Короли преступного мира - Евгений Осипович Белянкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что же делать?
— Подписать пропуск.
— Не могу.
Следователь тяжело дышал; он понимал, как рушилось все; он хотел еще что-то сказать прокурору, но тот отвлекся на телефонный звонок…
— Вот что, — вдруг резкий голос прокурора оглушил следователя. — Думать надо было раньше, а теперь отпускай. Выше головы не прыгнешь…
Следователь пытался возразить прокурору, да тот повесил трубку, и короткие телефонные гудки отрезвили его.
Он, пошатываясь, вернулся к себе в комнату. Сомов спокойно просматривал газету.
— Где ваш пропуск? — обиженно спросил следователь. — Я его подпишу… Но… Мы к вам вернемся.
Сомов презрительно-свинцовым взглядом смерил следователя.
— Но… Мы с вами больше никогда не встретимся. — И горделиво добавил: — Прежде чем работать в таком солидном учреждении, как госбезопасность, надо научиться элементарной добросовестности.
Не прощаясь, Сомов повернулся к двери и вышел. Следователь стоял посреди комнаты и тер себе виски: у него разламывалась голова.
46
На Новый год Мазоня ждал Альберта. Разговаривая с ним по телефону, он строго наказал: «Приезжай! Хоть на один день, но все равно приезжай». Альберт и сам соскучился…
Мазоня встречал его вместе с Зыбулей. Альберт сразу увидел их, мерзнувших на перроне. Мазоня обнял и расцеловал Альберта в раскрасневшиеся щеки.
— Не балуешь ты нас, студент…
Альберт оправдывался:
— Сами понимаете, зачеты. Последний едва свалил.
Они сели в «тойоту» и поехали домой. Альберт удивился: в его комнате все было по-старому, как будто он и не уезжал. Он с благодарностью посмотрел на Мазоню. Тот улыбнулся.
— Вот что. Небось проголодался?
— Жрать охота.
— Иди с Зыбулей на кухню, перекусите. — И посмотрел на часы. — Но времени в обрез. Надо еще прилично одеться. Поедем в театр.
— В театр? — удивился Альберт. — Ну, ты даешь!
На кухне Альберт с любопытством взглянул на Зыбулю.
— Под Новый год в театр… Это он придумал?
Зыбуля неопределенно пожал плечами: мы люди маленькие, сказано в театр, значит, в театр.
Альберт оделся, как одеваются московские элитные пижоны. Пижоны редко носят джинсы. А если и носят, то «Гэсс» или «Беннетон». Альберт был в «Беннетонах», в настоящем клубном пиджаке и в фирменных туфлях «инспектор». Все это продается только за доллары, и то лишь в магазинах типа «Кристиан Диор» в Париже, «Вандербильд» в Германии, на худой конец «Вера мод» в Москве. Покрутившись перед зеркалом, Альберт взглянул на Мазоню. Тот смерил его костюм довольным взглядом.
— Пойдет!
Они сели в машину и рванули в оперный. Городской театр, построенный русскими купцами, блистал в новогоднем убранстве, и Альберт, искоса поглядывая на Мазоню, думал о том, что он, кажется, не узнает своего опекуна: что-то на него не похоже… Ведь куда — в оперный завалился!
Уже в партере, слушая, как в оркестровой яме настраиваются инструменты, Мазоня вдруг сказал:
— Нас однажды из зоны водили работать в театр. Как сейчас помню, шла репетиция, и я так увлекся, что ко мне подошел ихний не то режиссер, не то еще кто-то и, потрепавшись со мной, неожиданно громко на весь зал произнес: «Я всегда знал, что от воровства надо отучать театром!»
Альберт рассмеялся. Он взглянул на Зыбулю, который сидел в другом ряду, но почти за ними, и радушно-глуповато улыбался. «Да, кому-кому, а Зыбуле этот театр очень нужен. Как корове седло!»
Давали «Лебединое озеро». Мазоня, к удивлению Альберта, так пристрастился к зрелищу, словно был балетоманом. Альберт повернулся и снова взглянул на Зыбулю: физиономия парня отяжелела и, скисшая, была подернута сонливой улыбкой.
В антракте Зыбуля веско заметил:
— Что за девки! Куклы какие-то! Козявки худосочные! Попросили бы меня, им таких бы ягодок притащил, задарма! А этих старух лет семь уже как не трахали…
Мазоня серьезно посмотрел на Зыбулю, но ничего не сказал.
После театра поехали в ресторан «Русь», где гуляли «мазонцы». В зале, на втором этаже, разливалась цветными огнями богато убранная елка, без конца взрывалось шампанское, и бесстыдно орала заокеанская музыка…
В эту новогоднюю ночь у Мазони были и свои дела. Из Киева появился гонец, который пытался наладить контакты с Мазоней. Пышные русые волосы и жидкая бородка делала гонца похожим на художника. Но Ворон был не художником, а закоренелым блатарем, и Мазоня знал его давно — по старым зонным делишкам.
Мазоню, конечно, интересовало общее положение на Украине, тем более, как он слыхал, малину там пополняли все больше спортсмены… Потому Мазоня и спросил:
— Правда ли, что Череп — кандидат в мастера спорта и до сих пор шерстит Крещатик?
— Да нет, — вздохнул Ворон. — Пока его песня спета.
И Ворон подробно рассказал о событиях последних лет. Действительно, Череп, в прошлом студент Киевского инфизкульта, кандидат в мастера. Смекалистый и агрессивный. Мужик быстренько сколотил вокруг себя «группировку» — около сотни человек, а может, и больше.
Боевики Черепа легко прибрали к ногтю всю центральную часть Киева. Занимаясь скупкой и перепродажей золота и изделий из драгоценных металлов, сутенерством, валютными махинациями и шмотками, они давно взяли под контроль коммерсантов: уже не городские власти, а они решали, кому площадь под офисы, а кому ларек или палатку на оживленном месте…
— У них что, хорошее прикрытие? — усомнился Мазоня, пристально вглядываясь в гонца: не тот уж Ворон — постарел… Впрочем, время не щадит никого. В том числе и блатных.
Ворон оживился:
— А как же! Без органов, местных шишек тут не развернешься. Куражный Череп брал информацию у налоговых инспекций. Они теперь лучше схватывают прибыли предпринимателей.
— Да, конечно. Слыхал я, что он снюхался с венграми?
Осенью Череп «со товарищи» рванул в Будапешт и установил там связи с бывшими советскими блатарями. Их там навалом. Теперь они знать: зарубежные коммерсанты…
— Ишь ты! — искренне удивился Мазоня, чувствуя, как любопытство его нарастает. Но он сдержал себя и предложил Ворону выпить за «новое демократическое время». Блатарь выпил и стал более словоохотливым.
Сначала жили там за счет девочек, которых прихватили с собой из Киева… Когда осмотрелись, нашли наводчиков. Те за приличные деньги с охотой продавали своих «коллег» по наркобизнесу. С торговцев наркотиками брали откупные. Череп пошел в гору. Стал паном: отдельные квартиры, машины… Но чем лучше было с «бабками», тем хуже шли дела в бригаде. Росло недовольство. Ворон полагал, что на почве жадности босса. Пропал Чайник, самый языкастый в бригаде. Слух пустили, что, мол, отправился в Австрию. Кое-кто не поверил. Через несколько дней в его квартире нашли лужи засохшей крови. Кто посообразительней, понял —
