Век невинности - Эдит Уортон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее рука все еще лежала на стеклянном абажуре лампы, когда отзвучали последние слова этого немого диалога. Наконец, Мэй подняла абажур, и загасила лампу.
«Если их задувать, они меньше коптят», — пояснила она с видом опытной хозяйки. На пороге она обернулась и подставила ему губы для поцелуя.
Глава двадцать седьмая
На следующий день Уолл-стрит располагала более достоверной информацией о состоянии дел Бьюфорта. Полученные сведения нельзя было назвать исчерпывающими, но они казались вполне обнадеживающими. Все знали, что у него есть влиятельные покровители, и он с успехом воспользовался своими связями; и когда вечером в Opera миссис Бьюфорт предстала перед всеми со своей обычной улыбкой на устах и новым изумрудным ожерельем на шее, общество вздохнуло с облегчением.
Когда дело касалось финансовых махинаций, Нью-Йорк был неумолим. Доселе еще не было прецедента, чтобы тот, кто нарушал закон, не платил по счетам; и всем было ясно, что даже Бьюфорт и его жена не смогут избежать суровой участи, если у банкира «рыльце в пушку». Но, с другой стороны, привлечение Бьюфорта к ответственности явилось бы не только болезненной, но и опасной операцией. Исчезновение Бьюфортов привело бы к тому, что в их тесном кругу неизбежно образовался бы вакуум. А наивные или беспечные члены общества уже заранее оплакивали прекращение лучших балов в Нью-Йорке.
Ачер решительно настроился ехать в Вашингтон. Он ждал только одного: когда начнется судебный процесс, о котором он упоминал в разговоре с Мэй, с тем, чтобы приурочить свой отъезд к назначенной дате.
Но во вторник он узнал от мистера Леттерблеяра, что слушание дела откладывается на несколько недель. И, тем не менее, он возвратился с твердым намерением не откладывать поездку и уехать вечером следующего дня. Возможно, Мэй, обыкновенно не проявлявшая интереса к его профессиональной жизни, ничего не узнала бы об отсрочке слушания дела: Ачер надеялся, что она не сохранила в памяти вымышленное имя истца, которое он ей назвал. А что касается настоящего имени, то она, скорее всего не поняла бы, о ком идет речь, упомяни его мистер Леттерблеяр в разговоре. В любом случае, ему нужно было как можно скорее повидаться с мадам Оленской. Он многое должен был ей рассказать.
В среду утром, когда он заглянул к себе в офис, мистер Леттерблеяр встретил его с озабоченным лицом. В конце концов, выяснилось, что Бьюфорту не удалось замять это дело; но он распустил слухи о том, что все нормализовалось, чтобы успокоить вкладчиков, которые продолжали переводить в банк на его имя солидные суммы до тех пор, пока вновь не стали распространяться тревожные слухи. В результате недовольные клиенты принялись осаждать банк, и его двери могли закрыться до конца рабочего дня. Все ругали Бьюфорта на чем свет стоит за этот бесчестный маневр, и его падение обещало быть самым позорным в истории Уолл-стрит.
Неприятности оказались столь серьезными, что мистер Леттерблеяр сидел у себя в кабинете бледный, не зная, как начать распутывать этот клубок.
«В годы моей молодости случались подобные вещи, но этот случай — самый худший из всех. Все, кого мы с вами знаем, в большей или меньшей степени пострадают. А что станется с миссис Бьюфорт? И чем можно ей помочь? Мне также жаль миссис Мэнсон Мингот: в преклонном возрасте получить такой удар! Она ведь всегда верила в Бьюфорта? Кажется, они были в дружеских отношениях? А далласские родственные связи! Бедная миссис Бьюфорт состоит в родстве со всеми вами, Ньюлэнд! Единственный выход для нее — это оставить мужа. Но кто осмелится ей это предложить? Долг велит ей быть рядом с ним. К счастью или несчастью для себя, она всегда закрывала глаза на его любовные похождения».
Раздался стук в дверь и мистер Леттерблеяр, вздрогнув, поднял голову.
«Кто это может быть? Меня никто не должен беспокоить».
Клерк принес письмо для Ачера и поспешно вышел из кабинета. Узнав почерк своей жены, молодой человек вскрыл письмо и прочел:
«Не мог бы ты сегодня поскорее закончить дела и приехать? Вчера вечером у бабушки был сердечный приступ. Не понятно, каким образом, но ей удалось узнать раньше всех эти ужасные новости о том, что банк Бьюфорта лопнул. Дядя Ловелл отправился на охоту, а мысль о бесчестии заставила папу понервничать, у него поднялась температура, и он не выходит из комнаты. Ты так нужен маме, и я надеюсь, что ты сможешь поскорее уладить дела и поехать прямо к бабушке».
