Повседневная жизнь во времена трубадуров XII—XIII веков - Женевьева Брюнель-Лобришон

БВЛ, с. 33–34

Боярышник листвой в саду поник,Где донна с другом ловят каждый миг:Вот-вот рожка раздастся первый клик!Увы, рассвет, ты слишком поспешил…

— Ах, если б ночь господь навеки дал,И милый мой меня не покидал,И страж забыл свой утренний сигнал.Увы, рассвет, ты слишком поспешил…

Под пенье птиц сойдем на этот луг.Целуй меня покрепче, милый друг,— Не страшен мне ревнивый мой супруг!Увы, рассвет, ты слишком поспешил…

Продолжим здесь свою игру, дружок,Покуда с башни не запел рожок:Ведь расставаться наступает срок.Увы, рассвет, ты слишком поспешил…

Как сладко с дуновеньем ветерка,Струящимся сюда издалека,Впивать дыханье милого дружка.Увы, рассвет, ты слишком поспешил!

Красавица прелестна и милаИ нежною любовью расцвела,Но, бедная, она невесела, —Увы, рассвет, ты слишком поспешил!

БВЛ, с. 35

Желаньем петь я вдохновенО том, как горем я согбен:Не к милым доннам в Лимузен —В изгнанье мне пора уйти!

Уйду, а сыну суждена —Как знать! — с соседями война.Рука уже занесена,Неотвратимая почти…

Феод свой вновь не обрету,Но родичем тебя я чту,Фолькон Анжерский, — Пуату,А с ним и сына защити!

Коли Фолькон не защититИли король не охранит, —Анжу с Гасконью налетит,У этих верность не в чести!

Тогда от сына самого —Ума и доблести его —Зависеть будет, кто — кого!Мужай, дитя мое, расти!

А я в содеянных грехахПред всеми каюсь. Жалкий прах,В молитвах и в простых словахВзываю ко Христу: прости!

Я ради наслаждений жил,Но Бог предел мне положил,А груз грехов, что я свершил,Мне тяжек стал к концу пути.

Забыв и рыцарство, и власть —Все, что вкушал я прежде всласть, —Готов к стопам творца припасть:Лица, Господь, не отврати!

Прошу я каждого из тех,Кто помнит мой веселый смех,Роскошества моих утех:Когда умру, мой прах почти!

Отныне мне не даст утехНи беличий, ни куний мех.Мой графский горностай, прости!

БВЛ, с. 38–39

Сложу стихи я ни о чем,Ни о себе, ни о другом,Ни об учтивом, ни о том,На что все падки:Я их начну сквозь сон, верхом,Взяв ритм лошадки.

Не знаю, под какой звездойРожден: ни добрый я, ни злой,Ни всех любимец, ни изгой,Но все в зачатке;Я феей одарен ночнойВ глухом распадке.

Не знаю, бодрствовал иль спалСейчас я, — кто бы мне сказал?А что припадочным не стал,Так все припадкиСмешней — свидетель Марциал! —С мышонком схватки.

Я болен, чую смертный хлад,Чем болен, мне не говорят,Врача ищу я наугад,Все их ухватки —Вздор, коль меня не защитятОт лихорадки.

С подругой крепок наш союз,Хоть я ее не видел, плюсУ нас с ней, в общем, разный вкус;Я не в упадке:Бегут нормандец и французВо все лопатки.

Ее не видел я в глазаИ хоть не против, но не за,Пусть я не смыслю ни аза,Но все в порядкеУ той лишь, чья нежна красаИ речи сладки.

Стихи готовы — спрохвалаДругому сдам свои дела:В Анжу пусть мчится как стрелаОн без оглядки,Но прежде вынет из чехлаКлюч для разгадки.

Нежен новый сезон: кругомЗеленеет лес, на своемЯзыке слагает стихиВсяк певец в листве, как ни мал;Все проводят в веселье дни,Человек же — всех больше шал.Но оттуда, куда влеком,Нет посланца с тайным письмом —Ни взыграй душой, ни усни;Та ль она, какую желал,Не узнав, останусь в тени;Прав ли я, пусть решит финал.

Беспокойной нашей любвиВетвь боярышника сродни;Нет листочка, чтоб не дрожалПод холодным ночным дождем,Но рассвет разольется ал —И вся зелень вспыхнет огнем.

Так, однажды, в лучах зариМы закончить войну смогли,И великий дар меня ждал:

Дав кольцо, пустила в свой дом;Жизнь продли мне Бог, я б держалРуки лишь под ее плащом.

Мы с Соседом Милым близки,А что разные языки —Ничего: я такой избрал,Что на нем речь льется ручьем;О любви пусть кричит бахвал,Мы ж разрежем кусок ножом.

