Шпион в доме любви. Дельта Венеры - Анаис Нин

В другие разы она, напротив, притворялась, как будто кончила, чтобы не уязвлять его, однако сейчас она решила не разыгрывать комедию. Кончив, он спросил:

— У тебя был оргазм?

И она ответила:

— Нет.

Это задело его. Он считал, что, сдерживаясь, она поступает дурно.

— Я люблю тебя больше, чем ты меня, — сказал он.

Он, однако, знал, как сильно она его любит, и именно поэтому не понимал ее.

Потом она лежала с широко открытыми глазами и думала о том, что задержался он наверняка не нарочно. Он уже заснул, как ребенок, сжав кулаки и прижавшись волосами к ее губам. Когда она уходила, он еще спал. На улице она почувствовала к нему такую нежность, что была вынуждена вернуться. Она бросилась на него, повторяя:

— Мне пришлось вернуться, мне пришлось вернуться.

— А я хотел, чтобы ты вернулась, — сказал он и дотронулся до нее.

Она истекала влагой. Скользя в ней взад-вперед, он говорил:

— Обожаю смотреть как я раню тебя там, внизу, раню, как ножом.

После чего он вонзился в нее, чтобы ощутить тот оргазм, от которого она до этого отказалась.

Уходя от него, она была счастлива. Могла ли любовь превратиться в пламя, которое бы не сжигало, как пламя святых индусов? Или Элена научилась ходить по углям и при этом не обжигаться?

Баск и Бижу

Стояла дождливая ночь, улицы превратились в зеркала и отражали все. У Баска при себе было тридцать франков, и он чувствовал себя богачом. Люди говорили ему, что он хороший художник со своей собственной наивной и примитивной манерой письма. Они не знали, что он срисовывает с почтовых открыток. За последнюю работу он получил тридцать франков. Он был в восторге и намеревался отметить это событие, а потому находился в поиске одного из тех красных фонарей, которые означали наличие женщин.

Ему открыла женщина с внешностью доброй матушки, однако вопреки видимому добродушию глаза у нее были холодные. Она опустила взгляд на его ботинки, потому что с их помощью могла прикинуть, насколько туго набит кошелек гостя. После чего уже ради своего собственного удовольствия осмотрела гульфик на брюках. Лица ее не интересовали. Вся жизнь ее была посвящена сделкам с именно этой частью мужской анатомии. Ее большие глаза, по-прежнему ясные, так проникновенно смотрели на брюки, как будто она могла догадаться о размере члена каждого мужчины. Это был профессиональный взгляд. Она более других хозяек борделей старалась подыскивать соответствующую девушку соответствующему клиенту. Как правило, она предлагала конкретных девушек. Глазомер у нее был ничуть не хуже, чем у перчаточника. Она умела измерять своих клиентов по брюкам и подбирала для них подходящие калибры. Какое удовольствие, если окажется слишком просторно или если форма чересчур узка? Маман чувствовала, что современные люди крайне плохо понимают значение калибра. Она была не прочь поделиться своим знанием, однако мужчины и женщины оказывались теперь более небрежными и менее точными, чем она. Когда мужчина осознавал, что попал туда, где для него слишком много места, что это ничуть не лучше, чем слоняться по пустой квартире, он пытался максимально оправдать свой поступок. Он запускал член в плавание, как корабль в поисках гавани, не ощущая при этом ни малейшего контакта ни с чем, что могло бы его распалить. Или же он смазывал член слюной и пыжился, стараясь воткнуть его внутрь, так, словно ломился в закрытую дверь и застревал с обеих сторон с ощущением сморщенности и думая только о том, как бы сдержаться и не дать задний ход. А если девушка начинала смеяться от возбуждения или просто делала вид, что возбуждена, он моментально выскакивал за неимением места даже для одного-единственного движения. Человечество позабыло о важности правильно подбирать пары.

Только при более пристальном взгляде на брюки она узнала его. Он разделял ее представление о соответствии между партнерами и плохо поддавался удовлетворению. У него был капризный член. Он отказывался от «почтового ящика» и упирался, если перед ним оказывалась узенькая трубочка. Баск был знатоком и гурманом, когда речь шла о женщинах и сексе. Он предпочитал женщин с бархатной кожей, приятных, сердечных и тесных. Маман рассматривала его дольше, чем прочих клиентов. Он понравился ей, причем вовсе не из-за классического профиля, маленького носа, миндалевидных глаз, гладких, черных волос, стремительной походки и расслабленной манеры двигаться. И вовсе не благодаря красному платку и картузу, браво заломленному набекрень. Да и не по причине его умения соблазнять женщин. Объяснялось это исключительно его королевским pendentif`ом[29], его размером, податливостью и неутомимостью, его приветливостью и способностью расти по заданию. Она никогда раньше не видела таких членов. Несколько раз Баск клал его на стол, как будто то был кошелек, и стучал им, требуя внимания. Он вынимал его как самую естественную вещь на свете, так, как многие мужчины снимают пиджак, когда им жарко. Возникало впечатление, что ему просто противопоказано быть взаперти, что ему нужен свежий воздух и восхищение.

