Вервольф. Заметки на полях 'Новейшей истории' - Алесь Горденко

– У меня к тебе вопросов нет, Жозефина. Была бы ты мужиком – я бы тебе сейчас отечески, любя врезал за природную дурость и дурное усердие. Для пущего вразумления на будущее. Но ты не мужик. А вот что мне со всем этим делать... Джо об этой камере не знает. Хотя и смутно догадывается, что она в его кабинете есть. Ну, уже хотя бы потому, что к нему ходят разные люди... Или, вот, можно нанять ему секретаршу, у которой потом обнаруживается бывший парень Михель, он же – вполне действующий сотрудник спецназа КГБ.

Жозефина подняла на него испуганный взгляд. Да... Один директор её подозревает в шпионаже на прокурора Заречного, другой... О боже!

– Короче, Джо не то чтобы смертельно, но сильно на меня обидится вот за это видео. И что теперь делать, а?

– Подпишите заявление, Рудольф Владиленович. Если уж всё так плохо – то пускай он злится только на меня. Пусть думает, что я его предала. И верит вам.

– А почему ты думаешь, что это – лучший вариант?

– Потому, что его и так слишком часто предавали. И вообще-то он – очень несчастный человек. Извините, что так вышло.

Она поднялась и пошла к двери.

– Стой! Жозефина, стой! Вернись и послушай сюда! Ты что, совсем ничего не понимаешь?

Рудольф усадил её напротив себя.

– Ты что, совсем ничего не заметила?

– Нет, а что?

– А-а!.. – он махнул рукой. – Вам бы, на пару с Жорой, только моего Лёшку подъёбывать – мол, втюрился, втюрился... Ты не поняла, что Джо к тебе неровно дышит, причём чуть не с вашей

первой встречи? И чёрт бы с его личной жизнью, но…

Он подвинулся ближе и смотрел на девушку в упор.

– «Беркут» стоит на двух людях. Первый – я. Второй – Джо. На одном человеке он стоять не будет. «Беркут» – это последнее большое дело всей моей жизни. И я не собираюсь его терять. И мне нужен партнёр с устойчивой психикой и крепкими тылами. Ты хоть знаешь, что сразу после вашей встречи на кладбище Джо, к моей величайшей радости, начал бросать пить?

– А он что?..

– То. У него была похабная привычка снимать стресс крепким алкоголем, водкой или коньяком. Причём он пил весь день по чуть-чуть и в одиночестве.

– А по нему вроде не скажешь…

– Начальная стадия алкоголизма. Когда ещё можно соскочить. Что он и сделал сразу после того, как ты прибежала тогда, в понедельник, просить за свою подружку Ирку. Грустно посмотрел на бутылку рижского бальзама и приказал убрать у себя из кабинета и приёмной вообще весь алкоголь – оставил только чай, кофе и минералку.

– А с чего он вдруг?

– А хрен его знает, как это объяснить... Что-то вроде... Я надеюсь, хоть то, что он искренне презирает большинство людей и ни во что их не ставит, ты заметила?

– Ещё бы. Его проведение личного приёма…

– Вот, соответственно, и на то, что кто-то его будет осуждать за тихое пьянство, ему было положить с прибором. А потом появилась ты, и он стал… не знаю… оглядываться на тебя, что ли. Ему стало неудобно – что ты о нём подумаешь? Поэтому когда по почте пришло твоё письмо с просьбой о трудоустройстве... Но ты же не можешь без приключений на пустом месте, правда? Вот и выдала.

Да-а... Вот это действительно было нечто.

– Короче. Поезжай сейчас домой, успокойся, приведи себя в порядок... И имей в виду – ты мне будешь сильно должна за тот разговор, который мне предстоит по поводу камеры в кабинете Джо. С тебя – и дальше работать тем человеком, кто будет его удерживать от крайностей.

Домой её привёз молчаливый незнакомый охранник на ведомственной «Волге» с логотипом «Беркута». Войдя в квартиру, девушка прошла в маленькую комнату и рухнула на диванчик.

Нет, всё. Хватит на сегодня. Заснула она мгновенно, даже не раз девшись. Завтра, всё завтра!

Её разбудил телефон. Старенький аппарат советского производства издавал короткие, но резкие и громкие трели. Жозефина открыла глаза. Встала с диванчика, нащупала выключатель.

Ночь, точнее, если верить часам, половина первого пополуночи.

– Алло?

– Жозефина... Пожалуйста, не бросайте трубку.

– Джордж Джор?..

– Да, это я.

Он говорил тяжело, делая долгие паузы.

– Жозефина, одна из самых трудных для меня вещей – это просить прощения. Не так, для проформы, а по-настоящему... Поэтому... Извините за сегодняшнее. Я был не прав.

– Спасибо вам за звонок, Джордж Джорджиевич. Я всё понимаю. Это настоящий мужской поступок, и вы его сделали. Спасибо вам за это. Разумеется, я... Давайте лучше просто забудем об этом, как о глупом недоразумении? Вы согласны?

– Конечно! – на том конце провода радостно выдохнули.

Он помолчал недолго, потом спросил.

– Жозефина, вы не сочтёте за наглость, если... Вы ведь всё равно уже вряд ли сегодня уснёте, правда?

– Не знаю… наверное, не усну.

– Вы не откажетесь погулять со мной по городу? Ночь, почти никого на улицах, никто не мешает... Как вы на это смотрите?

– Хорошо, давайте.

– Тогда… эээ… через полчаса – нормально? Я подъеду к вашему дому. Белый «Мерседес-600» с тонированными стёклами! Я дам сигнал, как подъеду!

…Каким-то невероятным образом она уложилась в полчаса. Переодеться попроще. Причесаться. Навести макияж. А сигнала не потребовалось – звук стремительно несущегося автомобиля был слышен издалека. Во двор влетела и встала под фонарём белая иномарка с чёрными стёклами, а следом за ней – «Волга» с логотипом «Беркута».

Жозефина захлопнула дверь квартиры и поскакала вниз через две ступеньки.

Он ждал её на крыльце. Одевался, видимо, тоже наспех: слегка помятый пиджак, рубашка, джинсы.

– Ещё раз – извините.