Цинковые мальчики - Светлана Алексиевич

Я теперь как сторонний наблюдатель... Из сегодняшнего дня смотрю туда... Каким был там? Я не ответил вам на главный вопрос: как попал в Афганистан? Сам попросил направить меня на помощь афганскому народу. Тогда по телевизору показывали, по радио говорили, в газетах писали о революции... Что мы должны помочь... Собирался на войну... Учился каратэ... Ударить первый раз в лицо - это непросто. До хруста. Надо какую-то пограничную черту в себе перешагнуть - и хрясь!

Первый убитый... Афганский мальчик, лет семи... Лежал, раскинув руки, как во сне... И рядом развернутое брюхо застывшей лошади... В чем повинны дети? В чем повинны животные?

Из "афганской" песни:

Скажи, зачем и для кого отдали жизнь они свою?

Зачем в атаку взвод пошел под пулеметную струю?

Вернулся и два года во сне хоронил себя... А то просыпаюсь в страхе: застрелиться нечем!

Друзей интересовало: награды есть? Ранения есть? Стрелял? Я пытался рассказать о том, что перечувствовал, интереса никакого. Стал пить... Один... Третий тост... Молча... За тех, кто погиб... За Юрку... А мог его спасти... Мы вместе лежали в кабульском госпитале... У меня царапина на плече, контузия, а у него не было ног... Много ребят лежало без но, без рук... Курят, отпускают шуточки... Там они в порядке... Но В Союз не хотят, до последнего просят, чтобы их оставили... Возвращаться страшно... В Союзе начинается другая жизнь... Юрка в день отправки в аэропорт вскрыл себе в туалете вены...

Убеждал его (мы играли по вечерам в шахматы):

- Юрка, не падай духом. А Алексей Мересьев? Ты читал "Повесть о настоящем человеке"?

- Меня очень красивая девушка ждет...

Иногда я ненавижу всех, кого встречаю на улице, вижу их окна. Еле сдерживаю себя... Хорошо, что на таможне отбирают оружие, гранаты... Мы сделали свое дело, теперь нас можно забыть? Юрку тоже?

Ночью проснусь и не могу сообразить, о ли я здесь, о ли я там? Живу, как сторонний наблюдатель... У меня есть жена, ребенок... Я любил раньше голубей... Утро любил... Теперь как сторонний наблюдатель... Что угодно бы отдал. только бы вернуть мне радость..."

Рядовой.

"Дочка пришла из школы и говорит:

- Мама, никто не верит, что ты была в Афганистане.

- Почему?

Удивляются:

- Кто твою маму туда посылал?

А я еще не привыкла к ощущению безопасности, наслаждаюсь им. Не привыкла, что не стреляют, не обстреливают, можно открыть кран и выпить стакан воды, и о нее хлоркой не несет. Там хлеб с хлоркой, булочки с хлоркой, макароны, каша, мясо, компот с хлоркой. Не помню, как прожила два года дома. Как с дочкой встретилась, помню, а остальное не задерживается в памяти, оно такое маленькое, незаметное, никчемное по сравнению с тем. что пережито там. Ну, купили новый стол на кухню, телевизор... А что еще тут происходило:? Ничего. Дочка растет... Она в Афганистан писала, командиру части: "Верните мне поскорее маму, я очень соскучилась..." Кроме дочери, мне ничего после Афганистана не интересно.

Там реки сказочно голубые. Никогда не думала, что вода может быть такого небесного цвета. Красные маки растут, как у нас ромашки, костры маков у подножия гор. Высокие непугающиеся верблюды спокойно смотрят на все, как старики. На "противопехотке" (мина) взорвался ослик, тянул на базар тележку с апельсинами.

Будь ты проклят, Афганистан!

Я не могу после него спокойно жить. Жить как все. Приехала, соседки, подружки в гости часто просились:

- Валя, мы к тебе забежим на минутку. Расскажи, какая там посуда? Какие ковры? Правда, что шмоток навалом и видео видимо-невидимо? Что ты привезла? Может, что продашь?

