Дикий остров - Владимир Цыбульский

Минаев выдавил с пульта на экран картинку. В салоне, обшитом белым пластиком, Катя уткнулась в ладони, Тартарен обнял ее мощной своей рукой, прижал к себе, растерянно поглаживая плечо. Тёма сидел в соседнем кресле, не веря в только что увиденное — Крис висит на кончике доски, Юнг летит на него сверху, Крис отпускает доску и падает, свернувшись в комок, вниз, с шумом и брызгами проваливается в воду, и больше его нет.

— Я ж не маньяк, — сказал зачем-то Минаев. — Если бы мне нужно было вас убить или покалечить… Но мне не это нужно. А вообще — понравилось мне, как ты держался. На вот, возьми… — захлопнул «дипломат» с деньгами, протянул Юнгу.

Юнг отрицательно затряс головой.

— Твои же деньги! — удивился Минаев, а остроносый с досады зачесался весь — такие бабки, а этот лох отказывается. Совсем крыша съехала.

— Не возьму, — не глядя на Минаева, сказал Юнг.

— Гордый такой?

— Деньги за смерть не беру. Да и за цирк — тоже. Я развлекать тебя не нанимался.

— Ну так другим отдашь, — все держа на вытянутых руках открытый «дипломат» и довольно глупо тыча им в Юнга, настаивал Минаев. — Вот этот толстый… Он от денег наверняка не откажется. Сколько ему клиентов по недостроям водить, чтобы такие бабки заработать? Лет пять? Да и то если продаст хоть что-нибудь.

— Он тоже не возьмет, — вступился за Тартарена Юнг. — И вообще. Ты сказал, что отпустишь нас, если…

— Да ладно, иди, — захлопнул, опустил рядом с креслом чемоданчик. — Я вообще-то хотел работу тебе предложить. Мне честные и преданные люди нужны.

— Не найдешь ты никогда ни преданных, ни честных, — вынес приговор Юнг.

— Наверное, ты прав, — согласился Минаев. — Да оно и к лучшему. Преданные предают, остальные — продают. А разница знаешь в чем?

Юнг не ответил.

— В том, что на продажных ты не рассчитываешь и потому верности от них не ждешь. Предать может только тот, кому ты доверился. Друг — в первую очередь. Вывод: держись от преданных подальше. Принципам не стоит изменять.

Юнг не возражал и не соглашался. Встал из инвалидной коляски, посмотрел на остроносого, потом на дюжего охранника.

— Проводи, — не глядя сказал охраннику Минаев. — Только…

Тот понял его. Наручники вытащил из-за пояса, руки за спину Юнгу завел, щелкнул. Ствол из кобуры вынул, курок взвел, сзади к затылку приставил.

— Для твоей же безопасности, — пояснил Юнгу Минаев. — А то вздумаешь бежать, а у меня тут заблудиться легко.

— Ты что, серьезно собираешься нас отпустить?

— Не веришь мне? Правильно. Хотя сейчас я именно это и собираюсь сделать. Яхта отвезет туда, где вас сможет подобрать какое-нибудь судно. Ну а уж там как повезет. Это и есть тот риск, который вы искали. Заметь, кстати, я вас ни к чему не принуждал. У вас всегда был выбор. Подписывать договор или отказаться, лезть на стенку или надеяться, что все само собой утрясется, спасать своих друзей или собственную шкуру. Я вам только выбор предоставлял, выбирали вы сами.

У двери в приемную, откуда обычно Минаев вызывал своего пиратского секретаря, Юнг обернулся:

— Хотел спросить тебя… Тот труп, который Боб твой над ямой вывесил, он вообще чей?

— Да это вас не… Старые дела, короче. Человека легче убить, чем потом избавиться от его трупа. Так что я предпочитаю, чтобы тот, кто мне мешает, исчезал бесследно. Был человек — и нет. Через год его уже никто не ищет. Тем более здесь.

— Понятно. А Светы как была фамилия? — без видимой связи спросил Юнг.

— Зачем тебе? — скривился Минаев. — Света и Света. Понятия не имею. Боб знал, но ты от него избавился, если я не ошибаюсь.

Юнг толкнул ногой дверь и вышел. Минаев откинулся в кресле, прикрыл уставшие глаза. Остроносый, стоя сзади, тихонько, но внятно кашлянул.

— А… ты здесь, Филиппыч. Проследи там, чтобы все…

— Когда?

— Часа через два, — взглянул на часы Минаев. — А я пока посплю.

— А я?

— Ты? — удивился Минаев. — Я же сказал: сделаешь все, вернешься, я посмотрю, тогда и будешь спать. Все! Свободен.

Филиппыч вздохнул недовольно и поплелся на выход, прошел сквозь приемную в небольшой холл, миновал двоих охранников, вызвал лифт, спустился и оказался в гроте. Там, под высоким скалистым сводом, подрагивала на черной смолистой воде белая трехпалубная яхта, подсвеченная прожекторами, под флагом с перевернутым драконом. Капитан с демонической внешностью в белой фуражке и кителе стоял, возложив руки на поручень.

