Искупление - Анна Мистунина

Кар наклонился поцеловать ее. Выпрямился – на губах остался вкус крови, и Кар принял его, чтобы нести до конца своих дней, – взглянул на жреца. Тот был напуган до полусмерти, но ни стыда, ни ужаса перед содеянным не испытывал. Он был жрецом и его работой было убивать колдунов. Он выполнил свою работу хорошо.

– Ты можешь быть спокоен, император утвердит помилование, – Кар не сразу овладел своим голосом. Жрец закивал, но он уже продолжал: – Я – нет. Если еще раз попадешься мне на глаза, я сделаю с тобой то же, что сегодня мы сделали с ней.

Он достаточно хорошо знал Верховного жреца, а Верховный жрец так же знал его. Молодой парень, растерянно прячущий за спину окровавленные руки, был избран не благодаря своим особым заслугам – лишь потому, что храм ничего не потерял бы в случае его смерти. Но Кару сейчас недосуг было заниматься сведением счетов. Сильная Кати просила его позаботиться о выживших магах. Кар собирался выполнить ее волю.

Он спустился с холма, минуя собравшихся вокруг императора рыцарей и простых солдат, он шел, пробираясь между трупов – людей, коней, звероподобных, грифонов. Вороны уже начали над ними свое прощальное пиршество. Сильно пахло гарью, кровью и отчаянием. Там, за спиной, росла толпа вокруг императора и звучали все громче радостные возгласы. Этих людей уже дурманил другой запах – аромат победы, оплаченной тысячами жизней, но окончательной. Аромат, которого Кару почувствовать было не дано.

Оун лежал в полусотне шагов от других магов, сгоняемых жрецами в кучу, будто скот. Он был еще жив, но оставалось немного. Рядом вытянулся мертвый грифон. В золотистом боку его застряло глубоко всаженное копье. Когда Кар остановился рядом, маг открыл глаза.

– Дикареныш, – прохрипел он. Со словами изо рта вышла окрашенная алым пена.

Кар опустился на колени.

– Учитель…

– Ты все-таки победил.

– Да, Учитель.

– Я умираю… Легкое пробито.

– Да.

С каждым словом из раны на груди мага выплескивалась пенистая порция крови.

– Ты еще можешь меня спасти.

– Да, – ответил Кар. Сила была с ним. – Тебе придется отказаться от борьбы. Больше никакой крови, Учитель. Ты признаешь власть императора…

Оун хрипло рассмеялся, пуская пену, но тут же его лицо свела судорога боли.

– Власть… дикаря. И вскоре умереть от старости? Нет, дикареныш. Если это все, что ты можешь предложить, дай мне быструю смерть.

– Прошу тебя, Оун!

– Ты глуп, если просишь об этом. Тебе известно, кем я всегда был.

Кар и не думал, что еще способен плакать.

– Кати была права, – вырвалось у него. – Я только и гожусь, что приносить в жертву всех, кого люблю. Прости меня, Учитель!

– Нечего прощать, – голос Оуна слабел. – Мы сами тебя… таким сделали. Ты похож… на отца, дикареныш. Но ты не он. Слушай меня. В Долине… мои исследования… твой дед был прав.

– О чем ты?

– Сила… не всегда была только в крови. Врата… ключ… – и, с яростным усилием: – Найди мои бумаги, дикареныш, если твои друзья не пустили их на растопку!

– Я понял, Учитель. Я все сделаю.

– Тогда… заканчивай с этим.

– Прости, – снова сказал Кар.

Положил ладонь на грудь мага и быстрым усилием остановил его сердце. Оун умер с той же насмешливой гримасой, за которую Кар ненавидел его когда-то.

– Прощай, – прошептал Кар, закрывая ему глаза.

Пошел дальше, вытирая руки полой плаща и не глядя больше на раненых и умирающих.

Жрецы, с оружием в руках охранявшие пленных, расступились перед ним. Кар остановился, вглядываясь в лица – знакомые и незнакомые, настороженные, враждебные. Черты многих носили отпечаток смешанной крови, кое-кто больше походил на дикаря, чем на мага. Кати сказала правду насчет полукровок. Где-то здесь, живой или мертвый, должен был быть и Моурет.

Израненные, замученные, озлобленные. Несколько сотен, и добрая половина обречена, ибо живет только за счет крови. Кар попробовал их сосчитать, но тут же бросил. Жрецы сводили их отовсюду и, казалось, не слишком-то представляли, что делать дальше. За восемь лет Нашествия им еще ни разу не приходилось брать пленных.

– Ну? И что ты будешь делать? – спросил, выбиваясь вперед, молодой маг. Кровавая царапина над глазами и мокнущая рана под ключицей ничуть не мешали выражению брезгливого презрения, застывшему на его лице. – Мы ведь теперь твоя забота, не так ли?

– Здравствуй, Ирэн, – сказал Кар своему давнему врагу. – Рад, что ты жив.

Тот скривился:

– Ну конечно, рад. Не больше, чем я, что не пустил тебя в тот раз на кровь. А теперь ты Сильнейший, и значит, теперь это твоя забота нас спасать. Поторопись, будь добр. Не хочу, знаешь ли, чтобы эти твои дикари сожрали нас живьем!