ПТ, с. 26–29

Встретил пастушку вчера я,Здесь, у ограды блуждая.Бойкая, хоть и простая,Мне повстречалась девица.Шубка на ней меховаяИ кацавейка цветная,Чепчик — от ветра прикрыться.К ней обратился тогда я:— Милочка! Буря какаяНынче взметается злая!— Дон! — отвечала девица. —Право, здорова всегда я,Сроду простуды не зная, —Буря пускай себе злится!

— Милочка! Лишь за цветамиШел я, но вдруг, будто в раме,Вижу вас между кустами.Как хороши вы, девица!Скучно одной тут часами,Да и не справитесь сами —Стадо у вас разбежится!

— Дон! Не одними словами,Надо служить и деламиДонне, восславленной вами.Право, — сказала девица, —Столько забот со стадами!С вами пустыми речамиТешиться мне не годится.

— Милочка, честное слово,Не от виллана простого,А от сеньора младогоМать родила вас, девица!Сердце любить вас готово,Око все снова и сноваСмотрит — и не наглядится.

— Дон! Нет селенья такого,Где б не трудились суровоРади куска трудового.Право, — сказала девица, —Всякий день, кроме седьмого —Дня воскресенья святого,Должен и рыцарь трудиться.

— Милочка, феи успелиВас одарить с колыбели, —Но непонятно ужелиВам, дорогая девица,Как бы вы похорошели,Если б с собою велелиРядышком мне приютиться!

— Дон! Те хвалы, что вы пели,Слушала я еле-еле, —Так они мне надоели!Право, — сказала девица, —Что бы вам там ни хотели,Видно, судьба пустомелеВ замок ни с чем воротиться!

— Милочка, самой пугливой,Даже и самой строптивойМожно привыкнуть на дивоК ласкам любовным, девица;Судя по речи игривой,Мы бы любовью счастливойС вами могли насладиться.

— Дон! Говорите вы льстиво,Как я мила и красива,Что же, я буду правдива:Право, — сказала девица, —Честь берегу я стыдливо,Чтоб из-за радости лживойВечным стыдом не покрыться.

— Милочка! Божье твореньеИщет везде наслажденья,И рождены, без сомненья,Мы друг для друга, девица!Вас призываю под сень я, —Дайте же без промедленьяСладкому делу свершиться!

— Дон! Лишь дурак от рожденьяЛегкой любви развлеченьяИщет у всех в нетерпенье.Ровню пусть любит девица.Исстари общее мненье:Если душа в запустенье,В ней лишь безумье плодится.

— Милочка! Вы загляденье!Полно же без сожаленьяТак над любовью глумиться.— Дон! Нам велит Провиденье:Глупым — ловить наслажденье,Мудрым — к блаженству стремиться!

БВЛ, с. 42–44

Ненастью наступил черед,Нагих садов печален вид,И редко птица запоет,И стих мой жалобно звенит.Да, в плен любовь меня взяла,Но счастье не дала познать.

Любви напрасно сердце ждет,И грудь мою тоска щемит!Что более всего влечет,То менее всего сулит, —А мы за ним, не помня зла,Опять стремимся и опять.Затмила мне весь женский родТа, что в душе моей царит.При ней и слово с уст нейдет,Меня смущенье цепенит,А без нее на сердце мгла.Безумец я, ни дать ни взять!

Всей прелестью своих красотМеня другая не пленит, —И если тьма на мир падет,Его мне Донна осветит.Дай бог дожить, чтоб снизошлаОна моей утехой стать!

Ни жив ни мертв я. Не грызетМеня болезнь, а грудь болит.Любовь — единый мой оплот,Но от меня мой жребий скрыт, —Лишь Донна бы сказать могла,В нем гибель или благодать.

Наступит ночь, иль день придет,Дрожу я, все во мне горит.Страшусь открыться ей: вот-вотОтказом буду я убит.Чтоб все не разорить дотла,Одно мне остается — ждать.

Мне б лучше сгинуть наперед,Пока я не был с толку сбит.Как улыбался нежный рот!Как был заманчив Донны вид!Затем ли стала мне мила,Чтоб смертью за любовь воздать?

Томленье и мечты полетМеня, безумца, веселит,А Донна пусть меня клянет,В глаза и за глаза бранит, —За мукой радость бы пришла,Лишь стоит Донне пожелать.

Я счастлив и среди невзгод,Разлука ль, встреча ль предстоит.Всё от нее: велит — и вотУже я прост иль сановит,Речь холодна или тепла,Готов я ждать иль прочь бежать.

Увы! А ведь она моглаМеня давно своим назвать!Да, Серкамон, хоть доля зла,Но долг твой — Донну прославлять.

БВЛ, с. 40–41