История одного преступления. Потомок Остапа - Андрей Акулинин

– Это действительно так? Клиника нашлась?

– Да бросьте вы. Обманул он. Бессовестно обманул. Он просто узнал, что мы могли собрать десять тысяч долларов, и решил их присвоить.

– Присвоил?

– Присвоил. Неделю назад я пришла с работы чуть раньше обычного. Захожу домой, а там все перевернуто. Мой Петров сам на себя не похож. Я его впервые такого видела. Мне показалось, что он со страху умирал.

– А зачем он все дома перевернул?

– Тогда я не знала. Сначала подумала, что он свои деньги искал, тот пакет, который он мне передал. Но когда я его достала, то он даже бровью не повел. Не нужен он был ему по известным причинам.

– Бумага?

– Да. Бумага ему была не нужна. Только вчера я поняла, что он искал.

– И что же?

– Мои драгоценности. Колечки, цепочки, сережки. Он все нашел. Без золота меня оставил, – Ирина опять заплакала, тонко и жалобно подвывая. – Так мне, дуре, и надо.

Калинин невозмутимо выжидал. Постепенно Ирина успокоилась, достала платок, осторожно, чтобы не размазать тушь, промокнула глаза.

– В милицию вы, конечно, не заявили.

– Я к вам пришла. К вам у меня больше доверия.

– Правильно, что пришли к нам. Рассказывайте дальше.

– В тот день он уехал. Собрал все вещи и уехал. Через пару дней позвонил. Сказал, приезжай с отцом, вези деньги. Клиника вас ждет. Мы и поехали. Он нас встретил. Отвез на машине к больнице. Познакомил с врачом.

– С врачом?

– Да какой это врач. Я сразу заметила, что руки у него все в наколках. Дружок-уголовник, не иначе.

– Вы деньги сразу отдали?

– Сразу. Мне Петров сказал – отдавай деньги, и отца будут оформлять. Я отдала и стала ждать. До вечера прождала, а потом кинулась искать. Этого врача и моего Петрова след простыл. Их никто не знал и не видел. Я тогда все поняла. И отец понял. Он умер вчера. Завтра похороны.

– Соболезную.

– Спасибо. Но это еще не все. Только я приехала, а меня уже ждут. Оказывается, Петров уйму людей вокруг пальца обвел. И друзей, и знакомых, и совсем посторонних людей обманул. И представляете, Андрей Юрьевич, все они претензии ко мне предъявляют. Кому-то он деньги должен, у кого-то технику дорогостоящую позаимствовал. Хоть квартиру продавай и с его долгами рассчитывайся или в петлю лезь. Я уж про себя не говорю, – она закрыла лицо руками и заплакала. – Сволочь, сволочь, сволочь, ненавижу…

Калинин протянул ей стакан с водой. Губы его сжались в плотную линию, в глазах вспыхнул недобрый огонек.

– Выпейте. Ничего мы его найдем и накажем.

– Правда? – она взяла стакан и с надеждой посмотрела на подполковника.

– От нас еще никто не уходил. Но, а вам это урок.

– Жестоко.

– Жизнь такая, Ирина Леонидовна.

– Суровая жизнь.

– Какая есть. Вы мне вот что лучше скажите. У него сотовый телефон остался?

– Не знаю, но как он исчез из больницы, я ему набирала, но телефон не отвечал. Вернее, голос говорил, что абонент не доступен.

– Симку он, скорее всего, выбросил. Будем надеяться, что аппарат оставил. По нему и найдем вашего Петрова. Хотя открою вам секрет, что никакой он не Петров. Фамилия у него Левин, а зовут Андрей Александрович. Он ранее судим за мошенничество.

– Значит, права была моя сестра?

– Значит, права, – утвердительно кивнул Калинин.

– А я дура, безмозглая дура, надеялась, что жизнь наладится, – снова запричитала Ирина.

– Ирина Леонидовна, перестаньте. Давайте лучше подумайте над заявлением.

– Над заявлением?

– Ну да. Чтобы мы начали легально работать, нужно ваше заявление. Ирина встрепенулась, протерла лицо платком.

– Хорошо. Я вам напишу все.

– Давайте сделаем немного по-другому. Вы придете домой и все детально напишете. Я за это время переговорю с нашим следователем, и он у вас заявление и примет.

– Хорошо. Тогда я пойду, – Ирина встала со стула. Вслед за ней поднялся и Калинин.

– Идите. Я с вами завтра свяжусь. Успеете до завтра?

– Завтра похороны.

– Тогда спешить мы не будем. Как будете готовы, позвоните мне, договоримся о встрече. А мы пока посмотрим, где он сейчас обитает.

