Сфинкс - Валерий Моисеев

— Неправда, их должно быть двое, — перебил его Сенсей.

— Второй уже отправился на свидание с Осирисом, а оставшийся в живых целится в вас из своего лука. Если бы я хотел, он перестрелял вас как глупых гусей в дельте Нила, — зловеще ухмыльнулся Хет. — Но вы пробудили мое любопытство своими разговорами. Что вам известно об огромных черных скарабеях?

— Нам известно достаточно, уважаемый, — ответил Иннокентий Павлович, взявший на себя функции парламентера. — Нам нужно вызвать такого скарабея, для того, чтобы отправиться в путешествие к себе домой.

— Я сразу понял, что вы не только не из наших мест, но и из иных времен, — рассмеялся Хет. — Допустим, что я помогу вам вызвать скарабея. Но что вы можете дать мне взамен? Золото, драгоценные камни? Посмотрите вокруг, все это у меня есть в избытке.

— Мы можем дать тебе свободу и новое знание. Знание о нашем мире, который совсем не похож на твой мир. Отправившись с нами, ты сможешь существенно продлить твою жизнь, — серьезно ответил Иннокентий Павлович. — По-моему это достойная плата.

— Даже если бы я клюнул на твои лживые посулы, чужеземец, все равно уже ничего нельзя сделать, и все вы обречены, — недобро усмехнувшись, сказал Хет.

— Это еще почему? — исподлобья глянул на него Сенсей.

— Крысы пустыни вернулись, и уже движутся в утробе сфинкса прямо сюда.

— 10 —

Телега с Веревием, представлявшим из себя казненного арестанта, неторопливо двигалась в сторону городского кладбища. Так как, тела душегубцев, а равно самоубийц, исстари хоронили за забором городского кладбища, то и теперь могила была загодя вырыта возле самого забора. То обстоятельство, что повсюду было множество кустов, все еще не распустившейся сирени, было на руку тем, кто задумал спасти Веревия от виселицы.

Загнав телегу в кусты, возница ткнул бездыханное «тело» кнутом:

— Слышь ты, душегуб! Давай уже воскрешайся!

Веревий, сорвав с головы мешок, зажмурился от яркого весеннего солнца. Поспешно соскочив с носилок, на которых до этого лежал, он слез с телеги, и отряхнул свое местами основательно промокшее платье. Брезгливо понюхав руки, он вполголоса выругался. От мокрых ладоней явственно воняло мочой казненного вместо него несчастного арестанта, тело которого до этого лежал на носилках.

В это время из зарослей кустов вышел человек одетый по-купечески, но ростом и статью, более походивший на гренадера. Его смышленое лицо с вороватыми цыганскими глазами украшала окладистая курчавая борода и роскошные тщательно ухоженные усы.

— С прибытием, с того света! — широко улыбнулся он Веревию. — Руки не подаю, потому, как спервоначалу надобно тебя в баньке хорошо отмыть. Зовут меня Григорий, а ты теперь будешь зваться Силантием, по фамилии Шлюшкин, понял?

— Отчего же Шлюшкин-то? — спросил Веревий, неприятно пораженный своей новой фамилией.

— Ну, не обессудь, голубчик, пачпорт тебе не я выправлял, а хозяин, — расхохотался Григорий. — Ему видней, почему он тебе такую фамилию определил.

— А, кто хозяин-то?

— Будешь много знать, скоро состаришься! — внезапно став серьезным ответил Григорий. — Для начала нацепи-ка ты братец картуз, да козырек надвинь так, чтобы из-под него рожи твоей душегубской видно не было. Да и буркалами своим не надо на меня так стрелять, не то в лоб получишь и сразу смирным станешь аки агнец божий, внял?

Веревий посчитав за лучшее промолчать, не стал спорить о том, кто кому скорее наваляет. Тем более что Григорий был с ним примерно одной комплекции и точно такого же медвежьего сложения. Кроме того, на данный момент, выполняя волю неведомого хозяина, тот занимался вызволением Веревия на свободу. Так, что пока и не грех помолчать было, а дальше еще неизвестно куда кривая вывезет. Может быть, еще придется его спасителю Григорию жестоко пожалеть о своих необдуманных словах да угрозах.

Натянув врученный ему картуз, Веревий поменял арестантское платье на изрядно поношенную поддевку, надел разбитые сапоги и превратился не то в спившегося приказчика, не то в приодевшегося бурлака.

Вскоре прибыла вторая телега с телом казненного арестанта. Его скоренько свалили в яму и принялись закидывать землей кладбищенские могильщики. Веревий в сопровождении Григория в это время уже отошли от кладбища на довольно-таки большое расстояние и теперь торопились в сторону притулившегося на обочине города ямского двора.

Там спросив комнату Григорий, заплатил хозяину за неделю вперед и велел прислать к ним цирюльника. Прибывшему вскоре вертлявому малому он велел обрить бороду и усы Веревия, к чему тот незамедлительно и приступил. В силу того, что в данном заведении постоянно обретались весьма подозрительные личности, по большей части, бывшие в большом неладу с законом, можно было не опасаться, что цирюльник сболтнет кому-либо о подозрительных постояльцах. Все же Григорий заплатил ему сверху запрошенного, как он выразился, «для конспирации» и, наказав держать язык за зубами, отпустил восвояси.

Веревий без привычной бороды и усов стал практически неузнаваем. Он долго смотрел на свое отражение в щербатом зеркале гостиничного номера и качал головой, сокрушенно оглаживая, лысые до непотребства щеки и подбородок.

— А теперь, в баню смывать твои грехи! — сказал Григорий, с усмешкой наблюдавший за манипуляциями Веревия перед зеркалом. — Не боись, теперь тебя без бороды и родная мать не признала бы! Смотри только не вздумай сдуру начать здороваться с кем-нибудь в городе! Тогда пиши пропало, все наше с тобой инкогнито. Кликнут полицию, запрут тебя в острог по новой, но стеречь будут так, что и мышь не проскочит. А после удавят тебя, но на этот раз уже по-настоящему без всяких фокусов! И сволокут тебя брат Силантий на погост, где закопают без гроба, церковного отпевания в безымянной могиле, словно какую-нибудь шавку подзаборную!

Веревий внял предостережениям своего ментора, и помывка в городских общественных банях прошла как нельзя более удачно. Переодевшись в новое платье, Веревий почувствовал себя как бы заново родившимся. После этого Григорий повел его в «Асторию» где в номерах проживал его загадочный хозяин.

Против чаяния, хозяин оказался достаточно молодым господином. В его осанке и гордой посадке головы чувствовалась дворянская кровь. Высокий лоб с уже наметившейся залысиной обрамляли светлые волнистые волосы. Длинный породистый нос с горбинкой вместе с холодными голубыми глазами, расположенными необычайно близко друг от друга, придавали его лицу выражение строгое, если не сказать, угрожающее. Безгубый тонкий рот, кривился в презрительной усмешке, которая казалось, никогда не покидала его лица.