Капитан Филибер - Андрей Валентинов

— А почему бы не гнать? Эх, прокачу!

Не знаешь ты, Принц, что такое «защитка» в режиме «С». Сейчас она вроде крыльев, поддержит в крайнем случае… А Гамадрила глупая с ее комплексами работника советского НИИ ничего не понимает — ни в колбасных обрезках, ни в Q-реальности. Вот зачем она нужна, моя реальность: донская ночь, великий и страшный год 1918-й, бешеный «Harley-Davidson», модель тоже восемнадцатая, с буквой «J». И не парьте мне мозги вашим Василием Ивановичем, который в бурке. «Впереди, на лихом коне!» Хрен там на коне, на авто начдив ездил, с ветерком. Это при батьке Сталине, когда мотоциклы кончились, начали про лихую конницу сказки рассказывать. И про человека с ружьем. Ружье пусть для МХАТа остается и для детских книжек. Автоматы Федорова бы достать, чтобы сразу на батальон. Или хотя бы чертежи. Африкана Петровича надо озадачить, он головастый, сразу выгоду поймет.

Здесь, на Дону, «белых» нет. Сергей еще не понял, даром что Espia Mayor, и Голубинцев не понял, они не учили историю КПСС и «Очерки русской Смуты» не читали. Это для меня настал конец света, конец привычного Мира, конец моей Истории.

«Четвертые сутки пылает станица, потеет дождями донская весна…» Даже о песне спорить не будут. Ее не споют, а когда споют, то совсем иначе. Товарищ урядник, нарежь, братец, сала, налей самогону, товарищ казак!..

Если правда, если Деникин убит, если «добровольцев» уничтожили на екатеринодарских улицах, если Автономов сумел их отрезать от степи… Бабочка Брэдбери взмахнула крылышками, нагнала ветерок. Не погиб Корнилов в предписанный срок, пролетел снаряд мимо, отнесло ветерком на сотню саженей. Ох, как мечтали о этом наши «романтики»! Ах, Лавр Георгиевич, Лавр Георгиевич, Белый Рыцарь! Радуйтесь, выжил ваш рыцарь, повел армию на лобовой штурм, стратег херов. Амба «добровольцам», не войдет в столицу Белый полк, не воевать полку, не спорить моим современникам о ширине канта на «цветных» погонах. Непонятно, что будет — и будет ли вообще, но предписанной Истории с «белыми-красными» уже нет. «Не падайте духом, поручик Голицын!» Конечно, если все это правда, разведка и ошибиться может, но если правда…

Эх, Антон Иванович! Кого и жалко из всех, то вас одного. «Раздайте бокалы, поручик Голицын!» Помянем Юла Бриннера, хороший был человек…

Нет Голицына. Нет бокалов. Нет «белых».

— Николай Федорович! Если вам надо, я пошлю одного толкового парня на Кубань, у него родичи в Екатеринодаре. Пусть узнает все про Корнилова и «добровольцев». Только зачем это нам? Обычная военная авантюра не слишком умных полевых командиров, как вы их называете. С Корниловым не было смысла сотрудничать. Для левых, республиканцев — он беглый преступник, мятежник. Для монархистов — смертный враг, Государыню арестовывал.

— Как я их называю… Все-то вы помните, Сергей, все-то вы знаете. Быть вам генералом!..

Ничего, что бензином пахнет, не травой. Люблю запах бензина. Детство, поездки на юг, дедова «Победа»… А траву пусть Шолохов нюхает, мне этот гербарий без надобности. Ненавижу патриархальщину, лапти, «гой еси», деда Щукаря, онучи, портянки, капусту в усах… Хивинский — умница, первым делом даже не о броневиках подумал — о цистернах для бензина. Надо было еще и подпалить все запасы в Новорчеркасске и Ростове — а заодно склады с огнеприпасами рвануть. Чайковский, увертюра «1812 год»! Испугались! Митрофан Петрович чуть в обморок не упал… Здесь еще не знают, что такое тотальная война. Вы хотите тотальной войны? Да, да, господин рейхсминистр!.. Будет вам тотальная!..

«Ах, русское солнце, великое солнце… Раздайте патроны, уж скоро граница, а всем офицерам надеть ордена…» «Белых» нет! И не будет. Не пройдут «дрозды» по моему Харькову, не ворвется шкуровская конница в Новосиль, не сцепятся бредовцы с галичанами Кравса прямо на древнем Крещатике, не возглавит Кутепов РОВС, и РОВСа тоже не будет…

— Знаете, Николай Федорович, после сегодняшнего, после этого протокола… Вот вы, извините, «Шустовым» успокоились, а я иное предлагаю. Надо не только разведку создавать, но и Чрезвычайную комиссию. Мне большевистский образец нравится, особенно право выносить внесудебные приговоры. Назовем, само собой, иначе…

— Цветок душистых прерий, Лаврентий Палыч Берия… Ох, Сергей, хорошо, что вы еще не генерал!

