Короли преступного мира - Евгений Осипович Белянкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Скрипучая зима, что пасхальный день.
Зыбуля ухмыльнулся.
Пошел мелкий снег. Иглистые пушинки лепились к одежде. В сонной дреме стоял сосняк, и на ближайших холмах на безветрии застыли красивые березки.
— А может, зря отпустили в Москву Алика? — вдруг резко бросил Мазоня. — Был бы рядом. И мне лучше…
— Зря, — хитро заметил Зыбуля. — «Осеменял» бы девок, у него это хорошо получается.
Мазоня погрозил Зыбуле пальцем; а тот, сломав корявую ветку, весело заорал:
— Аль-берт! Алик! Где ты?!
Вернувшись, выпив по стопке, завалились спать; Мазоня на тахте, а Зыбуля, притащив матрас, рядом на полу, как верная собака.
Наказание Зыбуле не последовало. Мишка Кошель сделал вид, что ничего, собственно, не случилось, да и Душман примолк.
49
Январь — как полет стрижа. Альберт стоял в институтском коридоре и держал в руках зачетку, в которую поставлена последняя отметка.
Сзади на него набросился парень и закрыл глаза.
— Пашка, не дури, — мягко сказал Альберт.
Павел сдал экзамен на день раньше и чувствовал себя на каникулах.
— Поехали со мной в Сочи. На нашу дачу. Ну, пойми, ах какие там будут чувихи!
— Не могу, Пашка!
— А ты через немогу. Ну, дай телеграмму — что тебе стоит!
Альберт обнял Павла. Тот потянулся и поцеловал Альберта. Они повернулись и увидели на стенке выцарапанную надпись: «Все юристы — гомосексуалисты». Альберту стало противно.
— Сволочи, — сказал он. — Все стенки попортили.
— Я к таким надписям привык, — засмеялся Павел, — даже лифт расписали, собачатся!
Павел подбросил Альберта на вокзал в отцовском «мерседесе». Он балдел от внешнего шика, Альберт же, глядя на сияющего друга, язвительно усмехнулся:
— Не жизнь, а малина.
Мазоня на этот раз не водил Альберта в театр, зато с большим уважением слушал его рассказы о Москве. Неожиданно Мазоня вспомнил о школьном приятеле Альберта:
— Присылал он мне письмо, — сказал Альберт. — Здесь пасется, невезуха.
— Сходи к нему, проведай, — посоветовал Мазоня.
Альберт, конечно, послушался и пошел к Артуру. Дверь открыла мать. Белокурые волосы. Крупной вязки кофта. Шлепанцы. «Так вот в кого Артур — в мать».
— Вы к Артуру? Он еще не пришел с работы.
— Можно я подожду?
Они сидели в знакомой уютной кухне.
— Решили не рисковать. Знакомств, связей нет. Лучше получить профессию. Пока у отца, на компьютере. А вы на юридическом?
— Мучаюсь.
Пришел Артур. Сверкнул глазами, но не бросился навстречу, как раньше — сказал с прохладцей:
— Устал чертовски. Я в ванную, а ты подожди.
Альберт терпеливо сидел на диване. Длинный, худой Артур вылез из ванны; ворча на мать, вышел в полосатом свитере с горловиной, в узких домашних брюках.
— Мы теперь создаем свой кооператив, — несколько заносчиво сказал он. — Будем заниматься компьютерными программами.
«Даже года не прошло… — подумал Альберт, — а как посерел».
— Кооператив?
— Сначала кооператив. — Артур пожал плечом. — А затем фирму.
— Ну ты, конечно, со временем станешь ее боссом?
Артур нахмурился, немного подумал.
— Со временем — да. Иначе нет смысла.
«Как был Артур ребенком, там им и остался».
Альберт немного пообщался с приятелем: куда исчезла прежняя непринужденность… И заторопился домой. А в Артуре словно что-то проснулось.
— Знаешь, приходи. В воскресенье, а?
Зыбуля, хотя все давно и наладилось, иногда чувствовал себя перед Альбертом виноватым. Заметив, как киснет Альберт, он даже обрадовался:
— Хочешь, Анку-пулеметчицу приведу?
