Том 4. Рассказы - Альфред Бестер

— Sacre bleu[9], Иисусе! — как-то сказал он. — «Аквила» имеет латинское происхождение. Означает орлиный. О tempora, о mores[10]. Речь Цицерона. Мой предок.

И в другой раз:

— Мой идол — Киплинг. Взял от него имя. Аквила, один из его героев. Черт возьми. Величайший негритянский писатель со времен «Хижины дяди Тома».

В то утро, когда мистера Солона Аквилу впервые в жизни постигло разочарование, он ворвался в антикварный магазин «Лаган и Дереликт», который специализировался на продаже картин, скульптур и других предметов искусства. Мистер Аквила намеревался купить картину.

Мистер Джеймс Дереликт уже имел дело с мистером Аквила, как с клиентом. Тот некоторое время назад приобрел у него Фредерика Ремингтона и Винслоу Хомера, когда по странному совпадению влетел в магазин на Мэдисон авеню ровно через минуту после того, как вожделенные картины были выставлены на продажу. Кроме того, однажды мистер Дереликт видел, как мистер Аквила возле Монтока втаскивал в лодку громадную полосатую рыбину.

— Bon soir, bel esprit[11], черт возьми, Джимми, — сказал мистер Аквила, который со всеми был на «ты». — Сегодня крутой денек для живописи, oui[12]! Крутой. Слэнг. Мне сегодня по нутру купить картину.

— Доброе утро, мистер Аквила, — ответил Дереликт. У него было изборожденное морщинами лицо карточного шулера, но глаза были честными, а улыбка обезоруживающей. Однако, в данный момент улыбка казалась напряженной, словно летучее появление мистера Аквилы смутило антиквара.

— Видит Бог, у меня сегодня как раз подходящее настроение для одного из ваших авторов, — заявил мистер Аквила, быстро открывая витрины и нежно поглаживая изделия из слоновой кости и фарфора. — Как же его зовут, старина? Художник вроде Босха.

Или Генриха Клее. У вас на него эксклюзивные права, parbleu[13]. О si sic omnia[14], клянусь Зевсом!

— Джеффри Гельсион? — робко спросил Дереликт.

— Oeil de boeuf[15]! — вскричал Аквила. — Какая память. Золото и слоновая кость! Как раз тот художник, который мне нужен. Он мой любимец. Желательно, в монохромной технике. Маленького Джеффри Гельсиона для Аквилы, bitte[16]. Заверните.

— В это просто невозможно поверить, — пробормотал Дереликт.

— А! Что? Нет, я не поручусь, что это стопроцентный Мин, — воскликнул мистер Аквила, указав на изящную вазу. — Caveat emptor[17], черт возьми. Ну, Джимми? Я уже щелкнул пальцами. Неужели у тебя не найдется ни одного Гельсиона, мой правоверный старик?

— Очень странно все получается, мистер Аквила. — Казалось, Дереликт никак не может ни на что решиться. — Вот вы пришли, а пять минут назад я получил монохромного Гельсиона.

— Я же говорил? Tempo ist Richtung[18]. Ну, и?

— Мне бы не хотелось вам его показывать. По личным соображениям, мистер Аквила.

— HimmelHerrGott[19]! Pourquoi[20]? Картина сделана на заказ?

— Н-нет, сэр. Не по моим личным соображениям. Из-за вас.

— Да? Черт возьми. Ну-ка объясни мне, причем тут я.

— В любом случае, она не продается, мистер Аквила. Ее нельзя продавать.

— Это еще почему? Отвечай, старая рыбина в чипсах.

— Не могу, мистер Аквила.

— Zut alors[21]! Мне что, нужно дзюдонуть тебе руку, Джимми? Показать нельзя. Продать нельзя. Я всем своим нутром настроился на Джеффри Гельсиона. Моего любимца. Черт возьми. Ну-ка показывай мне Гельсиона, или sic transit gloria mundi[22]. Понял, Джимми?

Дереликт немного поколебался, а потом пожал плечами.

— Ну ладно, мистер Аквила. Я вам покажу.

Дереликт повел Аквилу по галерее мимо шкафов с фарфором и серебром, лакированных безделушек, бронзовых статуэток и сверкающих доспехов в заднюю часть магазина, где на серых, задрапированных бархатом стенах висело несколько картин, освещенных мягким рассеянным светом. Он открыл ящик в передней части секретера и достал оттуда конверт. На конверте большими буквами было напечатано «ЗАВЕДЕНИЕ ВАВИЛОН». Дереликт достал долларовую купюру и протянул ее мистеру Аквила.

— Это последняя работа Джеффри Гельсиона, — сказал он.

Поверх портрета Джорджа Вашингтона очень умелой рукой было нарисовано лицо другого человека — перекошенное злобой лицо дьявола из преисподней, выполненное тонким пером и графитовыми чернилами. Это лицо наводило ужас, а вся сцена вызывала омерзение. Портрет мистера Аквилы.

— Черт возьми, — сказал мистер Аквила.

— Вот видите, сэр? Я не хотел оскорбить ваших чувств.

— Ну, мне просто необходимо получить его в свою собственность, парень. — Казалось, мистер Аквила совершенно очарован портретом. — Он нарисовал это случайно или вполне сознательно? Гельсион знает меня? Ergo sum[23].

— Насколько мне известно, нет, мистер Аквила. Но в любом случае, я не могу продать вам его рисунок.

Это улика… подделка… Порча купюр Банка Соединенных Штатов… Она должна быть уничтожена.

— Никогда! — Мистер Аквила вернул рисунок так, словно он боялся, что Дереликт немедленно сожжет его. — Никогда, Джимми. Каркнул ворон: «Никогда». Черт возьми. Почему Гельсион рисует на деньгах? Мой портрет, фи. Это преступная клевета, впрочем, n'importe[24]. Рисовать на деньгах? Расточительно. Joci causal[25].

— Он безумен, мистер Аквила.

— Нет! Да? Безумен? — Аквила был потрясен.

— Гельсион совершенно не в своем уме, сэр.

Очень печальная история. Его пришлось отправить в специальное заведение. Он все время рисует эти портреты на деньгах.

— Черт возьми, mon ami[26]. А кто дает ему деньги?

— Я, мистер Аквила; его друзья. Каждый раз, когда мы приходим его навестить, он выпрашивает у нас деньги для своих рисунков.

— Видит Бог, le jour viendra[27]! Почему бы просто не дать ему бумагу, э-э, мой древний сотоварищ?

— Мы пытались, сэр. — Дереликт грустно улыбнулся. — Но когда мы давали Джеффу бумагу, он начинал рисовать на ней деньги.

— HimmelHerrGott! Мой любимый художник. В психушке. Eh bien[28]. Как же, святой ад, я буду покупать его картины, если это правда?

— А вы и не будете, мистер Аквила. Боюсь, что больше никто никогда не купит картин Джеффри Гельсиона. Он совершенно безнадежен.

— Почему же он сошел с катушек, Джимми?

— Врачи говорят, что это уход от действительности, мистер Аквила. Он не сумел пережить своего успеха.

— Что? Переведи.

— Ну, сэр, он все еще молодой человек. Когда к нему пришел большой успех, Джеффри оказался к этому не готов. Он не сумел справиться с теми обязательствами, которые наложил на него успех. Так, во всяком случае, говорят его врачи. Поэтому он повернулся ко всему свету спиной и вернулся в мир детства.