Жатва - Тесс Герритсен

– Миссис Восс, вам опять прислали цветы. Принести сюда? Или вы хотите, чтобы я оставила их в гостиной?

– Нет, принесите сюда, – попросила Нина.

Сидя в кресле возле своего любимого окна, она смотрела, как горничная внесла вазу в спальню и поставила на ночной столик. Теперь женщина стремилась придать букету более привлекательный вид, разделяя стебли. Нину омыло волной аромата шалфея и флоксов.

– Поставьте вазу сюда, рядом со мной.

– Хорошо, мэм.

Горничная перенесла вазу на чайный столик возле кресла Нины. Но вначале ей пришлось убрать оттуда вазу с восточными лилиями.

– Это ведь не ваши привычные цветы?

Чувствовалось, горничная не одобряет букет, присланный хозяйке.

– Да, – улыбнулась Нина, глядя на необычную подборку.

Она любила цветы и хорошо разбиралась в них. Бегло взглянув на сполохи красок, она сразу определила, из чего составлен букет. Русский шалфей и розовые флоксы. Фиолетовые рудбекии и желтые гелиопсисы. И ромашки. Множество ромашек. Такие обычные, неприметные цветы. И как только кому-то удалось найти ромашки в середине октября?

Она провела рукой по головкам цветов, вдыхая ароматы позднего лета. Нина помнила запахи своего сада. Как она любила возиться с цветами. Болезнь лишила ее и этой радости. Лето прошло. Их дом в Ньюпорте закрыт на зиму. Наступил самый ненавистный для нее сезон. Увядание сада. Возвращение в Бостон, в этот дом с позолоченными потолками, резными дверными проемами и ванными из каррарского мрамора. Здесь было много темного дерева, а оно всегда действовало на нее угнетающе. Их летний дом был пронизан светом, теплым ветром и запахом моря. А бостонский дом всегда навевал мысли о зиме.

Нина вытащила ромашку и вдохнула ее резкий запах.

– Может, вернуть обратно лилии? – предложила горничная. – Они так прелестно пахнут.

– У меня от них болит голова. А кто прислал этот букет?

Горничная отцепила прикрепленный к вазе конвертик, открыла клапан, достала карточку.

– Здесь написано: «Миссис Восс. Скорейшего выздоровления. Джой». Больше ничего.

Нина наморщила лоб:

– У меня нет знакомых женщин по имени Джой.

– Возможно, потом вспомните. Не хотите ли прилечь? Мистер Восс говорит, что вам нужен отдых.

– Я уже належалась в постели.

– Но мистер Восс говорит…

– Я лягу. Попозже. А сейчас я хочу еще посидеть у окна. Одна.

Горничная застыла в нерешительности. Потом, кивнув, с явной неохотой покинула спальню.

«Наконец-то, – подумала Нина. – Наконец-то я одна».

Всю прошлую неделю, едва она вернулась из клиники, ее постоянно окружали люди. Частные сиделки, врачи, горничные. И Виктор. Прежде всего Виктор, буквально нависший над ее кроватью. Он читал ей вслух все открытки с пожеланием выздоровления, следил за всеми ее телефонными разговорами. Защищал ее, изолировал от окружающего мира. Делал узницей этого дома.

И все потому, что он ее любил. Слишком сильно ее любил.

Нина устало привалилась к спинке кресла. На противоположной стене висел ее портрет, написанный вскоре после женитьбы. Виктор сам нашел художника и даже выбрал платье, которое она должна была надеть для позирования. Длинное платье из розовато-лилового шелка, по которому шли неброские розы. На портрете Нина стояла под деревом. Ствол дерева обвивал плющ. В одной руке она сжимала белую розу, вторая была неуклюже опущена. На губах застыла робкая, неуверенная улыбка, словно в тот момент она думала: «Я тут стою вместо другой женщины».

От девушки на портрете ее отделяло двадцать пять лет. Вглядываясь в знакомый холст, Нина убеждалась, что за эти годы она почти не изменилась. Конечно, внешне она уже не та юная невеста в саду. Нет былого крепкого здоровья, нет тех кипучих жизненных сил. Но ее характер во многом остался прежним. Все такая же робкая и неуклюжая. По-прежнему собственность Виктора Восса.

Она услышала его шаги и подняла голову.

– Луиза сказала, что ты все еще сидишь в кресле. – Виктор влетел в комнату. – Тебе необходимо вздремнуть.

– Виктор, я прекрасно себя чувствую.

– По тебе не скажешь, что ты достаточно окрепла.

– Но прошло уже три с половиной недели. Доктор Арчер говорил, что другие его пациенты в это время вовсю гуляют по ленте тренажера.

– Меня другие его пациенты не касаются. Я не сравниваю тебя с ними. Тебе необходимо лечь и поспать.

Нина выдержала его взгляд и твердым голосом сказала:

– Я не лягу. Мне хочется посмотреть в окно.

