Том 4. Четвертая и пятая книги рассказов - Михаил Алексеевич Кузмин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что это? – обращаясь снова в согнутую дранку и придерживая пенсне, спросил Александр Яковлевич. Жена еще раз указала на осколки рукою, другою опершись на мужа и с укором взглянув на него. Машук, прыгая на одной ноге, приближалась к месту происшествия.
– А где же шар? – раздался её голос.
Анна Львовна только сильнее оперлась на мужа.
– А где же шар? – переспросила Машук и скакнула на кусок, который кракнул.
Из окна показался Женичка с флейтой у рта. Тихо и печально, очень спокойно, будто дул в бутылку, начал он гамму.
– Замолчи, дурак! – крикнул ему отец и обратясь к жене, продолжал:
– Если это – они, то это не имеет названия.
– Кто же, как ни они? Письмо, теперь эта наглость, – жалобно проговорила Анна Львовна. Машук не унималась. Давя каблуками по очереди каждый осколок, при чём отраженные солнца всё умножались, будто почкованием, она повторяла уже без всякого смысла:
– А где же наш шар, а где же наш шар?
– Бедная малютка, как на нее это подействовало, – томно произнесла Полукласова.
За забором пробурчал сдержанный смех и потом, как эхо, повторили: – А где же наш шар?
– Они еще подслушивают, подлецы! – пронзительно, внезапно получив обратно весь голос, воскликнула Анна Львовна и левую руку уставила в бок.
Голова молодого человека моментально пропала, будто он опустился в театральный люк, лишь осталась часть флейты, неизвестно чем державшаяся. Папаша закричал в пространство, будто команду:
– Я – вас! ослы и невежи!
– Наглецы, – настаивала г-жа Полукласова.
За забором было тихо. Машук остановившись на последнем осколке, ожидала с интересом.
– Негодяи! – закричал еще раз Александр Яковлевич в кусты.
И флейта исчезла, в окне ничего не осталось. Машук всплеснула руками и быстро побежала, подгоняя себя пятками. Коротенькие штанишки, одна штанина длиннее другой, мелькая, делали девочку совсем маленькой.
– Куда ты?
– В дворницкую! – донеслось из-за третьей клумбы.
– Бедняжка совсем расстроилась! – проговорила мамаша и сама заплакала.
– Ни денег жалко, ни вещи, но обидно за хамство.
– Этого так оставить нельзя! ответил муж и велел запрягать лошадь, еще раз обернувшись к забору, за которым ничего не было слышно.
6.
Тарелка с синей мельницей, неизвестно почему упавшая, так ничем и не была заменена в столовой Боскеткиных. Торчал голый гвоздь и на него именно и смотрели два посетителя, никому не известные, приехавшие от Александра Яковлевича Полукласова строго официально. Они до такой степени были никому неизвестны, что можно было подумать, что даже сам пославший их не знает, кто они. Одно было достоверно, что они приехали из города. Высокий, похожий на приказчика, сидел, вытянув руки на коленях и смотрел на гвоздь, куда были направлены глаза и другого, в почтовой форме. Часы, заведенные нянькой, снова стояли. Кажется, приезжие не были знакомы даже друг с другом, потому что не разговаривали в течение получаса.
– Наверное, висело что-нибудь, да сняли! – сказал один, указывая на гвоздь.
– Да, не иначе, – ответил другой, сгоняя с щеки муху, которая сейчас же села ему на нос.
– Долго заставляет себя ждать г. Боскеткин.
– Спит, может быть.
Собеседник молча посмотрел на эмалированные часы и показал их соседу.
– Одиннадцать, четырнадцать.
Дверь скрипнула. Вероника Платоновна, не будучи знакома, не сочла нужным переодеть капота, прибавив к нему лишь лиловый чепец. Пренебрежительно, но с некоторым подозрением оглядев гостей, она их не пригласила сесть, потому что те уже сидели, думая, что выход Вероники Платоновны их не касается.
– Вы к мужу? – спросила она прямо.
– Мы к Дмитрию Петровичу Боскеткину, – отвечали те как-то разом и разом поднялись.
– По какому же делу?
– Мы, собственно, лично к нему.
– Вздор! Всё равно, я его жена, не стесняйтесь.
– Нас прислал г. Полукласов, Александр Яковлевич, – начал один из посетителей.
– Мы должны бы поговорить с уполномоченными противной стороны, – проговорил другой более официально.
Почувствовав серьезность разговора, Вероника Платоновна сейчас же сделалась более независимой, и даже наступательной.
От Полукласовых? вы меня простите, но это такие глупые и наглые люди, что я даже удивляюсь, как можно брать на себя какие-нибудь поручения от них.
– Глупые и наглые, вы говорите?
– Да, и слов своих назад не беру.
– Дамские слова по закону в счет нейдут.
– Притом Полукласовы буквально то же самое говорили про вас, – прибавил почтовый.
– Про нас?
– Да. Мы, собственно, затем и пришли, что бы г. Боскеткин направил нас к лицам, с которыми мы могли бы сговориться, где и когда с оружием в руках можно будет доказать, кто глупее и наглее, – сказал приказчик очень торжественно. Хозяйка помолчала, потом вдруг закричала совсем не торжественно, но громко:
– Вон! дуэль затевать? чего там решать кто глупее и наглее, когда я без всяких дуэлей могу вам доказать, что вы, именно вы, даже не сумасшедший Полукласов, всех глупее и наглее. Во всяком случае, всех смешнее. Идите вон!
В дверях не показался, а прямо оказался Боскеткин стоящим.
– Вот – мой муж. Можете с ним говорить, сколько вам угодно. Я уверена, что он вам скажет то же самое, что вы слышали от меня.
– В чём дело? – спросил Дмитрий Петрович.
– Они пришли передавать тебе картель, – сказала жена так пренебрежительно, что всякие менее неизвестные люди провалились бы на месте.
– Я принимаю, я принимаю! что же г. Полукласов думает, что раз он прослужил пятьдесят лет тому назад в полку без году неделю, так он может всех оскорблять? Я не только принимаю, я сам вызываю! Слышите? пошли вон!
– Видите? – кротко заметила Вероника Платоновна, – я говорила, что муж скажет то же, что и я.
– Позвольте, но ваш супруг говорит совершенно противоположное вашим словам.
– Что же, я вру по вашему или вы оглохли?
– Мама, я всё слышала, но я не виновата – вдруг раздался из сада голос Жени и её голова поднялась в окно до подбородка. Все умолкли, а голос продолжал спокойным ручейком:
– Эти господа вызывают папу на дуэль за то, что у Александра Яковлевича разбили шар, но папа тут не при чём. Это я разбила и Полукласов должен со мной считаться, –
