Тебе посвящается - Макс Бременер

Нам в будущее все дороги открыты,

И все пути к счастью нас ведут,

О счастье шепчут колосья пшеницы,

И птицы песню счастья нам поют.

Теперь же, когда Люда поработала, стихи стали хорошие. Я считаю, их стоит передать по школьному радио и напечатать в спецвыпуске стенгазеты. Люда выразила то, что мы все думаем и чувствуем…

— Не все. Я лично вовсе этого не думаю, — перебил вдруг Старков.

— Интересно!.. — произнес Матвеев ошарашено и сейчас же добавил иронически: — У Старкова особое мнение. Ну, выскажешься потом.

— Лучше сейчас, — отозвался Старков чуть громче прежнего. У него был тон человека, преодолевающего лень. — Вот мы часто думаем — и педагоги с нами об этом говорят — о выборе пути в жизни. Чего ж думать и выбирать, если Семенова пишет: «Все пути к счастью нас ведут»?..

— «Все дороги» у меня теперь… — поправила Люда Семенова.

— Ну, все дороги. Все равно. «Все дороги к счастью нас везут» — это, что ли, дороги вроде эскалаторов: сами везут, и ногами передвигать не надо?

— Во-первых, не «везут» а ведут, — вмешался рассерженно Матвеев. — А во-вторых, Семенова так чувствует! У поэта такое чувство. Понял, Старков?

— Понял. И пожалуйста. — Старкову, казалось, надоело уже спорить. — Только ты же сказал, она выразила то, что все мы думаем!.. — И вдруг таким голосом, каким говорят о своих причудах, Женька закончил: — Ну, мне чего-то не захотелось, чтоб кто-нибудь решил, будто и я так думаю!

Он прикрыл рукой зевок и снова спокойно опустился на стул рядом с Виктором.

— Это как раз в духе Старкова, — пояснил Матвеев Глебу Анисимовичу и повернулся к залу: — А насчет стихов Громады скажу… В них, правда, тоже ритм соблюден, но чувства… очень странные! На самом деле: Виктору Громаде кажется, что девушка может ему заменить весь мир.

Он улыбнулся, слегка разведя руками, и Виктор увидел улыбку человека, которому это не покажется никогда.

— Весь мир, товарищи! — повторил Матвеев. — Выходит, любовь может заменить ему и учебу, и общественную работу, и культурные развлечения, и дружбу, и занятия спортом.

— «Занятия спортом», а спортплощадка не оборудована! — крикнул из зала парень в лыжном костюме. — Ответственный кто — физкультсектор? Так? А кому физкультсектор поручен?

— Мне, — ответил Михаил Матвеев.

— Физкультпривет! — крикнул парень в лыжном костюме, и собравшиеся зашумели, а кто-то захохотал, тыча пальцем в сторону Матвеева.

— Тише! — Матвеев повысил голос. — Вот тоже… Как будто это поехал и взял инвентарь! Меня направляют на склад, а на складе говорят: жди. Что ли, вы не помните, как с духовыми инструментами было? Когда…

— А кто был ответственный за культпоход в Малый? — перебила девочка с бантами из нейлона. Тон у нее был на редкость язвительный.

— К твоему сведению, не я! — ответил, торжествуя, Матвеев.

— Погоди, Михаил, — вмешался на этот раз Гришка Мигунов. — По-моему, турник, кольца можно сейчас безо всяких…

Виктор, холодея, слушал эту перепалку насчет инвентаря. Он предпочел бы самые суровые слова о своих стихах.

Наконец Рома Анферов постучал карандашом по горлышку графина:

— Отвлеклись, ребята!

— Да, вернемся, друзья, к нашей теме, — поддержал его Глеб Анисимович. — Стало быть… — И он жестом предложил Матвееву продолжать.

— Значит, насчет стихов Громады… — вернулся к теме Матвеев. — Плохо то, что Виктору кажется, будто любовь может ему заменить весь мир, — я уже говорил про это. Кроме того… Черт, потерял мысль. Сейчас вспомню… — Он потер лоб. — Ну, только что из головы вылетела! Минутку…

— Можно, я пока скажу? Я совсем коротко… — подала голос Люда Семенова.

— Пожалуйста, если коротко, — кивнул Глеб Анисимович.

— Ребята, я считаю — такое мое личное мнение, — Люда в этот раз не поднялась на сцену, а просто встала, — что нам еще рано писать о любви… ну, такой — мальчика к девочке или, наоборот, девочки к мальчику. Лучше пока что в нашем возрасте писать о дружбе. Не нужно забывать об этом прекрасном чувстве. А по окончании школы можно будет взяться и за стихи о любви. Такое лично мое, конечно, мнение…

И Люда Семенова, потупясь, села.

Ребята оживленно зашушукались.

— О чем вы, если не секрет? — строго осведомился Глеб Анисимович у двух девочек, сидевших к сцене ближе других и заметней других шептавшихся. — Поделитесь с нами.

