В поисках синекуры - Анатолий Ткаченко

Анюта задохнулась от длинной запальчивой речи, опустила руки, сцепила их на животе, часто дыша. Но только Вера попыталась сказать ей хотя бы два-три слова, как Анюта вновь вскинула руки и с большей запальчивостью продолжила свое басовитое выступление:

— Знаю, знаю! Скажешь, у тебя муж завхоз, у него и проси кухню. А я его вижу, мужа? В тайге где-то, пожарникам снаряжение доставляет. Явится, рухнет в палатке, из ружья над ухом стреляй — не услышит. Личность не узнаю, от гнуса распухла. Когда пил сильно, веришь, и то так не опухал... А Корина боюсь, глянет молчком, пройдет, и язык у меня отымается. Глаз у него сильный. Медведя бы не испужалась, вот те крест, я б ему черпак в рыло, кулеш на уши... Ой, деушка, бегу, убегаю! Сам идет! Легок на помине, как бес. Потом заскочу, поговорим про жизнь маленько!..

На столе из двух пустых ящиков и двух плах, покрытых полиэтиленом, Корин разложил топографическую карту Святого урочища. Другая карта, большая, географическая, была приколота к стенке палатки, и на ней светилась красная звездочка — место пожара, — где-то на южном стыке между Сибирью и Дальним Востоком, в горах, глубинной тайге.

— Вера, — сказал Корин, полуобернувшись, — попросите у Анюты чаю, да покрепче. — Вера вскочила, молча выбежала из палатки, Корин кивнул ей вслед. — Радистка у нас — ас. Только... — Он обвел нарочито суровым взглядом мужчин: диспетчера (своего заместителя), командира бойцов гражданской обороны, инструктора пожарно-парашютной команды, начальника добровольной пожарной дружины. — Только без ухаживаний, любить платонически, для вдохновения. Всякое прочее — после тушения пожара.

Лесные пожарные заулыбались; более молодые — инструктор и дружинник — широко, радуясь маленькой разрядке; сорокасемилетний диспетчер Ступин — скудно, за компанию. Он недавно вернулся с облета урочища, был утомлен, небрит, и глаза у него слезились: вертолет попал в зону плотного дыма и гари.

— Леонид Сергеевич, говорите, — сказал ему Корин, отойдя к торцу стола.

Ступин взял карандаш, вытянул руку и чуть издали, чтобы всем было видно, начал водить поверх карты, на которой четко проступали нанесенные границы огня.

— В тылу пожара, вы знаете, — гольцы, безлесые сопки, когда-то ранее выгоревшие. Туда огонь не пойдет. Справа река, широкая довольно, через нее пламени не перекинуться. Слева, на подступах к хребту, — мари, озера. Они пока держат огонь. Но — сушь. Может заняться верхний слой сфагнума[1]. Надо успеть остановить пожар, пока влага держится на марях. Группы, посланные к кромке пожара, как вы знаете, ничего сделать не смогли. Лишь у реки, где удалось установить мотопомпу, залили полукилометровый участок, но огонь обошел его, людей пришлось спасать вертолетом. Вывод один: нужна протяженная опорно-заградительная, минерализованная полоса. От нее — мощный отжиг. И начинать с центра, как положено. Другого выхода не вижу.

Корин сел на листвяжный чурбак-табуретку, все опустились на такие же чурбаки. Молчали, отмахивая гнуса кто чем — газеткой, кепкой, беретом.

Вера внесла чайник, расставила по краям стола эмалированные кружки, налила их доверху крутым чаем, проговорила: «Пейте, уже с сахаром» — и пошла к рации, хрипло звавшей: «Отряд!.. Отряд!..» Быстро убавила громкость, надела наушники, и в штабной палатке вновь стал слышен нудный, несмолкаемый, знойный зуд гнуса.

— Обсудим, примем решение, — проговорил Корин, неспешно набивая табаком короткую, с тяжелым чубуком, трубку, называемую им дымокуркой, и своей неспешностью как бы предлагая не торопиться с высказываниями; пожарные раскурили сигареты, овеяли себя дымком; Корин дал подумать еще немного, затем сказал: — Вам слово, Алексей Иванович.

Командир бойцов гражданской обороны майор запаса Мартыненко поднялся резко, как по команде «Встать! Смирно!», на жест Корина, можно, мол, и сидя, он крутнул не менее резко головой, что означало: у них, бойцов, сидя не говорят, и вообще, главное — дисциплина. Был он росл, сух, в легкой, защитного цвета, куртке, таких же брюках.

