Поезд до станции детство - Волгина Надежда

Андрей протянул руку и дотронулся до ее руки. Их пальцы переплелись. Жара он не почувствовал. Только лицу было нестерпимо жарко.

— Набери побольше воздуха, — попросил Андрей враз осипшим голосом.

Когда Таня сделала глубокий вдох, он потянул ее под воду, мгновенно завладевая ее улыбающимися губами. Он прижимал ее тело, чувствуя его каждой клеточкой. Они не смели закрыть глаза все время, пока длился поцелуй. Когда воздуха не осталось, они вынырнули на поверхность за новой порцией. Они любили друг друга так, словно всю жизнь стремились к этому и сейчас получили, наконец-то, заслуженный приз.

Уже возвращаясь обратно, Андрей смотрел на рыжеволосую красавицу, которая весело шагала немного впереди, и думал, что никогда и ничего не испытывал прекраснее в жизни. Он боготворил ее за то, как бесхитростно и открыто она позволила любить себя, как подарила себя ему всю без остатка.

— Я люблю тебя, — тихо сорвалось с его губ. Но Таня услышала и с улыбкой обернулась.

— Я знаю.

Вот так, все просто. Она знала, что любима так же, как любит сама. Не было сомнений или недомолвок, только горячее и чистое чувство.

Когда они вернулись в дом святой, Пана только проснулась. Перед уходом Таня настояла, чтобы она прилегла отдохнуть.

— У матушки сейчас начнется время молитв, — сказала Таня, глядя на солнце. Оно уже находилось далеко не в зените. — Нужно успеть переговорить с ней. Она, конечно, и без нас знает, что нужно делать, но лучше перестраховаться.

Святая как раз появилась из-за угла дома, направляясь в их сторону. Она тщательно отряхивала безнадежно грязный фартук, как будто пыталась вернуть ему давным-давно утраченную чистоту.

— Матушка! — позвала ее Татьяна.

— Знаю, знаю, — кивнула та. — Знаю, что ты хочешь сказать! — она улыбнулась им, таким разным, но с одинаковым выражением на лицах. — Скажу даже больше: сегодняшние часы молитвы я решила посвятить тебе, деточка, — она посмотрела на Пану. — И больше никому. Мирские дела подождут. Я должна постараться убедить батюшку отпустить тебя. Поэтому к вам у меня будет одна просьба — не беспокоить, дать мне возможность побыть в тишине.

Она больше ничего не добавила — бодрым шагом направилась к дому.

— Матушка! — робкий голос Паны заставил ее замереть на самом пороге. — Матушка! Прошу вас! — Пана молитвенно сложила руки. — Умоляю вас, попросите еще и за Ивана. Не надо за меня одну. Без него мне все равно не нужна нормальная жизнь! Если темный мир его не отпустит, то и мне нечего делать на земле.

— Как мы сами-то не догадались! — потрясенно прошептал Андрей и разглядел в глазах Тани такую же растерянность. — Вот что значит зациклиться. Все остальное вылетело из головы.

— Эх вы, голубки! — с укоризной произнесла матушка. Впрочем, в голосе ее не слышалось осуждения. — А я все жду, когда же вы вспомните про вашего несчастного друга. Милая, я то про него ни на миг не забывала, — обратилась она к Пане. — Конечно, я буду молить за вас обоих. Ведь ему моя помощь нужна еще больше, чем тебе. Хотя… я уже ни в чем не уверена…

Ничего больше не добавив, она скрылась в доме.

— Господи! — не разжимая рук, Пана подняла глаза к небу. — Присоединяю свои мольбы к матушкиным! Помоги нам, пожалуйста! Освободи нас от этого проклятья! Разреши вернуться домой.

Матушка отсутствовала долго. Часы молитвы в этот раз затянулись почти вдвое. Сумерки уже окутывали светлый мир.

Все это время они терпеливо ожидали на лавке, боясь даже разговаривать громко. Если и делали это, то шепотом. Бросали друг другу отрывистые фразы. Каждый понимал, что от исхода беседы зависит их будущее. Их жизни сейчас целиком находились во власти Всевышнего. Они острее обычного осознавали, насколько мелкими песчинками являются в общем потоке. Опасались показаться нахальными, требуя к себе индивидуального внимания.

