Откровения немецкого истребителя танков. Танковый стрелок - Клаус Штикельмайер

Для тех, кто там работал, фабрика Б.Ф. Гудрича была просто «резиновой мастерской». Целый этаж был отведен под производство шин, а именно под подготовку материала, конфекцию покрышек и их вулканизацию. В 1949-м почасовые работники фабрики бастовали; в 1950-м они старались наверстать неполученную зарплату. Фабрика работала в три смены, с семи до трех, с трех до одиннадцати и с одиннадцати до семи, график работы у рабочих каждую новую неделю смещался на смену назад.

Первые три года у Гудрича моя работа состояла в одновременном обслуживании стоящих квадратом четырех станков для конфекции покрышек, думая только о пополнении запаса сырья. Тяжелые липкие рулоны различной ширины, которые, в зависимости от мощности покрышки, нужно было ставить до шести рулонов в машину, делали из нас лучших атлетов, чем дорогое гимнастическое оборудование. На этой работе я избавился от лишних калорий, полученных с блюдами канадской, немецкой и русской кухни, приготовленными добрыми старыми леди-меннонитками.

Тяжелый воздух, идущий в шинный цех из прессовочной и других мест, пагубно действовал на рабочих, особенно если они работали на компанию всю лучшую часть жизни или дольше. В самом деле, «мастерская резинок» была не лучшим местом, где можно было набрать трудовой стаж. Тем не менее я проработал там почти 16 лет, уволившись в 1966 году, чтобы поступить в университет.

После трех лет в цехе шинной конфекции меня перевели в маленький отдел, где рассчитывали спецификации для производства покрышек.

Давайте ненадолго вернемся в 1950 год, когда большинство моих друзей вступили, или вот-вот вступили, в брак. Хельга еще была в Германии, готовясь к иммиграции в Канаду. Ее опрятные письма — мы мало разговаривали по телефону в тот год разлуки — освещали мое пансионное существование. Со свадьбой нам приходилось ждать будущего года.

Здание меннонитской церкви Ватерлоо-Китченер к 1950 году вдвое выросло в длину, и старый орган переехал на новое место, повредив в процессе одну из труб. Подвал церкви, в отличие от надземных этажей, сохранил старый размер и обстановку. Там, внизу, блестящая темно-коричневая краска на деревянных стульях, принадлежавших воскресной и немецкой школам, самую малость липла к пальцам — как когда-то.

Во время одного из занятий воскресной школы до 1937 года я оттянул назад такой стул, когда мой приятель как раз собирался сесть, так что он свалился на пол. Бывшие ученики, которые это видели, все еще говорят, как плохо я себя вел в тот день, как и в другие дни начала 30-х.

На рождественской службе 1950 года в старой церкви смотритель воскресной школы удивил многих в конгрегации, серьезно объявив во время выступления детей из воскресной школы, что молодой человек Бруно Тизен (изменить), служащий живым примером того, как воскресная школа может возвысить человека, сейчас скажет несколько слов. Думаю, смотритель чувствовал: то, что должно было вскоре прозвучать, станет для его собратьев-меннонитов иллюстрацией того, как посещение воскресной школы предохраняет даже от влияния радикального милитаризма. Он явно был уверен, что большинство, если не все присутствующие взрослые, знали, как и он, что я провел много времени среди людей, в Западном полушарии считавшихся худшими из плохих парней.

Временно получив роль ученика воскресной школы, мне пришлось рассказать короткий немецкий рождественский стишок, кончавшийся словами «Tante Janzen half gut hach/ Und es ward mit Weh und Ach». («Тетя Янцен подсказала мне, / и я с трудом пов-то-рил».) Мальчиком, за многие годы до 1950-го, я запинался, рассказывая рождественское стихотворение, но мне помогала одна из учительниц воскресной школы, миссис Янцен, жена епископа Янцена, священника церкви.

На Рождество 1950 года я не забыл слов и с другими участвовавшими в выступлении настоящими учениками воскресной школы получил позже в тот же вечер бумажный пакет со сладостями, орехами и печеньем.

1 июля 1951 года на вокзале Юнион в Торонто я встретил сияющую Хельгу, которой тогда было 23 года. Она выглядела так же великолепно, как и когда я познакомился с ней четырьмя годами ранее. Она приехала в Канаду насовсем. Она покинула дом и уехала в далекую страну, полагаясь только на меня. Теперь, более 50 лет спустя, я особенно рад, что такой основополагающий шаг с ее стороны был знаком бесконечного доверия к ее будущему спутнику и своей новой стране.

Канадское консульство в Ганновере выдало Хельге визу иммигранта сверх квоты (выдается жене или детям гражданина страны. — Прим. перев.), с указанием, что мы женимся в течение 21 дня после ее прибытия в Канаду. Женитьба под дулом пистолета, шутили мы с ней.

До свадьбы Хельга поселилась в Ватерлоо с моими старшими родственниками по материнской линии. Тетя Лиина, одна из лучших поварих-меннониток в Двух городах, и дядя Корнелиус хвастались Хельгой при любой возможности. Кроме того, группа девушек из воскресной и немецкой школ приняли Хельгу в свой клуб. За это я был им очень благодарен.

На церковном пикнике 1951 года миссис Дик, жена фермера, на чьей земле мы проводили пикник каждый год, сказала мне на правильном, но очень формальном немецком: «Sie haben guten Geschmack!» («У вас хороший вкус!») Она имела в виду не только то, что Хельга была приятна на вид, но и то, что она получила одобрение общины.

По традиции в меннонитских колониях на Украине каждая невеста меннонита, вышедшая из колонии лютеран, особенно въедливо обсуждалась женщинами общины. На церковном пикнике был виден след этого старого обычая.

Глава 19

Женитьба в отсутствие близких родственников

Вспоминая обстоятельства, в которых я оказался, вернувшись в Канаду, но до нашей с Хельгой женитьбы, я хихикаю над беззаботным взглядом на женитьбу, выраженном в следующих строках:

In der Heimat abgekommen,Fдngtein neues Leben an.Eine Frau wird sich genommenKinder bringt der Weihnachtsmann.(Вновь на родину вернувшись,Все бы заново начать.И жениться между делом,И детишек назачать.)

Хотя 21 июня 1951 года никто из родственников и друзей Хельги не смог приехать на нашу свадьбу в Объединенной меннонитской церкви Китченер-Ватерлоо и не было никого из моих родных, со мной и Хельгой были многие — перед глазами Господа, как сказал священник.

Церемонию вел преподобный Генри Эпп, чья жена Мэри приходилась мне непомню-скольки-юрод-ной сестрой. Подружкой Хельги была Мэри Тоэвс, а шафером — Уолли Райнер. Со всех сторон меннониты.

В тот день Джо и Кэти Найсиз Дойлзтауна, Пенсильвания, подарили Хельге маленький валёк с короткой ручкой, сделанный на их лесопилке. По традиции этот пенсильванско-голландский инструмент помогал жене управлять своим мужем, хотя я так ни разу и не испытал его на себе.