Пока ошеломленный Кар хватал ртом воздух и дивился собственной глупости, вперед пробился еще один маг. Надменное лицо его коверкал застарелый шрам, тянущийся от губ до середины правой щеки.

– А ты, похоже, и не заметил, что стал Сильнейшим, – невесело усмехнулся этот маг.

Кар только покачал головой. Нет, конечно, не заметил. Разве до того ему было?

– Я действительно… Вот почему вы сдались, Лэйн? Потому что я – Сильнейший?

– А ты что подумал?

– Ты можешь оспорить это, Лэйн, если хочешь. Вызвать меня…

– Нет уж. Если даже я и выиграю, что мне делать потом? Идти просить милости у дикарского императора? Занимайся этим сам, Сильнейший Амон, сын Амона.

– Мое имя Карий.

– Сильнейший Карий. Странновато звучит. В любом случае, мы проиграли. Не в моих силах спасти этих людей. Ты – можешь, если постараешься. Я не так мелочен, чтобы лишать их надежды только потому, что не хочу признавать власть полукровки. Ты Сильнейший по праву. Как верно сказал этот юноша, твое дело теперь – нас спасать. Наше же – повиноваться. Таков обычай, а обычаи…

– Единственное, что делает нас остатком Империи, а не жалкой кучкой одичавших побежденных, я помню, – взахлеб прошептал Кар. Сердце билось где-то у горла, сильно и болезненно. Обернувшись к жрецам, Кар сказал: – Уберите мечи. И оставьте нас.

Те колебались.

– Это мой приказ.

– Мы не можем, ваше высочество, – возразил воин с нашивками командира роты и значком вольного жреца на плече. – Это же колдуны!

– А я, по-твоему, кто? – но, заметив совершенно загнанный взгляд солдата, Кар сказал: – Хорошо, только дайте мне спокойно поговорить. Вы можете наблюдать со стороны.

Пока звучали команды и добровольные стражи удалялись на почтительное расстояние – не так, впрочем, далеко, чтобы не успеть вернуться в случае нужды, Кар спросил:

– Норн?

– Мертв, – ответил Лэйн. – Я – весь твой Совет. Кати…

– Кати, Лэйн, она…

– Я знаю, – нахмурился маг. – Она предупредила меня, что собирается сделать, правда, я не поверил. Самопожертвование не входило в ее привычки. Но как бы там ни было, это ее добрая воля. Никто не оспорит твою победу, Сильнейший.

– И ты признаешь мою власть? Лэйн, я, может быть, и Сильнейший, но прежде всего я недоучка. Если ты…

– У меня будет немного времени, чтобы исправить этот недостаток. Потом… ведь крови нам больше не видать?

– Никогда.

– Ты понимаешь, что это значит? Если нас всех не убьют сегодня, через несколько лет мы начнем вымирать. И что будет с магией? Если, по примеру Кати, мы будем завещать свою кровь другим, дикарям до этого не должно быть дела…

– Нет, даже не думай, – перебил Кар. – Я не позволю. Все начнется снова, понимаешь? Жажда крови, тайные убийства. Потом кто-нибудь примется за детей. Нет. Навсегда – нет. То, что я сделал сегодня… я этого не хотел, и это не повторится.

– Я понял, Сильнейший. Тебе решать. Главное сейчас – что будет с народом.

– Пока не знаю. Император обещал сохранить жизнь всем, кто сдастся. Надеюсь, он не переменит решения. Прошу, пока будьте осторожны, не раздражайте жрецов, и, пожалуйста, никакой магии. Я вернусь, как только смогу с ним переговорить.

– Сильнейший, – позвал Лэйн, когда Кар собрался уже идти. – Если император не сдержит слова?

Кар остановился. Взгляды магов прожигали его насквозь. В них была память, и та же память терзала его самого. Тысячи, сотни тысяч убитых в один день. Целая Империя Владеющих Силой. Исчезнет ли теперь ее остаток – остаток, к чьей гибели он, принц дикарей, сам приложил руку?

– Если император не сдержит слова, мы будем драться за свою жизнь, – сказал Кар. – Клянусь, им непросто будет нас перебить. Ждите, я вернусь.

Часть IV. Посмертие

Императорская палатка была вновь раскинута на вершине холма. В нее перенесли тело Сильной Кати. Наутро его, погруженное в соль, повезут в столицу для торжественных похорон – так распорядился император. Сам он неотлучно оставался рядом и посетителей принимал там же, отделенный лишь тонкой занавесью от окруженного свечами тела своей возлюбленной. В этот день, когда войско праздновало победу и оплакивало павших, когда жизни сотен раненых висели на волоске и от лекарских палаток с ветром долетали стоны и ругательства, подчеркнутая скорбь императора порождала удивленные, а порой и гневные разговоры. Звучали они, впрочем, негромко. Магическая битва, отгремевшая у всех на глазах, и роль, что сыграла в ней Сильная Кати, оставались непонятными большинству. Тем больше находилось места домыслам и предположениям. Кару не просто уступали дорогу – от него шарахались с ужасом.