Маман всегда охотилась за красивыми членами. Когда в уборную заходил мужчина и расстегивал брюки, ей, как правило, удавалось заметить золотистый член, темно-коричневый или остроконечный, который она предпочитала. На бульварах она частенько обращала внимание на парочки, легкомысленно расстегивавшие брюки, и ее острое зрение позволяло ей заглядывать в темные отверстия. Лучше всего было тогда, когда ей попадался какой-нибудь забулдыга, мочившийся на стену дома. Он просто стоял и задумчиво держал член в руке с таким видом, как будто то была его последняя серебряная вещица.

Можно было решить, что ей достаточно просто смотреть на члены, однако это противоречило истине. Клиенты находили ее привлекательной и познавали добродетели и достоинства этой женщины раньше, чем ее товарок. Она умела извлекать из своей раковинки по-настоящему божественную влагу, что у других женщин получалось разве что искусственным путем. Она могла удовлетворить аппетиты любого мужчины и заставить его ощутить, с каким вниманием с ним обращаются.

Мужчины часто обменивались впечатлениями о чудовищной влажности, которая так и текла из ее влагалища, узкого и имевшего цвет мидии. И хватало ее больше, чем на один раз. Она становилась влажной быстрее своих девушек, влага сбегала по ее ляжкам, благоухая соленой водой, и мужчина воспринимал вторжение в нее как приятное приключение.

Баску приглянулось ее влагалище. Оно было мягким, влажным, теплым и благодарным — наслаждение. Для маман это было все равно что получить выходной, и она отдавалась полностью.

Он знал, что ей вовсе не нужно много времени на то, чтобы подготовиться. Весь день она обшаривала глазами гульфики других мужчин, так что теперь ее взгляд постоянно находился на их уровне. Она рассматривала мятые брюки, которые потом застегивались чересчур поспешно, и хорошо отутюженные, которые еще не успели смяться. И следы любви! Их она замечала с такой легкостью, словно ходила с увеличительным стеклом. Там, где брюки стягивались недостаточно низко, или где член двигался слишком много и укладывался на место в неподходящее мгновение. Блестящее пятно, в котором сверкали зернышки, как расплавленный минерал; в его консистенции присутствовало нечто сладковатое, отчего вещество затвердевало. Красивое пятно, отметинка страсти, которая либо выплескивалась как струйка из фонтана, либо накрепко прилеплялась слишком рьяной и возбужденной женщиной. Маман была не прочь продолжать там, где другие начинали. Она была очень впечатлительна, и пятнышко бередило ее влагалище при ходьбе. Оторванная пуговица побуждала ее воспринимать мужчину как добычу. Иногда, находясь в толпе, она отваживалась на прикосновение. Руки у нее были быстрыми и ловкими, как у вора. Она никогда не шарила и всегда попадала в нужное место, пониже ремня, где была мягкая шишечка, а то и неожиданная твердость.

В метро, по ночам, в дождливую погоду, на бульварах, кишащих людьми или в танцевальных ресторанах она обожала наблюдать и возбуждаться. Много раз ей приходилось замечать распухающий ответ. Ей снилась целая армия, выстроенная во фронт и демонстрирующая то единственное оружие, которым ее можно было завоевать. Она грезила о такой армии. Она была генералом и шла вдоль строя, вручая знаки отличия длинным и красивым членам и останавливаясь перед всяким мужчиной, поражавшим ее воображение. Ах, вот бы быть Екатериной Великой, награждать каждого поцелуем своего жадного рта точно в кончик и вкушать первый выступающие капли!

Самое сильное впечатление ждало ее однажды весенним утром, когда она стала свидетельницей парада шотландских солдат. Будучи в баре, она подслушала разговор, зашедший о шотландцах.

— Они начинают с совсем юного возраста и учатся ходить по-особенному. Это очень трудно. Существует такой специальный coup de fesse[30], определенное движение, поворачивающее бедра и поясную сумку. Если поясная сумка не ходит ходуном, значит движение выполняется неправильно. У них шаг сложнее, чем балетное па, — сказал мужчина.