Ачер передал письмо своему старшему партнеру, и через несколько минут уже трясся в переполненном пассажирами дилижансе, направляясь на север города. На углу Четырнадцатой улицы и Пятой Авеню он пересел в один из омнибусов, чтобы продолжить свой путь. Было около двенадцать часов, когда это допотопное транспортное средство доставило его к дому старой Кэтрин. В окне гостиной, у которого обычно восседала в своей троне миссис Мэнсон Мингот, виднелся силуэт ее дочери, миссис Велланд, которая устало махнула рукой при виде Ачера. А в дверях его встретила Мэй. Весь холл имел какой-то нежилой вид. В домах, в которых есть больные, всегда царит неразбериха. Шали и меха свалили в общую кучу, саквояж и шуба врача лежали на столе, а рядом с ними — нераспечатанные письма и приглашения.
Мэй выглядела усталой, но улыбалась: доктор Бенком, который пришел во второй раз, был настроен более оптимистично. Кризис миновал, и жизни миссис Мингот больше ничего не угрожало. Члены ее семьи постепенно приходили в себя. Мэй провела Ачера в гостиную, в которой двери, открывавшиеся в спальню, на сей раз были затворены и занавешены желтой шелковой портьерой.
Здесь миссис Велланд сообщила ему зловещим шепотом подробности происшествия. Накануне вечером случилось нечто таинственное и ужасное. Около восьми часов, как только миссис Мингот закончила раскладывать традиционный вечерний пасьянс, в дверной колокольчик позвонили, и леди под такой густой вуалью, что ее не сразу узнали слуги, попросила миссис Мингот принять ее.
Лакей, услышав знакомый голос, распахнул дверь в гостиную и громко доложил:
«Миссис Джулиус Бьюфорт».
Затем он затворил дверь, пропустив даму в гостиную. Они, должно быть, пробыли вместе около часа, как сказал лакей. Когда миссис Мингот позвонила в колокольчик, миссис Бьюфорт уже успела ускользнуть, а пожилая леди, вся белая и трясущаяся, обмякшая в своем огромном кресле, попросила лакея отвести ее в спальню. Тогда она, несмотря на сильный стресс, который, по-видимому, пережила, еще вполне держалась на ногах. Служанка-мулатка уложила ее в постель, принесла, как обычно, чашку чая и, разложив вещи в кресле, вышла из спальни. Но в три часа ночи ее колокольчик зазвонил снова, и встревоженные слуги (старая Кэтрин обычно спала крепким сном младенца) поспешили узнать, что произошло. Они обнаружили свою хозяйку сидящей в кресле, среди подушек, с вымученной улыбкой на лице. Руки безвольно свисали с подлокотников.
К счастью, сердечный приступ она перенесла легко, и ей удавалось даже членораздельно произносить слова и давать указания. А после того, как доктор навестил ее первый раз, восстановилась работа лицевой мускулатуры. Но это был тревожный звонок, и всеобщему негодованию не было предела, когда по обрывкам фраз миссис Мингот удалось выяснить, что Реджина Бьюфорт приходила просить ее — невероятная наглость! — оказать поддержку ее мужу и не бросать их в трудную «минуту», как она выразилась. Фактически, Реджина Бьюфорт просила, чтобы семейство Минготов спасло их от «ужасного позора».
«Я так ей прямо и сказала: „В доме Мэнсон Мингот все знают, что такое честь и что такое честность“, — говорила старая Кэтрин своей дочери, едва ворочая языком, как и все частично парализованные люди. — А когда она сказала: „Но мое имя, тетушка, Реджина Даллас“, я ответила: „Теперь ты носишь имя Бьюфорта, который завешивал тебя драгоценностями, а теперь покрыл позором“.»
Все это, утирая слезы и вздыхая, Ачеру поведала миссис Велланд, бледная и выжатая, как лимон, вся во власти переживаний. Шутка ли, ей пришлось столкнуться с настоящими неприятностями.
«Разве я смогу рассказать все это своему мужу? Он всегда мне говорит: „Августа, ради Бога, не разрушай мои последние иллюзии! Зачем ему знать все эти ужасы?“» — причитала бедная дама.
«К счастью, мама, — сказала Мэй, — он был избавлен от этого зрелища».
Миссис Велланд вздохнула:
«Да. Слава небесам, что он остался дома, в постели, а доктор Бенком обещает продержать его там до тех пор, пока бедной маме не полегчает, и Реджина не уберется куда-нибудь».
Ачер уселся в кресло у окна. Он бросал рассеянные взгляды на припорошенную снегом дорожку. Было ясно, что потрясенные леди пригласили его для того, чтобы он оказал им не физическую, а, скорее, моральную поддержку. Телеграфировали мистеру Ловеллу Минготу; телеграммы также были разосланы всем членам семейства, проживающим в Нью-Йорке. А между тем делать было абсолютно нечего; все, в основном, занимались тем, что обсуждали приглушенным тоном падение дома Бьюфортов и не имеющее оправдания поведение его супруги.