Глава 8

Н-ск, следственная тюрьма, 19 января 2003 года, 16 часов 18 минут

– Меня никогда не тянуло к замужним женщинам. На это были свои причины. Во-первых, зачем с риском для жизни посягать на чью-то собственность, если можно спокойно, по щелчку пальца заиметь подругу хоть на ночь, хоть на куда более длительный срок. Ведь если внимательно осмотреться по сторонам, то можно понять, что этого добра вокруг нас видимо-невидимо. А во-вторых, мне не хотелось почувствовать себя отвергнутым. Шанс получить от ворот поворот от замужней женщины многократно возрастал. Можете смеяться и не верить мне, но на этом поприще я не знал поражений. Есть, конечно, и другие причины, но они столь малозначительны, что на них не хочется останавливаться. Подымете на смех.

Меня не тянуло к замужним женщинам, чего не скажешь о них. Для отдельных особей приключение со мной было что-то вроде полета на Луну. Обделенные вниманием своих мужей, они реагировали на любое, пусть даже самое затасканное ласковое слово, отдаваясь без остатка, словно последний раз. Некоторые это делали, чтобы испробовать новые позы, на которые даже под угрозой смертной казни не соглашались их вечно занятые мужья; а были и те, кто просил включить свет, чтобы рассмотреть настоящий, живой мужской член. У них аппетит приходил во время еды. Но все же в большинстве своем замужние барышни клевали на меня из-за отсутствия у них дома любящего их человека, а также тепла и внимания.

– А ты им это давал? – удивился Калинин.

– Не то слово, – Левин как-то странно улыбнулся и закатил глаза.

г. Москва, кафе, 3 декабря 2002 года, 16 часов 40 минут

Ее округлости чуть круглее, чем требует нынешняя мода на женщин. Небольшой росточек вынуждает ее смотреть почти на любого мужчину снизу вверх, доверчиво хлопая ресницами и едва ли не заглядывая в рот. Она знает, что многим это нравится. Ее волосы цвета осенней листвы собраны на затылке в узел, румянец играет на щеках, а нижняя губка капризно оттопырена, намекая на способность обидеться без повода и простить без извинений. Ее хочется погладить, почесать за ушком, мимоходом рассказав о чем-нибудь веселом, наверняка зная: она откликнется смехом, утирая слезы, и сама стесняясь этого. Из таких женщин получаются превосходные бабушки. Вот она какая, Надя…

С Надеждой Левин познакомился в Москве, за два дня до ограбления квартиры Веры. Он уже искал себе очередную жертву. Предприятие с интригующим названием «КМЧ» попалось на глаза случайно. Он наобум зашел в офис и, ткнув испуганному директору удостоверением в лицо, предложил оборудовать точками видеонаблюдения его развивающееся предприятие. То ли красная корочка, то ли уверенный взгляд полковника ФСБ, то ли грозные слова «терроризм», «теракт», «спецназ», «Норд-Ост» так подействовали на коммерсанта, что он безоговорочно подписал подсунутые Левиным договора и передал ему в качестве предоплаты энную сумму денег.

Надежде Михайловне – бухгалтеру, работающему на этом самом предприятии, было ровно двадцать три года, и она находилась на шестом месяце беременности. К этому времени ее отношения с мужем переживали не самые лучшие времена. Супруг на протяжении всех полутора лет совместной жизни пытался превратить ее в закомплексованную кухарку и уборщицу, безропотно сносящую его регулярно повторяющиеся эпизоды неверности. Плюс ко всему прочему он не хотел знаться с ее родней. Стыдно сказать, но свою тещу зять ни разу в жизни не видел и не испытывал по этому поводу никаких угрызений совести.

Неожиданно появившийся в ее жизни боевой офицер спецслужб был другим – идеальным, фантастическим, почти по-книжному святым. Увидев его, она впервые по-настоящему пожалела, что растущий в ее животе маленький человек не плод любви с Левиным, роман с которым так бурно и так стремительно стал развиваться. Ему было тридцать пять. Он словно бы еще молодой, но как будто уже и не очень. Такой это странный возраст. Для молодых девушек он уже староват, чтобы казаться сексуальным, но еще слишком моложав, чтобы они могли проникнуться к нему дочерними чувствами. А вот Надя прониклась, потому что росла без отца в небольшой деревеньке под Муромом. С Левиным было просто, спокойно и умиротворенно.

Ей трудно было это объяснить. И дело не в том, что, несмотря на округлый живот, он хотел ее, а ей приятно было чувствовать его желание. Нет! Он – не просто интрижка взбалмошной, с прущими из всех щелей гормонами беременной женщины. Нет! Он особенный! Как он красиво ухаживает, как дарит цветы, как развлекает, когда ей плохо и больно где-то внутри, как целует ее ладони. Никто раньше этого не делал. Когда они впервые были наедине, и ему уже было дозволено все, он раздел ее, но прежде чем прикоснуться к ее бедрам, животу и груди, стал целовать ее ладони. Она, глупенькая, млела, одновременно сравнивая его с ожидающим ее дома мужем, который вспоминал о ее ладонях только по утрам, когда не находил свежевыглаженной рубашки…