По земле ходить не просто - Вениамин Лебедев

— Индюк тоже соображал… В зенитной-то батарее другой почтовый ящик!

— Да, конечно, верно, — вздохнул Николай. Возбуждение его растаяло, словно его и не бывало.

— Ну что ты это, в самом деле! — не выдержал Андрей роли балагура. — Надо радоваться, а ты… Ну неужели же ты ни черта не понимаешь? Нина-то ведь умнее тебя. Она сразу сообразила, что ты рядом со мной. Иначе не стала бы так подробно писать. И неужели же ты не чувствуешь, как она ждет хоть одного твоего слова?

Николай почти совсем не слушал Андрея. Лицо его постепенно светлело.

— Андрюша! Чудище! Лешак ты мой! — почти закричал он и перепрыгнул на постель к Андрею. — Я должен, понимаешь ты, должен ее увидеть. Застать до отъезда в Бурят-Монголию… Сегодня же подам рапорт об отпуске. Ведь имею же я на это право, в конце концов.

— Что за шум? Кто тут нарушает сон? — раздался сердитый голос дежурного по батарее лейтенанта Зябликова.

Николай прыгнул в свою постель и юркнул под одеяло.

Лейтенант, заглянувший в палатку, подозрительно оглядел обоих усердно храпящих старших сержантов и ушел.

Утром во время построения Николай вручил командиру взвода рапорт об отпуске.

— Дома что-то не в порядке? Ах, девушка должна уехать! Не знаю, не знаю. Из-за этого едва ли дадут отпуск. Девушек везде полно, но я направлю рапорт выше…

Ничего не понял лейтенант. Был бы тут капитан Гусев, тот сказал бы по-другому: «Девушек, Коля, на свете много, но для каждого только одна. Упустишь свою, неизвестно, как сложится жизнь». Но капитана Гусева не было. Он вот уже три месяца находится на курсах усовершенствования командного состава где-то под Москвой.

Во время завтрака в столовую прибежал запыхавшийся дневальный и, разыскав Николая, радостно сообщил ему:

— Товарищ старший сержант, вас вызывают на контрольно-пропускной пункт. К вам приехали.

— Кто? Кто приехал? Откуда?

— Не знаю, не знаю, по линейке передали, велели сообщить.

Ответ этот сразу же заставил Николая усомниться в правильности сообщения. Передача по линейке! Этот архаический способ связи, сохранившийся, может быть, со времен взятия Очакова, весьма часто подводил людей. В самом деле, стоят солдаты в сотне метров друг от друга и должны передавать распоряжение из слова в слово. Кто еще как расслышит… Кто еще как передаст… Да и кого может ждать Николай? Кто может к нему приехать?

Все же, наспех позавтракав, Николай поручил Андрею увести взвод управления к палаткам, а сам побежал к командиру батареи просить увольнительную.

То ли Мирошниченко был сегодня в хорошем настроении, то ли был удивлен тем, что к нему обратился старший сержант Снопов, человек, который не имел привычки досаждать просьбами, но только он сразу же подписал увольнительную не только Николаю, но и Андрею.

По пути к палаткам Николай успел послать одного из красноармейцев батареи. к Андрею с увольнительной, а сам свернул к контрольно-пропускному пункту.

За воротами Николай не обнаружил никого, кто мог бы его вызывать. Только метрах в ста в стороне сидели на траве мужчина и женщина и около них бегал маленький мальчик.

— Коля! Сюда! — крикнул мужчина, поднимаясь, и замахал рукой, чтобы обратить на себя внимание.

— Сережа! Аня? Вот неожиданность! Ой как же это хорошо. Но как вы здесь? Откуда?

— Решили посмотреть, каким ты генералом стал за это время, — сказал Сергей, кинувшись Николаю навстречу и обнимая его. — Ну, здравствуй, здравствуй, дружище!

— Аня! Как ты похорошела!

— Полнеем, Коля, на старости лет, — смутилась Аня. — Годы идут. Вон уж сын скоро меня перерастет. Смотри, какой он у нас…

— Заякин-младший, — с гордостью представил Сергей сына. — Николаем назвали.

Заякин-младший сосредоточенно тянулся к кузнечику. Это был здоровый полный мальчуган, очень сильно похожий на Аню, но унаследовавший что-то и от Сергея.

— Дядя, ты — красноармеец? — очень чисто произнес мальчик.

— Да. Да. Красноармеец.

— Дай, дядя, дай, — сказал мальчик, очутившись на руках у Николая и ухватившись за ордена и медаль на его груди.

