Это было на рассвете - Николай Семёнов

Бой за Мюнхеберг продолжался около трех часов. Одновременным ударом с двух направлений, особенно после ввода в бой танкового полка Цыганова, сопротивление противника было сломлено. В час дня 19 апреля наши танки ворвались в центр города и завязали уличные бои.

Как только мы вошли в город, наши гвардейские минометчики открыли такой ураганный огонь, что среди белого дня в городе стало темно от порохового дыма и пыли, горчило в горле. Главное — снаряды рвались в двадцати метрах от танков. В этом был повинен один из оперативников. Заметив, что танки на какое-то время атаку приостановили, он запросил огня. «Катюши» ударили по городу. Но вышло так, что танкисты ворвались в город все-таки раньше, чем намечалось. Из наших никто не пострадал, в том числе и пехотинцы, которые были несколько сзади нас.

В боях за Мюнхеберг получили повреждения четыре машины, но все они быстро были восстановлены ремонтниками. Больше всех на этот раз досталось наступающим с северо-востока. Тут оборона, как и предполагалось, оказалась наиболее прочной. Противник на этом участке подтянул дополнительные противотанковые средства. Решительными действиями тяжелых танков и автоматчиков оборона противника была прорвана и на этом участке.

Немало хлопот фашистам доставляли СУ-57 (самоходные установки) из разведроты лейтенанта Иванова. Расчеты их отличались смелостью и отличным знанием техники и огневого дела. Все были опытными бойцами. Только заряжающему рядовому Ивану Шашкову еще не было и девятнадцати. Несмотря на возраст, он в первый же день штурма Берлина проявил находчивость и решительность в бою.

— Ванюша, ты молодой, глаза острые! Садись-ка за прицел наводчиком, а я физически здоровее тебя, буду заряжать, — предложил наводчик Романов.

— А как лейтенант? — спросил Шашков.

— Согласен, — послышался голос командира.

Радости молодого Шашкова не было границ. Теперь он сам будет наводить на цель и стрелять!

— Машина к бою готова? — спросил замначштаба майор Кабанов.

— Готова, — дружно ответили гвардейцы.

— Будете уничтожать в Мюнхеберге фаустников, — приказал Кабанов.

Самоходка помчалась по улице города.

— Смотрите в оба за всеми балконами и подвалами. Я буду наблюдать справа, а ты, Ванюша, — слева, — приказал командир.

А за подвальными окнами следил опытный механик-водитель сибиряк Пронтов, что очень помогло в наводке и стрельбе. Только на балконе показывается желтая точка фаустпатрона, как остроглазый наводчик Шашков посылает туда снаряд.

— Ванюша, очень уж быстро стреляешь. С трудом успеваю доставать снаряды, — словно жалуясь, проговорил как-то заряжающий Романов.

— Молодец, комсомолец Шашков! — подбадривал командир.

Иван Шашков, периодически смахивая набегающий пот со лба, вновь отыскивал засевших гитлеровцев. Где прошла самоходка лейтенанта Иванова, фаустникам в Мюнхеберге не удалось повредить ни одной машины.

После захвата Мюнхеберга противник, подтянув резервы, неоднократно пытался выбить наши части из города. Но огнем прямой наводки танкисты с пехотинцами отбили все контратаки противника.

Во время артиллерийского обстрела погиб адъютант командира полка лейтенант Михаил Васильевич Бронников. Он передавал приказание командира полка командирам танковых рот. На обратном пути рядом с ним разорвался снаряд. Его тело было изрешечено осколками. Похоронили мы Мишу на опушке рощи, что на окраине города.

Михаил Васильевич Бронников был замечательным русским парнем из города Павловска Горьковской области. Как командир танка, он неоднократно отличался в боях. За четверо суток под огнем, по полю боя, он по-пластунски и бегом измерил не один километр. Был внутренне не доволен, что во время переформирования бригады его не посадили на танк. Это свое недовольство он выражал только друзьям. Подполковник Ермоленко назначил Бронникова своим адъютантом потому, что он был грамотным, находчивым и исполнительным офицером. Два ордена Отечественной войны первой и второй степеней Михаила Бронникова вручены на память его матери Лидии Дмитриевне.

Оставшиеся танки подполковник Середа передал полку подполковника Ермоленко. А тот продолжал преследовать противника, который с утра 20 апреля начал поспешный отход на запад.

