История одного преступления. Потомок Остапа - Андрей Акулинин

Схема свидетельствовала, что Левин ехал по красной Сокольнической ветке метро. До станции «Библиотека имени Ленина», откуда до Красной площади рукой подать, было пять остановок, которые пролетели незаметно. Он вышел на Манежную площадь и огляделся. Неподалеку громадой высился Исторический музей, за ним, по мере движения, открывался вид на зубчатую стену Кремля, перед которой пирамидкой возносился мавзолей.

В этот день Красная площадь была под завязку, отчего гражданин Минин и князь Пожарский выглядели на удивление испуганными, а расписные купола храма Василия Блаженного блекли перед сотнями алых знамен, гвоздик и разноцветных воздушных шариков, парящих над головами внуков и правнуков нынешних последователей коммунизма. Через мощные динамики лилась песня: «…и Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди». «Не дай бог», – подумал Левин и мысленно перекрестился. В то время чекисты пустили бы его в расход или на двадцать пять лет заточили в лагеря где-нибудь на Колыме, что, по сути, было одно и то же. Только в первом случае смерть была бы мгновенной, а во втором прежде чем сгинуть в безымянной могиле, пришлось бы помучиться… маленько.

На площади в толпе орущих революционные лозунги бросались в глаза строго одетые молодые люди со свинцовыми лицами, которые не выражали всеобщее ликование коммунистов. Их взгляд, словно эхолот, блуждал по толпе, выискивая подозрительных лиц, чтобы броситься на них раньше, чем те смогли бы привести в действие самодельные взрывные устройства. Все это напоминало демонстрации застойных времен, когда их предшественники-чекисты в праздники наводняли Красную площадь. Но тогда была мнимая опасность советским лидерам, а сейчас существовали реальные террористические угрозы. Но если этот пункт отбросить, то может показаться, что рядом с мавзолеем остановилось время, и тогда слова песни о молодом Ленине и юном Октябре воспринимаются по-марксистски зловеще: «Призрак бродит по Европе… Призрак коммунизма…»

Если время остановилось рядом с мавзолеем, это не означало, что оно встало в ступор повсеместно. Время шло.

И Левин это заметил на Лобном месте, рядом с которым пролетела кавалькада правительственных машин, взявших курс на массивные ворота Кремля. За несколько часов он обошел Красную площадь вдоль и поперек, не упустив ни одной мало-мальски важной детали. Он уходил оттуда с легким сердцем и приподнятым настроением. Свою давнишнюю мечту хоть одним глазком взглянуть на вождя мирового пролетариата, он исполнил. Лозунг «Ленин и сейчас живее всех живых – наше знание, сила и оружие» оказался фальшивым. Многострадальное тело Ильича постепенно превращалось в обыкновенную мумию, из тех, что выставляют напоказ в музеях, а его бессмертная душа требовала покоя.

К Казанскому вокзалу Левин прибыл загодя, однако продавец его уже ждал и всем своим видом давал понять, что документ готов и находится при нем. Увидев своего клиента, он кивнул головой, показывая, чтобы тот двигался за ним, и разболтанной блатной походкой направился в сторону выхода. Остановился он только на безлюдном перроне вокзала. Левин подошел к нему вплотную и спросил:

– Что за шпионские фокусы? Сделал?

– Фирма веников не вяжет, – он достал ксиву и, повертев ею перед лицом клиента, сказал: – Береженого – бог бережет.

Левин попытался заполучить документ, но вдруг почувствовал, как сзади на его плечо легла чья-то тяжелая рука. Он повернулся и остолбенел. Перед ним стоял классический урка: выдвинутая вперед челюсть, низкий покатый лоб, маленькие мутные глазки, стальные зубы. Он был весь расписан татуировками, свидетельствующими, что их обладатель являлся неотъемлемой частью душного, вонючего и опасного лагерного мира. У него был вид не проходящего похмелья.

– Что вам нужно? – испуганно спросил Левин и покосился сначала на незнакомца, а затем на продавца.

– Не ссы зема, все будет путем, и мы поженимся! Хе-хехе, – развеселился урка. От него несло запахом дешевого алкоголя.

Неожиданно Левин преобразился и приветливо просиял:

– С каких это пор, ты Бык, честных пацанов разводишь, с которыми много лет шконку[42] и баланду[43] делил? А не поехала ли у тебя крыша, а, Бык?

Урка от удивления аж приоткрыл рот и пристально уставился на Левина.

– Да ты глазенками-то не зыркай! – во весь рот улыбнулся Левин. – Никак не признал?

– Узбек, это ты что ли? Ты, бродяга? Вижу харя знакомая, а не пойму, откуда, – Бык тоже улыбнулся и протянул руку. Левин звонко припечатал свою ладонь к ладони Быка. – Гусь, так это же Узбек, кореш мой лагерный, – урка кивнул своему застывшему в удивлении подельнику и снова обратился к Левину: – А мне Гусь говорит, дескать, лох появился. Говорит, давай разведем терпилу на бабки. А терпила – это ты, Узбек. Хе-хе-хе.