Сумерки сменились ночью. Единственным светлым пятном во дворе осталась лавка, на которой они терпеливо сидели. Аура Тани освещала ее. Наконец, матушка вышла из заточения, вытирая пот со лба. Выглядела она усталой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Первым делом она выпила воды и лишь после этого заговорила:

— Трудная выдалась беседа. Сначала он даже слышать ничего не хотел. Разгневался! Сказал, что люди должны сами расхлебывать беды, созданные их же руками! Мои мольбы, конечно, смягчили его немного. Я пыталась объяснить ему, какие вы… Рассказала о дружбе и любви. В общем, как и он мне, я тоже не могу обещать вам ничего конкретного, — матушка тяжело вздохнула и покачала головой. — Он так ничего и не сказал, просто… ушел и все. Мне очень жаль, если из этой затеи ничего путного не выйдет.

— Что ж, — вздохнула Татьяна, — вы сделали все, что могли. Спасибо огромное! Даже если ничего из этого не выйдет. Будем тогда сами искать выход, — последнюю фразу она произнесла более уверенно. — На ночь глядя, думаю, не стоит возвращаться? — она вопросительно взглянула на Андрея и прочла в его глазах согласие. — А завтра, с рассветом, мы отправимся восвояси.

— И, все-таки, бог вам в помощь, — пробормотала матушка, отправляясь спать. От усталости она уже еле держалась на ногах. — Не может он лишить вас своей помощи, в которой вы так нуждаетесь.

На следующее утро они проснулись едва ли не раньше самой матушки. Не затягивая прощание, отправились в обратный путь.

— Матушка, — напоследок обратилась к святой Пана. — Если ничего не получится, и я вернусь сюда… Можно я останусь жить с вами? Не буду я вам в тягость? — лицо ее побледнело от бессонной ночи, под глазами залегли темные круги. Всю ночь она думала, что будет, если и ее, и Ивана опять заберут миры? Хуже всего становилось от мысли, что они никогда не увидятся.

— Могла бы и не спрашивать! — заверила ее матушка. — Несмотря ни на что, я буду рада видеть тебя у себя, — а про себя подумала: «Дай бог, чтобы этого не случилось никогда».

— Вот мы и дома! — Таня потянулась, разминая затекшие мышцы. — Виктор, похоже, еще спит.

На небосводе Оазиса жизни еще царила луна, радостно приветствуя хозяина.

Они направились к дому, уютно белевшему в глубине сада. На крылечке Татьяна щелкнула тумблером, и луна уступила место яркому солнцу.

— Как не крути, а для меня это место дом! — произнесла Татьяна, прохаживаясь по гостиной. — Здесь я провела большую часть жизни. И сюда люблю возвращаться после длительного задания, — она посмотрела на молчаливых Андрея и Пану. — Я понимаю, что вы не разделяете мои чувства.

— Я бы сейчас больше всего хотела оказаться у себя дома, — тихо сказала Пана, а Андрей подумал, что он бы тоже не прочь наведаться в свой особняк.

Несмотря на то что Андрей провел здесь не так и много времени, он скучал по нормальной жизни. Даже грубость проводницы сейчас показалась бы ему родной и приятной. Но туда он хотел только вместе с Таней. Андрей украдкой посмотрел на нее. В золотой ауре она опять стала неприступной. Без нее он не мыслил дальнейшей жизни. Понимал, что если его поставят перед выбором, отправляться домой одному или остаться здесь с ней, он выберет второе, лишь бы всегда быть рядом.

На лестнице послышались тяжелые шаги.

— Витек проснулся, — улыбнулся Андрей, прижимая палец к губам.

Дверь в гостиную с шумом распахнулась, и перед ними предстал голый Виктор, потирающий спросонья глаза и широко зевающий.

Таня прижала ладонь к губам, пытаясь сдержать смех. Пана в смятении отвернулась, уперев взгляд в беззвучно смеющегося Андрея.

Еще не до конца проснувшийся Виктор обвел взглядом всех по очереди. Несколько секунд ушло на осмысление, после чего он судорожно прикрыл руками срамное место и стремглав выбежал из гостиной, мелькнув напоследок белыми ягодицами. Взрыв громкого смеха сопровождал его до самой спальни.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Не прошло и пяти минут, Таня с Андреем еще даже не успели отсмеяться, как Виктор с гордым видом, будто ничего не произошло, вернулся в гостиную, на этот раз полностью одетый.