«Если», 2011 № 12 - Журнал «Если»

— Мы связаны, Элли. Мы чудовище — искажение в пространстве-времени. Наше единство — оскорбление реальности. Оно должно быть уничтожено, иначе прорвется еще более худшее. Раздельных путей нет.

Момент убийства близок. Бесс уже слышала ядовитое гудение лучевого пистолета. Она знала, что Элли быстра, но понимала и то, что применение любого оружия, будь то клинок или лазер, является завершающей частью процесса, который любая обученная воительница должна выявить задолго до наступления последнего мгновения. Но как, во имя всех интеллектов, ей сделать это, если Элли — она сама в юности?

И вот этот момент настал. Все часы упражнений и тренировок, все похвалы и брань имамесс словно столкнулись во вневременном миге и превратились в нечто смертоносное, точное и совершенное. Впервые за всю свою изломанную жизнь Бесс выполнила «Холодный шаг вовне» с абсолютным совершенством: она и клинок находились нигде и в нескольких местах одновременно. Элли была почти так же быстра. И с легкостью могла бы оказаться еще быстрее.

Но все-таки в скорости она уступила.

Или почти уступила.

Но этого оказалось достаточно.

Бесс, расплывчатое пятно металла и мщения, перескочила назад, в обычные измерения занимавшегося рассвета. Вокруг нее, все еще брызгающие и разваливающиеся, разлетались останки Элли с Острова Мертвых.

Бесс постояла с минуту, переводя дыхание. Затем протерла и убрала в ножны меч. Теперь ей стало понятно, почему кровоцветки на этом лугу цветут столь пышно. Без них разбросанные повсюду ошметки плоти были бы ужасны до невыносимости. Но что-то поблескивало там, безупречное и незапятнанное. Она подняла. Ее клинок раскромсал все — время, жизнь, вероятность, быть может, даже любовь, — но не цепочку с медальоном. Единственную нить, связывавшую все остальное.

Теперь она все вспомнила. Как будто ничего и не забывала. Игры с Даллой, которая называла ее Элизабет, иногда Элли, изредка Бесс, — все эти эоны назад, когда она была немногим больше, чем многообещающий призрак. Затем долгие-предолгие боль и пустота, пока ею не овладело нечто вроде «остаточной жизнестойкости». То была, подумалось Бесс, та же самая жизнестойкость, что подгоняет любую судьбу бороться за возникновение, даже если в процессе необходимо похитить тело кого-то любимого. Последовали века. Рост или перемены практически не ощущались. Некогда священный остров вокруг нее все более скатывался в разруху и запустение. Но теперь она была Элли, она носила отвергнутое тело Даллы — и была живой. А еще она постигла, что жизнь подразумевает знание, как кормиться, что, в свою очередь, подразумевает знание, как убивать.

Элли всегда была одинока, за исключением нескольких сохранившихся интеллектов из других мавзолеев. Однако до тех пор, пока одним теплым летним утром, когда словно повисший свет был особенно ясен, она не посмотрела вниз за другие огромные острова и не увидела нечто, перемещающееся по поляне с дерганой, но все же грациозной непредсказуемостью, она даже не осознавала своего одиночества. И тогда она нашла путь через переплетенные леса, что раскинулись под катакомбами, и в итоге пришла к открытой поляне и стала с восхищением наблюдать, пока ее, наконец, не заметили, и в размытых вспышках к ней явилось чудовищное создание, на поверку оказавшееся не таким уж и чудовищным.

Но вот этот медальон. Когда-то принадлежавший Далле. Уже когда Бесс протянула его, Элли поняла, что существует лишь одна возможность, как он мог оказаться у Бесс. Время, подобно цепочке медальона, замкнулось и связало их ужасными узами. И тогда Элли поняла, что из них двоих выживет лишь одна, ибо она и была тем чудовищем, убить которое прислали это существо.

Момент убийства, когда изящество, мощь и безжалостность суть все. Однако теперь Бесс вспомнила, как Элли держала лучевой пистолет, как существо-воительница замешкалась и ее лазер выстрелил острыми брызгами. И даже когда Бесс вглядывалась в останки тела Элли среди кровоцветков, к ней возвращалось воспоминание о горелой вони ее собственного расколотого хитина и брони. В этот рассвет она умерла не один раз, но дважды.

И все же она была жива..

Солнце уже совсем взошло. Поляна сверкала росой. Оглянувшись на коляску, Бесс увидела, что люк в ней распахнут, и даже на фоне всего этого утреннего сияния вспыхивает огонь алтаря. Наверное, новые поиски. Новые убийства. Или же приказ вернуться на поправку в чугунные стены Церкви.

Интеллекты Церкви Воительниц были суровы и жестоки, но в то же время они с распростертыми объятиями встречали тех, кого ни одной другой Церкви даже в голову не пришло бы принять. А теперь они вернули Бесс память и придали ей целостность. Теперь она понимала, почему ее прежние поиски представлялись столь бесцельными и почему она не ощущала себя воительницей. Но она воистину являлась ею, ибо совершила этот окончательный шаг в холодное вовне, и изъянов в ней не обнаружилось.

Бесс таращилась на открытый люк коляски и зловещее, манящее сияние изнутри. Однажды она уже забралась туда, сжимая этот медальон, отправленная в долгий миг забытья, и начинала жизнь, которая в итоге привела ее сюда же, назад. Но вот ее взор обратился к окружающему лесу, и она вспомнила нахлынувшее на нее ощущение различных опасностей и тайн, что таились в нем. И, быть может, чудес.

Коляска ждала.

Из люка призывал свет.

Загудел двигатель.

Бесс из Церкви Воительниц стояла — окровавленная, склонив голову — на поляне безымянного леса и размышляла, в какую сторону ей повернуть.

Перевел с английского Денис ПОПОВ

© Ian MacLeod. The Cold Step Beyond. 2011. Публикуется с разрешения автора. Рассказ впервые опубликован в журнале «Azimov's» в 2011 году.

Карстен Крушель

Конец сезона охоты

Уже второй раз за день Герард не находил себе места от досады. Однако он изо всех сил сдерживался, чтобы его приемный отец не догадался, что пасынок буквально кипит от гнева. Разве можно так бездарно тратить время?! Охотники болтали без умолку. О том, кого они застрелили. О том, по кому промахнулись. О том, кого мельком видели в лесу, а кого только слышали. Чаще всего речь шла о вальдхай — легендарных животных со шкурой светло-песчаного цвета, элегантных, невероятно быстрых, смертельно опасных. Герард молчал и только косился на заляпанные зеленой кровью туши мясных крабов да на далекие пики гор.

К счастью, здесь не было ни одного человека из Фирмы.