Яхта готова была к отплытию. Оставалось только подняться на борт, дать указания капитану и охране, дойти до каюты, открыть бар, выпить кое-что, упасть на застеленную кровать и спать, спать…

…Минаев лег прямо в кабинете. Он давно уже спал здесь на диване, поближе к своим экранам и экранчикам, даже во сне с пультом не расставался.

Вот и сейчас, перед тем как уснуть, переключил на большой экран старые картинки — Юнг стоит перед поваленным деревом, на стволе силуэт огромной черной кошки; распятая на земле Катя и нависший над ней смуглый бандит с редкой черной бороденкой; Тартарен с тоской смотрит на исчезающие запасы еды; Тёма, выдирающий себя из травянистого матраса поверх промозглого подземного озера…

Собрав воедино примеры людских страхов, какое-то время разглядывал их, наконец выронил пульт, глаза закрыл, засыпая, подумал, что двух часов ему на сон хватит.

Глава восемнадцатая

1

— Так что тебе сказал этот тип?

Юнг посмотрел на Тартарена поверх своего серенького дневника, где он сделал короткую и точную запись, и повторил, что сказал Минаев о своем намерении высадить их в океане на судоходных путях.

Тартарен, с того самого момента как очнулся вместе с Тёмой и Катей в кают-компании минаевской яхты, сосредоточенно поглощал запасы разнообразной еды и пива, выставленные на низком, но обширном столе, сидел, развалившись, в кресле как на облаке.

— Ох не верю я, что нас так вот просто оставят в покое.

— А болтаться в океане на плоту и ждать попутного судна — это покой?

— А кто сказал, что нас высадят на плот? — посмотрел Тартарен на Юнга.

— А кто сказал, что на судоходных путях? — подхватил Тёма.

Юнг наблюдал за ними поверх еженедельника и, казалось, ждал чего-то.

— Ой, да о чем вы говорите! — пришла в себя наконец Катя. Она как увидела Криса, падающего и уходящего навсегда под воду на ее глазах, сидела как неживая. Даже не отреагировала на появление в кают-компании Юнга, которого втолкнул охранник. Яхта дрогнула, осторожно заворочалась под сводами грота, подплыла к скальной стенке, подождала, пока та уйдет в сторону, открывая проход, и вышла в бухту, а Катя все сидела, как под действием нервно-паралитической дури.

И только когда Юнг с Тартареном прильнули к иллюминатору, наблюдая, как вот-вот оставят они навсегда остров, похожий на перевернутого дракона, Катя тихо подошла, увидела в бухте болтавшихся на воде аквалангистов, поняла, что они ищут тело Криса там на дне, снова опустилась в кресло и закрыла лицо ладонями. Теперь, полчаса спустя, в открытом океане, она первым делом накинулась на ребят, мирно обсуждавших перспективы.

— Вы что, ничего не поняли? Никто вас высаживать не собирается. Нас заставят ходить по доске, сражаться с акулами или друг с другом до тех пор, пока мы не погибнем все до единого! Как Света. Как… этот Жариков, который вообще был из их же банды!

Про Криса она почему-то умолчала.

— И что, по-твоему, мы должны сделать? — осторожно, чтоб не обидеть женщину с расстроенными нервами, спросил Тартарен.

— Выбраться отсюда, захватить яхту, всех этих побросать за борт и вернуться за Крисом.

— За кем? — переглянулись Тартарен с Тёмой.

— За Крисом.

— Так он же… — начал Юнг.

— Молчи, — тут же повернулась к нему Катя. — Это из-за тебя он сорвался! И если бы не он, ты бы не сидел здесь, только Крис мог прыгнуть в воду с такой высоты и не разбиться.

— Ты что, серьезно? — как-то испуганно спросил Юнг.

— Я знаю. Жариков разбился, и мы это видели. А Крис нырнул под воду, и с тех пор его никто не видел. Там аквалангисты рыщут, а найти не могут, потому что он давно уже выбрался и, может быть, подбирается сейчас к этому Минаеву, и мы должны вернуться и помочь ему, а не сидеть здесь, расписывая свои переживания в дневниках.

— А действительно, Юнг, чего ты там все пишешь-то?

— Путевой журнал веду. По указанию Криса. Можешь прочесть последнюю запись, — сделав ударение на слове «последняя», протянул Тартарену еженедельник.

— Ну да. Нам сейчас как раз записи читать.

— Нет, уж ты прочти, — как-то чересчур настойчиво просил Юнг.

— Да не нужны мне твои откровения!

Тартарен не понял, что здесь что-то не так с этим журналом и записью и что лучше ему сделать то, о чем просит Юнг. Тёма понял. Взял ежедневник, пробежал глазами раскрытую страницу, передал Тартарену.