Гробов оттуда привезли больше, чем магнитофонов. Про них забыли...

Будь ты проклят, Афганистан!

Дочка растет. Комната у меня маленькая. Там обещали: вернетесь домой, вам ха все отплатят. Обратилась в райисполком, взяли мои бумаги.

- Вы ранены?

- Нет, я целая вернулась. Сверху целая, а что внутри, не видно.

- Ну и живите, как все. мы вас туда не посылали.

В очереди за сахаром:

- Оттуда всего навезли, а здесь права качают...

Поставили сразу шесть гробов: майор Яшенко, лейтенант и солдаты... Они лежат, обернутые в белые простыни... Голов не видно... Никогда не думала, что мужчины могут так кричать, рыдать... Фотографии у меня остались... На месте гибели ставили обелиски из крупных осколков бомб, выбивали фамилии на камнях. "Духи" сбрасывали их в пропасть. Расстреливали памятники, подрывали, чтобы никакого следа не осталось от нас...

Будь ты проклят, Афганистан!

Дочка выросла без меня. Два года в школе-интернате. Я приехала, учительница жалуется: у нее тройки, она уже большая.

- Мама, что вы там делали?

- Женщины там помогали мужчинам. Я знала женщину, которая сказала мужчине: "Ты будешь жить". И он жил. "Ты будешь ходить". И он ходил. Перед этим она забрала у него письмо, написанное жене: "Кому я нужен безногий?! Забудьте обо мне". Она сказала ему: "Пиши: "Здравствуйте, дорогая жена и дорогие Аленка и Алешка..."

Как я уехала? Меня вызвал командир: "Надо!" Мы воспитаны на этом слове, у нас привычка. На пересылке лежит на голом матраце молодая девчонка и плачет:

- У меня дома все есть: четырехкомнатная квартира. жених, любящие родители.

- Зачем приехала?

- Сказали, что здесь трудно. Надо!

Я ничего оттуда не привезла, кроме памяти.

Будь ты проклят, Афганистан!

Эта война никогда не кончится, наши дети будут воевать. Дочка опять вчера сказала:

- Мама, никто не верит, что ты была в Афганистане..."

Прапорщик, начальник секретной службы.

"Не говорите при мне, что мы - жертвы, что это была ошибка. Не произносите при мне этих слов. Я не разрешаю.

Мы воевали хорошо, храбро. За что вы нас? Я целовал, стоя на коленях, знамя, я дал присягу. Мы так воспитаны, что это свято, раз ты поцеловал знамя. Мы любим Родину, мы ей верим. Я люблю ее, несмотря ни на что. Я еще на этой войне, я еще не вернулся... Под окном "стрельнет" выхлопная труба животный страх. Звон разбитого стекла - животный страх... В голове пусто-пусто... Звенящая пустота в голове... Звонок междугородного телефона... Как автоматная очередь... Я не разрешу все это перечеркнут. Я не могу топтать свои бессонные ночи, свои муки. Не могу забыть холодок по спине в пятидесятиградусную жару...

...Ехали на машинах и орали песни во всю глотку. Окликали, задирали девчонок, с грузовика они все красивые. Мы ехали веселые. Попадались трусы:

- Я откажусь... Лучше тюрьма, чем война.

- На, получай! - Их били. Над ними издевались. они даже убегали из части.

Первый убитый. Его вытащили из люка. Он сказал: "Хочу жить..." - и умер. Как невыносимо после боя смотреть на красоту. На горы, на сиреневое ущелье. хочется все расстрелять! Или тихий-тихий становишься, ласковый. Другой парень умирал долго. Лежал он, как ребенок, который только-только научился говорить, называл и повторял все, что встречал глазами: "Горы... Дерево... Птица... Небо..." Так до самого конца.