– Нина, я всего лишь забочусь о твоем здоровье.

Но она уже отвернулась от него и смотрела в парк. На деревья, листва которых из желтой превращалась в бурую. Цвет предзимья.

– Я бы хотела прокатиться на машине…

– Пока еще слишком рано.

– …к парку. К реке. Куда угодно, подальше от этого дома.

– Нина, ты меня не слушаешь.

Она печально вздохнула:

– Нет, Виктор. Это ты меня не слушаешь.

Супруги замолчали.

– А это откуда? – спросил он, указывая на вазу возле кресла.

– Недавно прислали.

– Кто прислал?

Нина пожала плечами:

– Какая-то женщина по имени Джой.

– Такие цветы можно охапками собирать по обочинам.

– Потому их и называют полевыми. Или луговыми.

Подхватив вазу, Виктор поставил ее на стол в дальнем углу спальни. На чайном столике вновь оказалась ваза с восточными лилиями.

– Все лучше, чем какая-то трава, – буркнул он и вышел из комнаты.

Нина смотрела на лилии. Они были прекрасны. Экзотические, совершенные цветы. Вот только их обволакивающий аромат вызывал у нее головную боль.

Смахнув невесть откуда появившиеся слезы, Нина заметила конвертик, присланный вместе с полевыми цветами.

Джой. Кто же такая эта Джой?

Нина открыла конверт, достала карточку. Только сейчас она заметила надпись на обороте: «Некоторые врачи всегда говорят правду».

Ниже стоял телефонный номер.

Нина Восс позвонила в пять вечера. Эбби была дома одна.

– Это доктор Ди Маттео? – негромко спросил женский голос. – Одна из врачей, которые всегда говорят правду?

– Здравствуйте, миссис Восс. Значит, мои цветы до вас все-таки дошли.

– Да, благодарю вас. И цветы, и ваше довольно странное послание.

– Я перепробовала все способы связи с вами. Письма. Звонки.

– Почти десять дней назад меня выписали из клиники.

– Но вы были вне досягаемости.

– Понимаю, – после недолгого молчания сказала Нина.

«Она даже не представляет, в какой изоляции живет, – подумала Эбби. – Не догадывается, что муж обрубил все ее связи с внешним миром».

– Скажите, сейчас кто-нибудь слышит наш разговор?

– Нет. Я одна. А в чем дело?

– Миссис Восс, мне необходимо увидеться с вами, но так, чтобы ваш муж не знал. Вы можете это устроить?

– Вначале скажите зачем.

– По телефону мне сложно вам объяснить.

– Я не стану встречаться с вами, пока не узнаю причины.

– Это… касается вашего сердца. Того, что вам пересадили в Бейсайде.

– И что?

– Никто не знает, кому оно принадлежало раньше. И откуда его доставили. – Эбби помолчала, затем тихо спросила: – Миссис Восс, а вы знаете?

Из трубки доносилось лишь быстрое, неровное дыхание Нины.

– Миссис Восс!

– Мне нужно идти.

– Подождите. Когда я смогу вас увидеть?

– Завтра.

– Каким образом? Где?

Снова возникла пауза, и только в самом конце, прежде чем повесить трубку, Нина сказала:

– Я найду способ.

Дождь безостановочно барабанил по полосатому навесу над головой Эбби. Она целых сорок минут стояла и мерзла напротив оптового склада сети магазинов Челуччи. К воротам склада без конца подъезжали грузовики, где их уже ждали рабочие с погрузчиками и тележками. В недрах здания исчезали безалкогольные напитки «Снэпл», чипсы «Фрито-лей», сигареты «Уинстон». С картонок промерзшей Эбби улыбался нестареющий малыш Дебби, любитель разных вкусных штучек.

Двадцать минут пятого. Дождь припустил еще сильнее. К нему добавился ветер. Эбби ругала себя, что выбрала обувь не по погоде. Ноги промокли и промерзли. Она торчала здесь целый час, с каждой минутой все больше убеждаясь, что Нина Восс не приедет.

Неподалеку от Эбби стоял грузовик компании «Прогрессо фудс». Его двигатель вдруг ожил. Грузовик рванулся с места, обдав ее облаком выхлопных газов. Эбби отвернулась. Наверное, за это время к тротуару и подъехал черный лимузин. Окошко водительского сиденья опустилось на несколько дюймов.

– Вы доктор Ди Маттео? – крикнул ей водитель. – Садитесь в машину.

Эбби не торопилась открывать дверцу. Стекла лимузина были сильно тонированы, но она все же различила чей-то силуэт на заднем сиденье.

– Садитесь. У нас мало времени, – поторопил ее водитель.

Сгибаясь под струями дождя, Эбби подошла к машине и открыла заднюю дверцу. Смахнув воду с лица, вгляделась в сумрак салона, где сидела единственная пассажирка. Увиденное неприятно поразило Эбби.