— К чему она?! Надоела.
— Чего-нибудь свеженького? Да господи, за чем дело!
Альберту было все равно, и он поехал с Зыбулей.
— Подожди, — вдруг, остановив машину, заявил Зыбуля. — Я ведь обещал куклу. — И заразительно засмеялся. Он действительно скоро вернулся с симпатичной куклой. — Ну как, пойдет?
Они затормозили в Царицыне. Отпарковали машину и поднялись на второй этаж хрущевки. Потоптавшись, Зыбуля позвонил. Там, за дверью, кто-то не очень охотно зашевелился, зашаркал ногами; вскоре за открытой дверью на пороге показалась не то заспанная, не то пьяненькая, но еще молодая женщина с лицом испитым, истертым, с горящими опухшими глазами.
— Это ты? — вскинув подбородок, молвила она. — Родненький, кормилец наш, да мы уж тебя забыли.
— Дела, Манюня, дела. — И Зыбуля спокойно протолкнулся в коридор. Сбросив кожаное полупальто, весело подзадорил:
— Раздевайся, дружище, и чувствуй себя, как дома.
Они прошли в запущенную, бедно обставленную комнату. На грязной тахте сидела, поджав ноги, тоненькая, русая девочка в ситцевом платьице и что-то напряженно рисовала… Рядом стоял старенький приемник «Россия», из которого доносился голос Юры Шатунова.
Альберт прикинул возраст девочки: лет десять-одиннадцать, не больше, совсем ребенок.
— Соскучилась? — ласково обнял ее Зыбуля.
Девочка подняла большие грустноватые глаза.
— Врун ты. Обещал, да не привез…
Он взял из рук Альберта коробку, перевязанную синими тесемками.
— Смотри, какая красавица… Это тебе вот этот парень подарил… Правда, он тоже красивый?
Девочка жадно и недоверчиво посмотрела на смущенного Альберта, который сел на тахту, рядом с ней.
— Красивый…
— Поцелуй его, да хорошенько, так, как я тебя учил — он же тебе роскошную куклу подарил…
Девочка, забыв про рисование, нежными ручонками обхватила Альберта за шею: она поцеловала прямо в губы с язычком, и Альберт, ощутив ее горячее, раздражающее прикосновение, вдруг почувствовал, как вскипела кровь. Он стал тискать и целовать ее — она покраснела и чуть-чуть взмокла, издавая ароматный, молочный запах…
— Я так люблю, — прошептала она.
— А раз любишь, так его надо за куклу отблагодарить, — качнув головой, подсказал Зыбуля.
Девочка быстренько скинула с себя платьице.
— Трусики не надо, — заметил Зыбуля. — Их снимет он сам…
Альберт медленно потянул трусики, боясь оторваться от нежного смуглого тела девочки.
— Стройняшка! — радостно воскликнул Зыбуля и, не удержавшись, поцеловал это поразительно притягательное личико.
Девочка доверчивыми глазами посмотрела на Зыбулю.
— Как, вафлю или…
— Покажи ему все свои способности.
Альберт лежал на спине и наслаждался. На его удивление, девочка обслуживала весьма профессионально… При этом раскрепощение ее было чисто детским, и кайф, естественно, обалденный…
Как заметил Альберт, за все время их удовольствия, мать ни разу не заглянула в комнату, видимо, полностью положившись на Зыбулю.
Голенькая усталая девочка мило лежала на тахте. Альберт нагнулся и сладко поцеловал ее. Глазенки девочки заискрились:
— Ты хороший. Приходи еще.
— Приду, если не забудешь.
— Приходи. У меня еще таких не было. Ты хорошенький дядечка.
Полупьяная, полусонная женщина, тяжело хлопая башмаками, проводила их до двери. Альберт любопытно взглянул на это жалкое существо. Достал из джинсов деньги.
— На, здесь двадцать долларов… Купишь что-нибудь сладкого. Да не пропей только, стерва!
— Господи, прости меня, рабу божью. Виновата, скажу честно, виновата…
— Их, одиноких мам-алкоголичек, теперь пруд пруди, — задумчиво
