Огненная проповедь - Франческа Хейг

Кип остановился, чтобы осмотреть лоток с небольшими деревянными шкатулками. Поднял с одной крышку и, восхитившись, с каким мастерством она подогнана, установил ее обратно.

— Да, но от того, что я знаю, как расстегнуть штаны в туалете, но не знаю своего имени, отнюдь не легче.

— Но сейчас-то у тебя есть имя.

— Конечно. И оно просто прелестное. Но ты понимаешь, о чем я.

Мы прошли весь рынок и присели на каменную скамью, с которой просматривалась вся оживленная площадь.

— Все мои воспоминания о прошлой жизни связаны с Заком. Легко могу представить, что забыла какие-то мелкие подробности, но не помнить близнеца – за гранью моего понимания. Потому что он реально часть меня.

— Альфы точно не воспринимают своих омег подобным образом.

— Не согласна. Если бы они не знали, насколько мы с ними на самом деле похожи, то не боялись бы нас так сильно.

— Боялись? Нас? Да ты шутишь! Именно поэтому мы здесь прячемся? И все эти люди тоже? — Кип указал на рыночную толпу. — Альфы с их многочисленной армией, крепостями и Синедрионом, вероятно, уже скулят от ужаса.

— Иначе они не искали бы Остров с таким исступлением. — Я вспомнила, с какой настойчивостью Исповедница снова и снова расспрашивала меня об Острове. Как она обводила пальцем карту, как сканировала мой разум.

Кип огляделся:

— Да с чего? При всем своем позерстве со стражей в форме Дудочник все равно вряд ли несет хоть какую-то угрозу Синедриону. Что он может замышлять? Поход на Уиндхем с бандой одноруких солдат?

— Этого и не требуется. Достаточно того, что Остров существует. Уверена, Синедриону хватает практических резонов его искать, например, недополучение податей или уклонение омег от обязательной регистрации. Но ведь на самом деле альфы ищут Остров не поэтому, и не бросят поиски. Их беспокоит, что это место не подчиняется их власти.— Я вспомнила, что говорила перед смертью Алиса. — Плода воображения вполне достаточно.

— А для меня достаточно взаправдашнего существования Острова, — ухмыльнулся Кип, устроившись поудобнее и вглядываясь в горизонт, ограниченный краем кратера.

Я тоже подняла глаза.

— Знаю. И хотя он много раз являлся мне в видениях, по-настоящему здесь присутствовать, быть частью Острова — совсем другое дело.

— Ты на самом деле ощущаешь себя частью Острова?

— А ты разве нет? — ответила вопросом на вопрос я.

— Мне хочется в это верить. — Кип выплюнул сливовую косточку и проследил, как та приземлилась в щель между булыжниками. — И в то, что мы здесь останемся.

— А ты не уверен?

— Трудно быть уверенным хоть в чем-то. То, что для Дудочника я пустое место, отнюдь не обнадеживает. Они все словно решили, что после случившегося со мной от меня нет никакого толку. Как будто я не в счет.

Я внимательно посмотрела ему в лицо. Прямой, слегка вздернутый узкий нос, резко обозначенные линии скул и подбородка — за недели в пути я изучила его, сроднилась с каждой черточкой. Легко забыть, что он сам себе незнакомец, без возможности зацепиться за воспоминания о прошлом и, прежде всего, о своем близнеце.

— Даже представить не могу, как странно не помнить своего близнеца, ведь это самое важное. Как тебе, должно быть, одиноко.

— Более одиноко, чем тебе с твоим братцем? Который изгнал тебя, причинил боль, похитил и запер? Да мое одиночество по сравнению с этим благословение.

— Но ты наверняка думаешь о ней, — возразила я. — Гадаешь, кто она такая.

— Похоже, во мне нет ничего нормальнее того, что я не знаю свою сестру. Это как раз твой случай нетипичен. Сейчас близнецов разделяют практически в младенчестве, поэтому все, что им известно друг о друге — имя и место рождения. — Он замолчал, разглядывая толпу, где каждый человек имел какое-нибудь уродство. Я ждала, когда Кип продолжит. — Но иногда я правда думаю о ней. Честно говоря, только очевидные вещи. Ну, ты понимаешь: а вдруг она свалится с обрыва, и я умру вместе с ней? Так что остается надеяться, что она живет безопасной скучной жизнью, у нее безопасная скучная работа — никаких плугов, под которые можно попасть, никаких драк.

— Здоровое питание и сон, — подхватила я.

— Она пасет кур или ткет ковры.

— Вручную. Никаких опасных станков.

— Именно! — Кип запечатлел у меня на лбу поцелуй, и мы устремились в толпу.

               * * * * *

На следующий день жаркое солнце убедило меня отложить намеченную прогулку наверх, к краю кратера.

Кип ушел сразу после завтрака, прихватив флягу с водой и набив карман свежим инжиром, а я поднялась на небольшую террасу, которую мы обнаружили накануне на полпути к башне. За долгие годы каменные ступени сточились под множеством полировавших их ног, как подтаявшее масло. До полудня оставалось еще несколько часов, но на мощеной брусчаткой террасе было уже жарко. Пока я укладывалась на солнце, рубашка задралась и камни обожгли кожу на обнажившейся талии. Я купалась в ярких лучах, все еще удивляясь солнцу и открытому небу после камеры сохранения. Даже адский заплыв на Остров не уничтожил мою любовь к теплу и удовольствие, которое я получала от солнца. Было так приятно отдаться простым земным радостям и отстраниться от махинаций и интриг, чувствуя лишь солнце и камни.

В камере сохранения я причиняла себе боль, чтобы избежать ночных видений и страхов. Но теперь кошмары гнало удовольствие. И Остров, который позволил этим маленьким радостям появиться в моей жизни. Даже в заселенном омегами Нью-Хобарте меня не отпускали страх, стыд и сожаление. Там в любой момент мог появиться солдат или мытарь Синедриона, чтоб напомнить о нашем подчиненном положении. Даже манера держаться — и моя, и Кипа — изменилась после прибытия на Остров. Кип отринул скрытность и неуверенность, которые приобрел за несколько месяцев в бегах.

Я снова подумала о Дудочнике — его гордо вскинутой голове, широких плечах. Постепенно приходило понимание, что часть радости от того, что я вместе с Кипом, рождалась из самого пребывания на Острове и того, что здесь можно не стыдиться уродств. Из всего, что подарил нам Остров, самой большой неожиданностью оказались наши тела. Накануне я заметила на своей шее синяк — там, где Кип сначала игриво прикусил, потом поцеловал, а затем опять прикусил. Он извинился, когда в утренних лучах солнца увидел след на моей коже, но, как ни странно, я возликовала. На моем теле осталось слишком много меток, которые я не выбирала. Клеймо. Бледная кожа после нескольких лет в заточении. Измученное, покрытое волдырями тело, выпирающие кости — последствия нашего долгого путешествия. Но отметина на шее появилась в радости. Лежа на теплых камнях, я дотронулась до нее и улыбнулась.