— Это так… Не имеет отношения… — ответила, привстав, девочка с бантами из нейлона.

— Но все-таки?

Девочка с бантами промолчала, а ее подруга ответила, смущаясь:

— Она говорит, в прошлом году две девочки прямо с выпускного вечера ушли… замуж.

Эти слова вызвали бурный отклик. В зале возникли шум, движение, раздались возгласы с мест и звон председательского колокольчика — словом, прозвучало одновременно все, что только упоминается в скобках в стенографических отчетах, кроме аплодисментов.

— Ребята, я хочу продолжить! — прокричал Михаил Матвеев, перекрывая шум. — Я не согласен, совершенно не согласен с Людой Семеновой! Люда права в том, что нам нужно много стихов о чистой дружбе. Но неправильно то, что вопросы любви в стихах нам не надо поднимать. Я с этим не согласен! Эти вопросы в жизни встают, если две девочки из нашей школы прямо с выпускного вечера уходят туда, куда… — Матвеев смешался, — тут об этом сказали. Стихи Громады не потому неудачные, что они про любовь, а потому, что в них грусть, тревога, какая-то робость…

— По-моему, если мальчик… или вообще человек… и тем более поэт…

Виктор узнал голос Инны Петровой. Она заговорила, не беря слова. Вдруг оказалось, что она сидит совсем рядом — на два ряда ближе к сцене и немного левее, чем Виктор со Старковым.

— …и тем более поэт, — повторила Инна Петрова, — влюбился, он обязательно… непременно должен робеть… и тревожиться.

Виктор замер, вслушиваясь. Он буквально отшатнулся от Женьки, попытавшегося было что-то шепнуть ему на ухо, с силой сжал его локоть…

— Ведь ему неизвестно еще, взаимно ли… — негромко продолжала Инна. — Может быть, девочка… или вообще женщина… не ответит взаимностью?

Эту вскользь высказанную мысль о том, что последнее слово остается за ними, девочки встретили бурно-одобрительными криками:

— Правильно, Инка!.. Конечно!.. А то мальчишки воображают, будто очень нужны!..

Ободренная поддержкой, Инна обратилась к Матвееву:

— А по-твоему, значит, мальчик всегда должен быть спокоен и уверен?

— Да. У нас это в любом деле, Петрова: «Кто хочет, тот добьется!» — ответил Михаил Матвеев. — Так мы все думаем и чувствуем… — добавил он и сейчас же с опаской покосился на Старкова.

Но Женька уже не следил за тем, кто что говорит. Ему было неинтересно. Он продолжал тут сидеть только из-за Виктора…

— А по-моему, если влюбленный не робеет, не сомневается, если он с самого начала бодр и уверен, значит, он самодовольный тип, и это просто противно! — Инна села, и Мигунов — Виктор расслышал — ей сказал: «Я робею…»

После этого, тяжело опираясь на стол, поднялся Глеб Анисимович:

— Позвольте в заключение мне…

И все обрадовались при словах «в заключение». Да, пора уже закругляться! Все как-то сразу ощутили усталость и безразличие к тому, что будет дальше, точно у каждого кончился вдруг внутри какой-то завод. Только Виктор и еще, вероятно, Люда Семенова напряженно внимали Глебу Анисимовичу. Но, не пропуская ни одного слова, Виктор уловил перемену общего настроения и мимолетно всей душой позавидовал тем, кто не зависит от произносимого сейчас приговора…

— Попробую резюмировать… м-м… подвести итог сказанному о стихах Семеновой и Громады. Стихи Семеновой, несомненно, современны, чувства… м-м… излившиеся в них, нам близки.

«Какие же там чувства? Набор слов», — подумал Виктор.

— Однако эти стихи еще несамостоятельны, несовершенны…

— Автор — только начинающий, — ввернул Матвеев с улыбкой.

— Несомненно, — согласился Глеб Анисимович. — Хотя… м-м… и в начале пути поэты обнаруживают порой большую, что ли, свежесть голоса.

«Вот именно. Он понимает, просто старается самолюбия не задеть…» — отметил про себя Виктор.

— Теперь относительно Громады. Тут говорили о настроениях неуверенности… м-м… тревоги в его лирическом стихотворении.

«И что же?..»

— М-да… В годы моей юности появлялось, знаете ли, много стихов, проникнутых мотивами безысходной тоски, глубочайшей разочарованности в жизни… Стихов, порой поистине прекрасных, столь мелодичных и… — Глеб Анисимович чуть покачал головой, будто в такт полузабытой, любимой музыке. — Сейчас таких нет!.. — вырвалось у него внезапно. И тотчас же он осекся и стал поспешно объяснять: — Потому что сейчас у нас иное время. У молодежи преобладают иные настроения — бодрости, жизнерадостности, уверенности, как мы знаем! Мы наблюдаем их повсюду с понятной гордостью и удовлетворением!