Его бойцы, хорошо обученные пожарному делу, тушили кромку пожара на правом фланге, у реки, задерживая, сколько могли, наступление огня. Они — самая организованная группа в отряде. Это знал Мартыненко, И, когда Корин предложил ему взять десятка два прибывших из города студентов, он уклонился, сказав, что «жидко не бывает крепко, пусть попривыкнут, подсмолятся — тогда посмотрим, кого в дело». Настаивать Корин не стал. Почти на каждом пожаре, ином стихийном бедствии ему приходилось знакомиться, начинать работу с новыми людьми, и он не спешил командовать, покрикивать, ясно понимая: сперва прояви себя. И сейчас он приглядывался, примеривался к Мартыненко, вслушивался в его голос, отмечал особую привычку говорить — кратко, четко, без запинок.

— Думаю так: прав товарищ Ступин. Нужна заградительная полоса. Отжиг. Хорошо бы иметь один бульдозер. Можно и взрывчаткой. Но побольше завезти. И организованно. Только организованно. Прибывающих на тушение сколачивать в группы, давать инструкторов. А то — курорт какой-то. Загорают, купаются, в обнимочку ходят. Мужички грибами запасаются, дамочки — ягодами. Все у меня, товарищ Корин.

Тут же встал Олег Руленков, инструктор пожарно-парашютной команды, темноволосый и голубоглазый парень, из бывших военных десантников, о котором Корин подумал при знакомстве: вот ведь, пожалуй, боялся десантных войск, а отслужил — и не расстался с парашютом. На вид он был вроде бы вяловат, медлителен, но только на вид: такие флегматики быстро превращаются в холериков, когда видят настоящее дело. Это он, Олег, с небольшой командой пожарных-парашютистов пытался тушить загорание в Святом урочище, а потом несколько суток выходил к ближнему поселению, волоча на носилках сломавшего ногу товарища (из-за густого дыма вертолет не мог обнаружить их). Словом, первый здешний пожарный, и, по праву первого, он стал говорить более пространно:

— Хочу поделиться своими личными впечатлениями. Бывал я на разных загораниях, тушили, хоть и трудновато приходилось. И сюда полетели уверенные, что потушим. Но огонь на огонь, видать, не приходится. Такого еще не видел: вроде медленный, а нагрев жуткий! Какой-то раскаленный ад внутри. Взорвешь дерн, подчистить не успеешь — он уже за твоей спиной. Не от огня — от нагрева загорается труха, хвоя. Товарищ наш ногу сломал, можно сказать, на ровном месте — просто злое невезение... И теперь вот бьемся изо всех сил. Вода, химикаты, захлестывание — нипочем. Вы видели когда-нибудь, чтобы почти без ветра огонь шел, еще и поверху? Будто само солнце деревья поджигает... Опорную минерализованную полосу, отжиг — и скорее. Что будет, если задует ветер?.. А он в Святом идет с севера, от гольцов.

В палатку бочком, хрипло дыша, протиснулся зав. хозяйством отряда Политов, толстый, багроволицый, терпеливо озабоченный; казалось, сроду он лишь тем и занимался, что тушил, вернее, хозяйствовал на различных тушениях пожаров; не шибко бойкий (это как-то мало вязалось с его беспокойной профессией), Политов конечно же выждал у входа, пока договорит свою речь Олег Руленков, и только тогда прошел к столу.

— Очень кстати, — сказал ему Корин. — Присаживайтесь, Семен Никифорович. И сразу расскажите, как у нас с продуктами, спецодеждой, патронированным аммонитом, устройством прибывающих.

Политов немного поколебался и все-таки сел на свободный чурбак, ибо с утра уже намотал себя беготней по лагерю, всяческими хлопотами. Но говорил он спокойно, обстоятельно, зная, что, где и как у него делается. Постепенно вырисовывалась общая картина лагерного быта. Палаток не хватает, а люди прибывают, кое-кому приходится строить шалаши, неумелые же спят под открытым небом, и их донимает гнус; продукты скудные, лапша да пшенная крупа, хлеб завозится с перебоями, мясо, естественно, хранить негде, консервы — только группам, уходящим на тушение пожара; маловато спецодежды, недостаточно поступило химикатов, саперных лопат, металлических метел; патронированный аммонит завезли лишь сегодня, его едва ли хватит на крупные взрывные работы, затребована еще партия; но самое главное — нечем занять людей из городских предприятий и организаций, прозванных уже «туристами», их надо обучать тушению пожара, а инструктор пока один, вот они и бродят по тайге, гляди — новое загорание устроят; нужны инструкторы; с агитаторами можно подождать — двое тут читали лекции, правда, одного пришлось срочно отправить: ходил по ягоду, змея укусила; санпункт надо усилить, запросить противокомариной мази; построить временный склад для хранения имущества и продуктов — есть случаи хищения.

— Все пока, — душно выдохнул из себя Политов, вынул большой клетчатый платок, стал вытираться им, как после купания, — лицо, коричневую лысину, шею, потные руки с закатанными по локоть рукавами солдатской гимнастерки, промокшей на плечах и спине.