Михаилу Васильевичу Алексееву спасибо, спас старик Сашу, лучшую свою разведчицу Ольгу Станиславовну Кленович, не взял с собой в Ледяной на верную смерть. Может, и не думал ни о чем подобном, «добровольцы» нас, поди, самоубийцами считали. Все равно — спасибо, увижу, лично скажу. Если не погиб старик, конечно. Вот уж кому не позавидуешь! Пережить всех, потерять всё…

«Я все равно паду на той единственной гражданской…» И тут вы не правы, Булат Шалвович, как и с вашей romantisme fangeux. Не единственная, выходит, Гражданская! Теперь она другая — неизвестная, непонятная…

Другая Война. Прощайте, Голицын!..

«Четвертые сутки пылает станица, потеет дождями донская весна. Раздайте бокалы, поручик Голицын. Корнет Оболенский, налейте вина…»

— Да не гоните вы, Николай Федорович!

— Да не гоню, Сергей, не гоню!.. Река времен, глагола звон…

Он знал, что в маленькой комнатушке темно, даже окно занавешено, неизвестно кем, неизвестно когда. Светомаскировка — загодя, за четверть века до первых «юнкерсов» над донской степью. Но свет ни к чему. Три шага вперед, шаг влево, шаг вправо… Влево незачем, там только стена с маленькой иконой Троеручицы. Лампада давно погасла, выгорела. Некому зажечь, днем в комнате пусто, и вечером пусто, и ночью. Только под утро…

Белый флигелек на больничном дворе, крыльцо, три скрипучие ступени. С первой же услышать можно — если не спать. Но в комнате спят, дежурство кончилось после полуночи, раненых много, сестры милосердия еле справляются.

Уже ступив на первую ступеньку, он вспомнил о цветах. Мысль сразу же показалась нелепой. В полусожженом после трехдневных боев хуторе цветов не было, там же, откуда он вернулся, от травы несло трупным тленом.

Он не хотел думать о смерти. Хотя бы сейчас, в эти минуты. Вторая ступенька, третья… Все-таки жаль, сейчас не подаришь, завтра забудешь… А потом? Будет ли «потом»? «Старый танковый ров, где твои соловьи? Танго слушает век-волкодав…»

Нет, не думать!

Открыл дверь, поглядел в густую темень, вдохнул поглубже.

— Забыл цветы. Извини!..

— А я собрала. Желтые, правда, зато настоящие. Филибер!..

Свет не нужен, глаза можно не открывать. «Загорится жизнь в лампочке электричеством, прозвенит колесом по листам металлическим…» Пусть себе загорается и звенит, пусть даже «юнкерсы» прилетают, аллах акбар с ними со всеми!.. Три шага вперед, шаг направо, топчан у самого окна, узкий, не шире вагонной полки…

— Ты — тиран, Филибер! Из-за твоей прихоти даже не помылась, я вся — сплошная антисанитария, это ужасно, о таком даже в книжках французских не читала. А ты…

— …А я не хочу нюхать мыло. Вот такой, понимаешь, изврат, товарищ прапорщик. Заодно рад сообщить, что я опять живой, и ты живая, и оба мы… Саша, я… Погоди, погоди, китель!.. Тут какой-то крючок, я его, заразу, сейчас оторву…

Лабораторный журнал № 4

22 марта.

Запись четырнадцатая.

Провел не меньше трех часов в тире, посвятив часть времени изучению чудовища по прозвищу «Кольт» (точнее — «Кольт-Браунинг» образца 1895/1914 годов). По сравнению с пулеметом Владимирова — ничего особенного, разве что вдохновляет рычаг-поршень под ствольной коробкой. По замыслу конструктора он поворачивается при каждом выстреле, приводя в действие механизм перезаряжания. Насколько я помню, такая система называется «бешеный маятник». Палец подставлять не рекомендуется!

Петр Леонидович намекнул, что из «этого» можно и пострелять.

Необходимая оговорка. Заверяю Пятого и всех остальных, что не являюсь любителем плюющихся огнем железяк. К ним я скорее равнодушен. Однако, пройти мимо артефакта, который сам по себе История, трудно. Американский пулемет Первой мировой в нашей глубинке! Многое, многое ему пришлось повидать. А уж его повидали!..

Стрельбой увлекался в школе и в университете, даже ходил на секцию. После того, как пришлось надеть погоны (пусть и ненадолго), все, связанное с военной службой, быстро опротивело. Стрельбу я забросил и не вспоминал много лет. Сейчас решил вспомнить — не иначе позавидовал прыгучей Гамадриле.

Кстати о ней, о Гамадриле, у которой имелись «в натуре соображения», как выиграть Гражданскую войну. Могу сообщить достойному примату, что он отнюдь не одинок. «Соображений» масса. Начали соображать еще битые генералы-эмигранты, крутившие баранку в парижских такси. Если бы Третья дивизия вовремя совершила марш, а Вторая не проспала атаку!.. Интеллектуальный штурм продолжается по сей день, духовные правнуки господ белогвардейцев все не успокоятся, планы строят — не иначе в предвкушении Машины Времени.