— Ой, Коленька, — остановила его мать. — Тебе это нельзя. Вот когда вырастешь большой, и сам заслужишь такие…

— Только не такие, Аня, только не такие!.. Пусть лучше получает ордена за изобретения, за подвиги в труде, за что угодно, только не такие…

— Твои бы слова да сбылись, — вздохнула Аня. — Вот растишь, растишь таких и не знаешь, что их ждет впереди,

— Что мы здесь стоим? — опомнился вдруг Сергей. — Как у тебя со временем, Коля?

— До десяти вечера свободен, но ко мне должен подойти товарищ. А вот и он идет…

Остановились вдали от лагеря на берегу небольшой речушки.

Аня вытащила из сумки и расстелила на траве скатерку, потом начала выгружать из корзины продукты. На тарелке появились румяные пирожки, уральские шаньги, беляши.

— Ого! — не выдержал Николай и, взяв пирожок, повертел перед собой. — До чего аппетитны! Я ведь такие не едал, пожалуй, с тридцать седьмого года, когда последний раз был дома.

— Ну вот, а ты говорил, зачем везти столько продуктов, — упрекнула Аня мужа. — Они здесь, конечно, не ходят голодные, но ведь это-то домашние… Ешь, Коля, ешь.

Разговаривая с Сергеем, Николай прислушивался и присматривался к тому, что делают Андрей и маленький Коля.

— Бултых! Бултых! — восторженно кричал мальчик, стараясь закинуть камешек в воду, и вслед за этим раздавался заразительный смех. Смеялись оба — и Коленька, и Андрей. Они уже успели крепко подружиться.

— Мужчины, к, столу, — позвала Аня. — Андрей, Коленька, идите завтракать.

Андрей при виде разложенного на скатерке угощения тоже не удержался от восклицания:

— Ого! Не часто же нашему, брату такое встречается.

— Истосковались вы, ребята, как я гляжу, по дому, — заметила Аня. — Ох и истосковались! Скоро демобилизуетесь?

— По закону, надо полагать, к осени будущего года. А там, кто его знает, как будет. Обстановка, сами знаете…

— Да, вы слышали сегодняшнее сообщение ТАСС? — спросил Сергей. — В чем тут дело? Иди я перестал понимать свой родной язык? Иностранная печать сообщает о концентрации немецких войск у наших границ. А мы то ли опровергаем это, то ли говорим: и без вас знаем это. Растолкуйте хоть вы, военные люди… Может, вы понимаете?

— Сообщение мы слышали, — отозвался Николай. — И, язык, действительно… А впрочем, может, так и надо сообщать. Черт его знает! Одним словом, паршивая обстановка.

— Будет война?

— Да я думаю, что не избежать, — ответил Николай.

— А почему ты так убежден в этом?

— Германия, небось, вкусила сладость побед и на этом не остановится. А наша земля немцам всегда снится. Сам видишь, неспроста самолеты почти каждый день нарушают границы. И летчики их тоже, небось, не случайно теряют направление… Это ведь зря не бывает.

— Что известно о Федоре? — спросил Николай, чтобы сменить разговор.

— Ну, ему, брат, повезло. Женился на дочери влиятельного человека. Держится солидно. Голос даже стал воркующий. Животик, конечно, появился. И жена у него этакая фуфрышка…

— Ну зачем ты так издеваешься над ним? Работать-то он умеет. Это у него не отнимешь, — заступилась Аня. — Разве плохо, что он старается нравиться людям? Что жить хочет получше? Это ты только как ошалелый носишься, не задумываясь, приятен ты людям или нет. Да и жена его вовсе не плохая.

— Ого! Что я слышу? Аня стала настоящей образцово-критической женой. Может быть, и мы, Андрюша, когда-нибудь попадем в руки таких и так же вот будем мучиться, а?

— А что с вашим братом церемониться, — отпарировала Аня.

Под вечер Заякиных проводили на автобусную станцию. В лагерь возвращались медленно, оба задумчивые. Даже Андрей вопреки своему обыкновению перестал балагурить.

— Тебе скучно, друже? Жалеешь, что потерял выходной?

— Нет. Завидно, браток, что люди могут, жить иначе, чем мы.

— Уж не влюбился ли ты, случайно?

— Похоже. В хорошую семью. В такую, как у этих. Но нам это пока не положено.

День приближался к концу. Огромный раскаленный диск солнца, казалось, застыл над горизонтом. Стало прохладнее.

Никто не подозревал, что следующего мирного воскресенья придется ждать долгие годы, а для многих этот день был последним выходным днем.

Книга вторая

Глава первая

Расплылась и померкла вечерняя заря. Стало тихо. Лишь в траве не прекращались смутные шорохи, да изредка в сумрачной дали сонно и картаво трещали коростели и раздавались быстрые очереди перепелиных криков.

В полночь за рекой пробасил старый петух, и через несколько секунд его собратья, словно сконфуженные опозданием, хором повторили на разные голоса ту же нехитрую мелодию.