Блокада Ленинграда. Дневники 1941-1944 годов - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ленинградцы являются сейчас неразрывной семьей, члены которой поддерживают один другого чем только могут, я уверен, и все уверены, что будет еще труднее. Наш народ города не сдаст, не станет на колени перед врагом. Но улучшение, видимо, скоро будет. Вчера слышал, что норму хлеба увеличат с 15 декабря. Будет радость, как у детей, увидевших интересную игрушку. Конечно, хлеб это хорошо, но главное сейчас отбросить и разбить врага, тогда будет все, а пока подтяни животик, мой котик [Л-ч].
15 декабря 1941 года
Черт бы побрал дворников и местное хозяйство. Трамваи не ходят – приходится топать пешком в чертову даль прямо по трамвайным путям, так как по панели ходить нельзя, намерз толстый слой льда. Сегодня шел на Гороховую и грохнулся два раза. Очистка дорог и панелей идет чуть-чуть. Весь город завален снегом. Вечером опять очень сильно обстреливали город в районе Васильевского острова. Налетов не было, как и вчера. Начинаем отвыкать от бомбардировок.
По карточкам почти ничего нельзя получить [А. А.].
Вот уже пятый день второй декады, а в магазинах ничего нет, даже того скудного пайка, полагавшегося по карточкам, нельзя выкупить. Мама выкупила 250 г кофе вместо конфет и теперь пьем его. Супа в столовой часто совсем нет, и кофе заменяет суп. Живем почти на воде. Теперь нет ни масла, ни жира. Вот варим капустные щи дней восемь из капусты, привезенной папой, и тем поддерживались, но капусты осталось на один раз. Все ждали прибавки хлеба, ее нет. Если еще так затянется, то долго не выдержу. От меня остались одни кости. Много умирают. Здесь в доме уже померло несколько человек, а покойницкие все забиты умершими от истощения, и они долго лежат в комнатах, на кладбище навалены груды трупов, и гробов не хватает.
Один раз, придя на работу, мужчина и девушка сели отдохнуть. От утомления они заснули и так померли, потому что организм совсем ослаб от голода.
Другой случай произошел в магазине. Молодая девушка пришла в магазин и, схватив кусок хлеба, стала в угол и жадно поела. Продавщица ее стала ругать и бить. Но она только и отвечала: «Я голодна, хочу есть».
Также мужчина выхватил в магазине хлеб и побежал. Когда его остановил милиционер, то хлеб уже был съеден. Было много случаев, когда ловили кошек и собак, дома варили и ели. О голоде еще говорит тот факт, что за килограмм хлеба рады дать 200 рублей. Люди пухнут и умирают.
Но голодают не все. У продавцов хлеба всегда остается кило
2-3 в день, и они здорово наживаются. Накупили всего и денег накопили тысячи. Объедаются и военные чины и милиция, работники военкоматов и другие, которые могут взять в специальных магазинах все что надо, едят они так, как мы ели до войны. Хорошо живут повара, зав. столовыми, официанты. Все мало-мальски занимающие важный пост достают и едят досыта.
Везде в столовые и магазины налезли евреи, а куда пролез еврей, он туда устроит их десять, но русский не сунься. Евреи почти во всех столовых, булочных, и против них уже говорят открыто. Итак, факты доказывают, что половина в Ленинграде голодает, а половина объедается. В закрытых магазинах много, а в наших пусто. На совещании, где должны решаться вопросы о прибавке нормы и об улучшении, присутствуют не голодные, а все сытые, и потому нет улучшений. Где же та свобода и то равноправие, о котором говорится в конституции. У нас все попугаи. Неужели это в советской стране. Я прямо с ума схожу, как подумаю обо всем. Сегодня утром попили кофе без хлеба. В 11 часов поели капустных щей. Туда примешали немного дуранды, но все равно одна вода. В капусте и дуранде нет питательности. Щи разделили и на ужин. Ни масла, ни жиров нет. Я едва переставляю ноги. Голова кружится. Долго ли еще так будет? Но если долго, то не переживем [Б. К-в].
Начало дня приличное, главное, спокойно, не было ни артобстрела, ни воздушных тревог. Спал ночь спокойно. Хлеба так и не прибавили. Народ кто что говорит, одни, что с 16 декабря обязательно, а кто-то уверяет, что с шести вечера сегодня. По-моему, все это трепотня, прибавят, когда будет разбит немец под Ленинградом, как разбит под Москвой. На это одна надежда, а пока город в блокаде, ждать улучшения нельзя. Хорошо еще, что Верочка работает, получает первую категорию, а то был бы мне гроб, хотя и при нынешнем пайке с моим здоровьем далеко не уедешь. Сыт за это время никогда не был и похудел на одиннадцать кило…
Всего страшнее ожидание еще большего голода. Собственное существование становится неинтересно, настроение ничем не подымешь, к тому же испытываешь постоянное болезненное состояние. И все же я уверен, что нынешнее положение временное и после обязательно наступит небывалая жизнь, лучше которой еще никогда не было. Эта мысль рождает во мне огромное желание уцелеть, чтобы стать свидетелем полной и окончательной победы над жестоким и коварным врагом. Думаю, надеюсь, что доживу, ну а если нет, то сожалею о том, что по состоянию здоровья меня не берут в армию и я остаюсь в тылу. Если суждено умереть, то лучше всего в битве с врагами на поле брани. «На миру и смерть красна» – так говорят в народе. Но да здравствует жизнь, и буду драться за нее всеми своими силами. <…>
Вечером начался небывалый артобстрел. Били по Петроградскому району, снаряды рвались на проспекте К. Либкнехта и у Ситного рынка.
Уже поздно, Верочка спит, пора и мне спать, спать, спать. <…>
Ночь прошла спокойно, спал вполне прилично, так, что весь день нахожусь в хорошем настроении. У меня, если ночь прошла спокойно и спал хорошо, то и день будет спокойным в отношении проявления нервного подергивания, Главное, нормы не пересыпать, норма шесть-восемь часов спокойного сна – и достаточно, но последнее время на