Бык был фартовым налетчиком, а следовательно, постоянным обитателем мест лишения свободы. В общей сложности Бык провел в зонах общего, усиленного и строгого режимов 15 лет за грабежи и разбои. Когда Левин попал на зону, Бык уже мотал свою третью ходку за банальный уличный грабеж и был признан судом особо опасным рецидивистом, а в лагере – «честным фраером», живущим исключительно «по понятиям».

Судя по его нездоровому виду, а выглядел он гораздо старше своих сорока лет, вольная жизнь не шла ему на пользу. Выношенный костюм мешком обвисал на высохших, но когда-то могучих плечах. Вообще, его внешность была какая-то затрапезная, хотя на зоне он следил за собой: всегда был опрятен, чисто выбрит, постоянно стирал и тщательно утюжил робу, полировал тяжелые зековские ботинки. И если бы Левину кто-то сказал, что Бык за два месяца воли превратится в чухана,[44] то он бы не поверил.

– Ты, Бык, когда откинулся?[45]

– Пару месяцев всего. Вот в столицу прибыл. Кореша позвали. Вот здесь и работаю. А ты, как я смотрю, тоже без дела не сидишь. Под фэйсов[46] косишь?

– Кошу. Жить-то как-то надо, на хлеб-соль зарабатывать.

– Гусь, что ты как не родной стоишь? Отдай Узбеку ксиву, и пойдем мы в кабак, былое вспоминать. Да, Узбек?

– С тобой, Бык, я хоть на край света, – Левин победоносно выхватил из рук ошеломленного Гуся удостоверение и раскрыл его.

Первое, что бросилось ему в глаза, так это знак ФСБ и его фотография в полковничьей форме с оттиском гербовой печати. На правой стороне большим черным жирным шрифтом значилось звание, фамилия, имя, отчество и должность, а снизу мелкими, почти неразборчивыми буквами был напечатан текст: «Владельцу удостоверения разрешено хранение и ношение огнестрельного оружия и специальных средств». Левин остался доволен увиденным.

Бык похлопал Левина по плечу и сказал:

– Теперь Узбек, ты с этой ксивой свободно с волыной ходить можешь. Менты будут от тебя шарахаться. Полковник, мать твою. Хе-хе-хе, – снова захохотал урка.

Левин со стуком соединил половинки удостоверения и, удовлетворенно вздохнув, засунул его в нагрудный карман.

– Полдела сделано, – сказал он.

– А когда будет вторая половина? Может, возьмешь в долю, а то я почти на мели? Я же не от хорошей жизни пошел на гоп-стоп.[47]

– В долю? – задумался Левин, почесал макушку и улыбнулся: – А почему бы нет. Мне как раз на завтра нужен помощник для непыльной работенки.

– Сколько?

– Штука баксов устроит?

– А что делать?

– Врачом прикинуться. Белый халат раздобыть и хреновину, с помощью которой доктора слушают. Как ее?

– Стетоскоп, – вмешался Гусь.

– Во-во, стетоскоп, – кивнул Левин.

– А где же его взять-то?

– У меня мать в больнице работает. Я могу найти, – снова сказал Гусь.

– Так, может, ты и халат найдешь? – предложил Бык.

– Без проблем. У меня этих халатов дома – во, – он большим пальцем провел себе по горлу.

– Слышь, Бык, – Левин сначала посмотрел на него, а потом перекинулся на Гуся. – А у меня идея. Я вот что думаю. Ты, Бык, на Айболита совсем не смахиваешь.

– Это почему же? – обиделся тот.

– Долго объяснять. А вот Гусь на эту роль подойдет в самый раз.

– Тогда ему пятьсот баксов и мне столько же.

– Без проблем. Да вы не корячьтесь, дел у меня много. Через недельку мы с вами хату долбанем, где добра на всех хватит. Там и золото, шмотки дорогие, техника импортная. После дела будем с вами, как сыр в масле кататься.

– Хата? Не стремно?

– Хата будет пустая. Там баба-барыга живет с сыночком великовозрастным. Так я их выведу погулять. Ключи вам дам. Зайдете, обчистите, а потом все поделим. По рукам?

– По рукам, – Бык снова звонко припечатал свою ладонь к ладони Левина.

– Ну ладно, далеко ли здесь кабак? – весело спросил Левин. – Там поедим, выпьем за встречу, а заодно и детали нашего дела обмозгуем.

– И твое звание обмоем. Хе-хе-хе, – азартно кивнул Бык. Он преобразился на глазах – откуда-то появилась уверенность и целеустремленность, даже росту прибавилось. – Здесь неподалеку «прибитая» шашлычная. Там и разомнемся.