Как только погнали гитлеровцев, вся дорога, ведущая на Берлин, моментально наполнилась войсками. Все неудержимо рвались в столицу фашистской Германии. Вражеская оборона трещала по всем швам. Если фашистам где-либо удавалось зацепиться — создать оборонительный заслон, то немедленно начинался обход его слева и справа. Вид у каждого советского бойца, командира был бодрый, веселый, словно все спешили на торжество. Да, все спешили к великому торжеству победы!

По мере приближения к пригороду Берлина все больше стало появляться худых и обросших людей в черных или зеленых бешметах, жупанах с номерами на них. Это были возвращающиеся на родину насильно угнанные в Германию советские, польские, чехословацкие, итальянские, французские граждане. Многое подходили к танкам, обнимали нас и на разных языках со слезами на глазах благодарили за освобождение.

В ночь на 22 апреля передовые танки Героя Советского Союза лейтенанта Ашота Асрияна, партгрупорга роты младшего лейтенанта Федора Кичигина, комсорга Евгения Тихомирова, коммунистов — лейтенантов Василия Махнача, Ивана Соколова, Ивана Демидова и других с боями ворвались в Обершпрее — пригород Берлина. Прорыв был настолько неожиданным, что здесь еще не успели отключить электроэнергию в домах. Зарево пожаров над Берлином, вспышки артиллерийских выстрелов и сотни взвивающихся в темном небе ракет освещали впереди фашистское логово. Огненная дуга сжимала столицу фашистской Германии.

Вспомнился тяжелый сорок первый год. Тогда, в октябре, такая же, но только вражеская, огненная дуга подходила к Ленинграду. В ту тяжкую пору стойко сражались мы, стояли насмерть и верили, что придет время, придет час отмщения за поруганную нашу землю и мы будем в Берлине.

Теперь этот час настал. Неудержимо продвигаясь вперед, железным шагом подходили мы к реке Шпрее. Начальник разведки бригады майор Урсов с группой разведчиков — капитаном Чаадаевым, старшим лейтенантом Крыловым, взводом автоматчиков вместе со стрелковыми подразделениями поспешили к мосту через реку, чтобы, в случае его исправности и пока он еще не был взорван гитлеровцами, проскочить на западный берег. Однако фашисты успели уже взорвать мост. Артиллерийскими и пехотными подразделениями враг оказал сильное сопротивление. Проскочить же через реку с ходу танкам бригады не удалось. Командир бригады приказал остановиться и закрепиться.

Создавшуюся короткую передышку командиры и политработники использовали для подведения итогов боев за Мюнхеберг. На совещании офицерского состава полка подполковник Ермоленко сказал:

— На улицах Мюнхеберга противник соорудил большое количество баррикад. В крупных зданиях были устроены амбразуры. На балконах многоэтажных домов занимали позиции фаустники. В Берлине система обороны противника должна быть еще более прочной, а возможности маневрирования — значительно сложней.

В заключение он сказал, что для уничтожения в Берлине противотанковых средств и фаустников необходимо создать штурмовые группы из танкистов, мотопехоты и саперов.

После совещания штабом полка при участии командиров стрелковых и саперных подразделений была разработана инструкция боевых действий штурмовых групп, которая была доложена командиру бригады. Полковник Юренков дополнительно предложил для «выкуривания» из подвалов фаустников включить в штурмовые группы подразделения ранцевых огнеметов.

После совещания шел я к своей машине. Вдруг вижу: на тротуаре стоит лейтенант Саша Алешин и успокаивает рыдающих молодых украинок. Мимо группами проходили угнанные в рабство люди, среди них были и пленные. Лицо одного из них мне показалось очень знакомым.

— Саша, останови и спроси фамилию вон того, в черной куртке, который, как пьяный, плетется сзади всех, — попросил я Алешина.

— Сейчас, Коля, — ответил он и побежал по тротуару.

— Коля! Богданов его фамилия! — крикнул Саша издали.

Замер я на месте, ноги сделались ватными. То был мой дядя Василий Илларионович Богданов. Черный, оброс щетиной, в углах рта залегли морщины, согнулся, как коромысло. Словом, выглядел он так, как будто перенес очень тяжелую болезнь.

— Как вы сюда попали, дядечка? — спросил я.

— Не помню, Коля, — впопыхах, со слезами начал он рассказывать. — Войну начал в январе сорок второго под Мясным Бором, в 1248 стрелковом полку. Было невыносимо холодно, даже стыла кровь. Несколько раз бросались в атаку, но все безуспешно. Погиб командир взвода. Тогда командовать взводом пришлось мне. «А что, земляки, если из «максима» ударить с флангов?» — предложил я нашим куженерским — Кондратьеву и Моисееву. — «Пожалуй, разумно», — согласились они.