Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие - Лев Самуилович Клейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А в дневнике (за 20 сентября) описывает это более откровенно:
«Тяжелый день. Сегодня я отправил обратно в Кулю, а оттуда в полк, Швыйковского, оказавшегося совершенно негодным для экспедиции по своей умственной ограниченности и неспособности к какому-либо делу. Бедный Евграф не может препарировать птиц, стрелять или ориентироваться на местности — ничего… Я вынужден был прогнать его как человека совершенно бесполезного. Тяжело мне было решиться на это. Евграф ко мне лично привязан, притом он доброй души… Я отправил Евграфа, хотя вчера вечером и сегодня утром я плакал несколько раз как ребенок… Дал ему прогоны и жалованье, всего 800 рублей, причиной везде выставил болезнь» (цит. по: Гавриленкова 1999: 60; Rayfield 1976: 92).
Тут уже совершенно ясно, что мотивом выбора помощников не была пригодность к выполнению ответственных задач. Она могла проявиться, а могла и не проявиться. Важнее были другие критерии — душевная доброта и нежное отношение к Пржевальскому лично. И согласитесь, странную картину представляет собой начальник дорогой и опаснейшей экспедиции, который плачет вечер и утро, отправляя из экспедиции негодного сотрудника — мальчишку из соседнего имения, чем-то ему полюбившегося. Чем?
Можно и тут найти приличные психологические мотивировки. Ну, чувствительный попался герой-начальник. Ну, наобещал мальчишке из сосед него имения с три короба, а теперь приходится изгонять его (долг превыше всего). Но кого брал-то в экспедицию — не видно было, что ли, что тот ничего не умеет? И плакать «как ребенок» все-таки совсем неуместно, каким бы тот ни был нежно любящим и податливым. Пржевальский явно оплакивал свои надежды насладиться «свободной жизнью» вне цивилизации сполна.
Так или иначе, русская экспедиция, теперь в составе 13 человек, достигла Лоб-Нор, посетила Джеты-шаар, который распался вскоре после ухода их оттуда (Якуб-бек был убит), и Пржевальский наметил путь в Тибет.
Но в Кулю Пржевальский и Эклон привезли мучительную болезнь — зуд с лихорадкой. «От этого проклятого зуда нет покоя ни днем, ни ночью», — сетует Пржевальский. Советские биографы умалчивают некоторые подробности, но американский биограф сообщает их. Это был зуд мошонки. Жара усиливала это заболевание — зуд распространялся на все тело. В дневнике Пржевальский записывает: «Мои тестикулы ужасно чешутся, как раньше, я мою их каждые вечер и утро в табачном отваре — это не приносит ничего хорошего… «(Rayfield 1976: 104). Мылся солью и квасцами, мазался дегтем и купоросом — никаких результатов. Добавился абсцесс на одной ягодице. У Эклона тестикулы чесались, но стали проходить. Два казака — Урусов и Чебаев — также подхватили это заболевание. Наконец, Пржевальский как-то справился с этой напастью с помощью йодистого калия — пил его, горло болело, а кожа стала выздоравливать. Может быть, болезнь прошла не от этого лекарства.
Вообще непонятно, что это за заболевание. По советским биографам, это нервное — но тогда почему в одинаковых проявлениях у четырех членов экспедиции? Это явно что-то заразное. Если это лобковые вши (они ведь очень маленькие и могли быть незамечены и не распознаны в экспедиционных условиях), то напрашивается вопрос, как эта зараза распространилась на треть экспедиции. Ведь она передается главным образом половым путем, во всяком случае при ночном телесном контакте.
Расстаться пришлось еще с одним членом экспедиции — казак Панфил Чебаев был отослан за воровство и пьянство. А ведь о нем Пржевальский писал за несколько лет до того как о «чрезвычайно удачном выборе» и «родном брате»! Не так уж прозорлив был он в выборе сотрудников — или выбирал их по иным критериям, чем деловые.
По всем этим соображениям гипотеза о гомосексуальной обстановке в экспедиции очень уж напрашивается.
Болезни измотали путешественника. Тряслись руки, и трудно было уси деть в седле. Решено было прервать экспедицию и возвратиться в Зайсан, там вылечить Пржевальского в госпитале. В госпитале он пробыл три месяца. Он уже собирался продолжить экспедицию, но прибыла депеша из Петер бурга о ссоре с китайским правительством и приказ экспедицию прервать. Одновременно пришло известие о смерти матери. В мае 1878 года полковник Пржевальский получил отпуск на четыре месяца и отправился в Отрадное. Его отчеты о Лоб-Норской экспедиции вызвали восторг ученого мира. Академия наук избрала его почетным членом. Берлинское географическое общество присудило ему золотую медаль Гумбольдта. Но Пржевальский сожалел, что задачи экспедиции не были выполнены полностью и Тибет остался недоследованным. Он мечтал о новой экспедиции.
6. Экспедиция в Тибет через Хами
На новую экспедицию правительство ассигновало 20 тысяч рублей, и 9 тысяч осталось непотраченными от прежней экспедиции плюс ее запасы снаряжения. От прежней команды остались Эклон, Иринчинов и еще ряд лиц. Нужно было найти замену Швыйковскому. Пржевальский взял соученика Эклона по гимназии — Всеволода Роборовского, старшего капрала Новочеркасского полка, хорошего чертежника, рисовальщика и разведчика. При первой же встрече Пржевальский нашел, что Роборовский — «Человек весьма толковый, порядочно рисует и знает съемку, характера хорошего, здоровья отличного». Назначил его вторым своим помощником. «Эклону поручено было препарирование млеко питающих, птиц, словом, заведывание зоологической коллекцией; Роборовский же рисовал и собирал гербарий». Беспокойства о соперничестве на сей раз не возникало — возможно, потому, что Эклон и Роборовский были друзьями с детства. Так в круг Пржевальского вошел будущий выдающийся путешественник-исследователь Азии, один из лучших его учеников.
Ф. Л. Эклон.
С этим составом в марте 1879 г. Пржевальский отправился в Тибет. Во время этой экспедиции были открыты дикая лошадь, получившая название «лошадь Пржевальского», и особый вид медведя — тибетский медведь, а также десятки новых видов растений и животных. Исследователь выяснил, что непрерывная стена гор от верховий Хуанхэ до Памира ограничивает с севера самое высокое плато Центральной Азии и разделяет его на две части — монгольскую пустыню на севере и Тибетское нагорье на юге. Двум новооткрытым хребтам
