Он правит уже больше десяти лет. Поначалу обладал колоссальной властью. Но мы давно подозревали, что настоящих полномочий у него нет, он всего лишь номинальный лидер. Судья нужен Синедриону: люди ему доверяют, он пользуется народной поддержкой, его уважают даже некоторые омеги. Но он известен своими умеренными взглядами: в самом начале карьеры выступал за отмену подати для омег и даже ратовал за разрешение совместного проживания альф и омег в восточных регионах. Все нововведения исходят не от него.

— Так значит, сейчас в Синедрионе он в меньшинстве? — спросил Кип.

— Или они держат его близнеца в заложниках, — сухо предположила я.

— Вполне вероятно, — кивнул Дудочник. — Человек с такими убеждениями вряд ли станет помещать своего близнеца в камеру сохранения, чтобы себя обезопасить. Мы полагаем, что его близнеца держат в заложниках и тем самым оказывают давление на Судью.

— Но кто? — спросила я, хотя заранее знала ответ.

Палец Дудочника переместился к следующим именам.

— Вот эта группировка обладает реальной властью. По крайней мере, в последние несколько лет. Воительница, Инспектор и Реформатор. Молодые и радикальные.

Я наклонилась, чтобы рассмотреть рисунки рядом с псевдонимами. Лицо Инспектора имело на удивление приятные и мягкие черты. Кудрявая шевелюра, лучистые глаза, изогнутые в улыбке губы. Портрет правее изображал Воительницу — длинные светлые волосы зачесаны назад, дугообразные брови и резко очерченные скулы выглядели преувеличенно на узком лице. Ее глазам недоставало живости Инспектора, поэтому взгляд казался цепким, оценивающим.

Дудочник заметил, как я разглядываю картинку.

— Слышала о ней?

Я кивнула:

— А кто нет?

— Хотелось бы мне никогда о ней не слышать. Она славится своей жестокостью. По сравнению с ней Инспектор — защитник омег.

Я перевела взгляд на изображение Зака. Реформатора. Рисунок был выполнен несколько схематично, но художнику хорошо удалось передать взгляд: настороженный, обороняющийся.

— Узнаешь какие-нибудь лица? Может, имена для тебя что-то значат? — Дудочник подвинул лист ближе, напомнив мне Исповедницу с ее картой.

Я специально уделяла внимание каждому рисунку, но разум и взор постоянно возвращались к Реформатору. Как же ужасно вот так скрываться: придумать себе личину и поддерживать ее всю жизнь.

— Слышала об этих двоих, — осторожно подбирая слова, ответила я. — Инспекторе и Реформаторе. В Нью-Хобарте.

А потом я увидела еще один рисунок. Никак не связанный с остальными, он вместе с именем особняком располагался на левой стороне страницы. Дудочник проследил за моим взглядом на спокойное улыбающееся лицо на картинке:

— А я-то думал, когда ты ее заметишь? Исповедница. Твоя давняя приятельница.

— Не совсем. — Я не могла отвести глаз от наброска. Удивительно, как талантливый художник всего несколькими линиями может оживить воспоминания о допросах и вторжении в разум.

— Она появилась где-то лет шесть назад. Вероятно, ее завербовал Реформатор.

— Почему она на них работает? — спросил Кип.

— Знаю, кажется извращением, что Исповедница сотрудничает с теми, кто хочет полностью избавиться от ей подобных. Таких, как мы, — вздохнул Дудочник. — Думаю, правильнее сказать, она работает с ними, но не на них. Они признают ее силу и используют в своих интересах. Но Исповедница — не пешка.

Я смотрела, как он обводит пальцем ее лицо на рисунке, и вспоминала страх в голосе Зака, когда мы ее обсуждали.

— Их можно понять — я видела ее силу. Но ей-то они зачем? Как уже сказал Кип, в чем ее цель?

Дудочник рассмеялся:

— Думаешь, все омеги — хорошие, порядочные и ратуют за улучшение человечества? Что их — нас — нельзя купить за золото, власть или безопасность?

Я встретилась с ним взглядом:

— А что тогда насчет альф? По-твоему, они все злые?

Дудочник ничего не ответил, посмотрел на листок и опять ткнул в изображение Зака с такой силой, что я едва сдержалась от гримасы.

— Наши источники сходятся в том, что ключ ко всему — Реформатор. Воительница страшна по-своему, Инспектор всегда выступал против омег, но новые законы продвигает именно Реформатор. Похоже, близнец Судьи у него. Мы не знаем точно, но такая вероятность весьма велика.

Пока я делала все возможное, чтобы не пялиться на портрет Зака, Кип с внимательным прищуром его изучал, и это не укрылось от Дудочника.

— Это все он, Кип. Пять лет назад, когда Реформатор закрепил свои позиции в Синедрионе и начал работать с Исповедницей, омеги стали пропадать. Не только близнецы советников, а очень многие. Такие, как ты.

Кип дернул головой:

— В смысле, ничтожные?

— В смысле, не имеющие прямого отношения к советникам Синедриона. Конечно, есть шанс, что твоя сестра как-то связана с сильными мира сего, но тут не угадаешь. В Синедрионе несколько сотен советников, примерно половина из них — женщины. Прибавь сюда других женщин — например, жен советников, их дочерей и подруг, которых они хотят защитить. Близнец любой из них мог оказаться в резервуаре. Но, скорее всего, ты не имеешь никакого отношения к Синедриону. Ты просто один из многих, кто стал жертвой эксперимента: омега, чья жизнь ничего не стоит.

— Ничего не стоит, — повторил Кип.

— С точки зрения Синедриона, — нетерпеливо пояснил Дудочник. — В подопытные отбирают, как правило, молодых людей, которые никак не угрожают жизням советников, если что-то пойдет не так.

— Если подопытные умрут. Не надо нам тут приукрашивать, — поправила я. — Я видела резервуары, а Кип даже побывал в одном из них. К тому же мы нашли кости на дне озера в пещере.

Дудочник кивнул:

— Сложно отследить всех, учитывая, что пропавших без вести тысячи. Но нам доподлинно известны сотни смертельных случаев. При этом зафиксировано столько необъяснимых внезапных смертей среди альф, что даже они начали задавать вопросы. — Он посмотрел на Кипа. — Ты выжил. Наверное, даже сам не представляешь, какой ты счастливчик.