Том 4. Рассказы - Альфред Бестер

— Нет.

— Да она еще ко всему курит сигареты.

— Ну и что? — спросил Карпентер, помолчав.

— Продолжаю. Джордж Хэнмер убегает в Англию девятнадцатого века, где он член парламента, друг Гладстона, Каннинга и Дизраэли. Последний везет его в своем «роллс-ройсе». Вы знаете, что такое «роллс-ройс»?

— Нет.

— Это марка автомобиля.

— Да?

— Вам все еще непонятно?

— Нет.

Скрим в возбуждении заметался по комнате.

— Карпентер, это открытие куда грандиознее телепортации или путешествия во времени. Это может спасти человечество.

— Что же может быть грандиознее путешествия во времени, Скрим?

— Так вот, Карпентер, слушайте. Эйзенхауэр баллотировался в президенты не ранее середины двадцатого века. Натан Райли не мог одновременно быть другом Джима Брэди Алмаза и в то же время ставить на Эйзенхауэра… Брэди умер за четверть века до того, как Айк стал президентом. Марчиано побил Ла Старца через пятьдесят лет после того, как Генри Форд основал свою автомобильную компанию. Путешествие во времени Натана Райли полно подобных анахронизмов.

Карпентер ошеломленно хлопал глазами.

— Лела Мэчен не могла взять Бен Гура в любовники. Бен Гур никогда не бывал в Риме. Его вообще не было. Это персонаж романа и кинофильма. Она не могла курить. Тогда не было табака. Понятно? Опять анахронизмы. Дизраэли не мог усадить Джорджа Хэнмера в свой «роллс-ройс», потому что автомобилей при жизни Дизраэли не было.

— Черт знает, что вы говорите! — воскликнул Карпентер. — Выходит, все они врали?

— Нет. Не забывайте, что они не нуждаются во сне. Им не нужна пища. Они не лгут. Они возвращаются вспять во времени по-настоящему. И там едят и спят.

— Но вы же только что сказали, что их истории несостоятельны. Что они полны анахронизмов.

— Потому что они отправляются в придуманное ими время. Натан Райли имеет свое собственное представление о том, как выглядела Америка начала двадцатого века. Эта картина ошибочна и полна анахронизмов, потому что он не ученый. Но для него она реальна. Он может жить там. Точно так же и с остальными.

Карпентер выпучил глаза.

— Эту концепцию почти невозможно осознать. Эти люди открыли, как превращать мечту в реальность. Они знают, как проникнуть в мир воплотившейся мечты. Они могут жить там. Господи, вот она ваша Американская Мечта, Карпентер. Это чудо, бессмертие, почти божественный акт творения… Этим непременно нужно овладеть. Это необходимо изучить. Об этом надо сказать всему миру.

— И вы можете это сделать, Скрим?

— Нет, не могу. Я историк. Я не творческая натура. И мне это не под силу. Вам нужен поэт… От воплощения мечты на бумаге или холсте, должно быть, не так уж трудно шагнуть к воплощению в действительность.

— Поэт?! Вы это серьезно?

— Конечно, серьезно. А вы знаете, что такое поэт? Вы пять лет вдалбливали нам, что эта война ведется ради спасения поэтов.

— Перестаньте паясничать, Скрим. Я…

— Пошлите в палату-Т поэта. Он изучит, как они это делают. Только поэту это под силу. Поэт уже наполовину живет в мечте. А уж от него научатся и ваши психологи и анатомы. Они смогут научить нас. Поэт — необходимое звено между больными и вашими специалистами.

— Мне кажется, вы правы, Скрим.

— Тогда не теряйте времени, Карпентер. Пациенты из палаты-Т все реже и реже возвращаются в этот мир. Мы должны овладеть секретом, пока они не исчезли навсегда. Пошлите в палату-Т поэта.

Карпентер щелкнул переключателем.

— Найдите мне поэта.

И он все сидел и ждал, ждал, ждал… А Америка лихорадочно перебирала свои двести девяносто миллионов закаленных и отточенных инструментов, эти орудия для защиты Американской Мечты о красоте, поэзии и Истинных Ценностях в Жизни. Сидел и ждал, пока среди них найдут поэта. Ждал, не понимая, почему так затянулось ожидание, не понимая, почему Брэдли Скрим покатывается от хохота над этим последним, воистину роковым исчезновением.

5 271 009

5 271 009, 1953.

© Перевод, В. Гольдич и И. Оганесова, 1994.

Возьмите две части Вельзевула, две части Исрафела, одну Монте Кристо, одну Сирано, тщательно перемешайте, приправьте немного таинственностью — и у вас получится мистер Солон Аквила. Это высокий, худощавый, подвижный человек с очень грустным лицом, а когда он смеется, его темные глаза превращаются в открытые раны. Чем он занимается, никому не известно. Он богат, но никто не знает источников его доходов. Мистера Аквилу видели повсюду, но нигде не смогли понять. В его жизни есть какая-то тайна.

Сейчас я расскажу вам о странностях мистера Ак-вилы, а уж как вы это станете интерпретировать — ваше дело. Когда он идет по улице, ему никогда не приходится ждать зеленого сигнала светофора. Если ему нужно взять такси, то свободная машина всегда оказывается поблизости. Когда он входит в свой отель, то его обязательно ждет свободный лифт. Когда он заходит в магазин, то продавец всегда оказывается свободен и может сразу обслужить его. В ресторанах в любое время находится свободный столик для мистера Аквилы. Если ему хочется попасть на спектакль, когда все билеты проданы, то в самый последний момент кто-нибудь непременно сдаст билет.

Вы можете, конечно, расспросить официантов, водителей такси, лифтеров, продавцов и кассиров. Нет, они не вступали в сговор с мистером Аквила. Мистер Аквила не дает взяток и не шантажирует их ради получения этих мелких удобств. В любом случае, он вряд ли смог бы подкупить или шантажировать автоматическую систему, которая управляет светофорами. Все эти мелкие стечения обстоятельств, делающие его жизнь такой удобной, просто случаются и все. Мистер Солон Аквила никогда не бывает разочарован. Сейчас мы услышим о его первом разочаровании и о том, к чему это привело.

Мистер Аквила чувствовал себя прекрасно в дешевых, средних и дорогих барах. Его встречали в борделях и на коронациях, на казнях и в цирке, в судах и конторах букмекеров. Известно было, что он покупает старинные автомобили, драгоценные камни, у которых была история, инкунабулы, порнографию, химикаты, порро призмы[4], пони для игры в поло и пистолеты с глушителем.

— HimmelHerrGottSeiDank[5]! Я свихнулся, дружище, совсем свихнулся. Эклектик, видит Бог! — говорил мистер Аквила ошеломленному владельцу универмага. — Weltmann тип, niht wahr[6]? Мой идеал — Гете. Tout le mond[7]. Черт возьми.

Речь мистера Аквилы была впечатляющей мешаниной исковерканных метафор и значений. Он сыпал словами на дюжине языков и диалектов со скоростью пулеметной очереди. Кроме того, создавалось впечатление, что он лгал ad libitum[8].