Королева Брунгильда - Брюно Дюмезиль

Остановленные под стенами старинной столицы, Хильдеберт и Брунгильда направили послов для переговоров о доступе в город, ссылаясь на принцип неделимости. Гунтрамн отказал, обвинив австразийцев в вероломстве{410}. Разве они не заключили в 581 г. союз с Хильпериком вопреки соглашениям с Бургундией, принятым в 577 г.? Конечно, заявлять это значило обвинять Брунгильду в союзнической неверности, главную ответственность за которую нес Эгидий. Но Гунтрамн, официально обращаясь к Хильдеберту II, делал вид, будто не знает, что юный король — всего лишь марионетка, за ниточки которой поочередно дергают разные руки.

Несмотря на этот грубый отказ, Брунгильда возобновила попытки завязать диалог, потребовав, чтобы часть королевства Хариберта, переданная в 568 г. Хильперику, была по справедливости разделена между Гунтрамном и Хильдебертом II. Король Бургундии, у которого тоже была хорошая память, ответил, что Сигиберт I нарушил старый договор 561 г., вступив в 575 г. в Париж без разрешения братьев. Таким образом, его смерть была божьей карой, и о том, чтобы его наследник извлек выгоду из его святотатства, не может быть и речи{411}.

Поединок на юридических аргументах закончился, но еще не был решен вопрос с Фредегондой. Брунгильда от имени своего сына Хильдеберта обвинила ее в убийстве Сигиберта, Меровея, Хлодвига и до кучи самого Хильперика, поскольку убийцу последнего не нашли. Хотя, вероятно, Гунтрамн не испытывал никакой личной симпатии к Фредегонде, он отказался выдать ее австразийцам{412}. Он прекрасно понимал, что они предадут ее смерти, обвинив в цареубийстве, и что эта расправа бросит тень сомнения на легитимность ее сына. Ведь если женщина убила супруга, разве это не обличает ее неверность? А ведь Гунтрамн был заинтересован, чтобы никто не оспаривал легитимность последнего сына Хильперика. В самом деле, если бы отцовство последнего оказалось под вопросом, этот еще безымянный ребенок потерял бы всякое право царствовать. А только в силу этого права король Бургундии и собирался стать регентом Нейстрии и таким образом временно прибрать к рукам королевство Хильперика.

Опять же, соперничество между Брунгильдой и Фредегондой следует считать чисто политическим, и нет надобности предполагать, что между обеими женщинами существовала непримиримая личная ненависть. Если Брунгильда так упорно желала вступить в Париж, то не столько затем, чтобы умертвить Фредегонду, сколько чтобы устранить ее сына, Меровинга мужского пола и соперника ее собственного сына. Кстати, младенца можно было отстранить от власти без пролития крови. Достаточно было бы просто поместить его в монастырь. Только когда этот план стал невыполнимым из-за вмешательства короля Гунтрамна, Брунгильда обрушилась лично на Фредегонду, поскольку расправа с последней позволила бы также избавиться и от того, что оставалось от династии Хильперика.

Что касается вопроса, кто был настоящим отцом ребенка, от имени которого выступала Фредегонда, то Григорий Турский отказывается четко отвечать на него, хотя дает понять, что было много сомнений{413}. Маленького принца, тайно воспитываемого на вилле Витри, было бы легко подменить, если бы он умер в раннем возрасте. Но, точно так же как полемическая пристрастность заставляла Григория Турского выражать это подозрение, соображения политической выгоды побуждали короля Гунтрамна не считаться с ним, даже если бы существовали доказательства неверности Фредегонды или подмены младенца. Впрочем, король Бургундии решил рассеять слухи. Он собрал в Париже всех магнатов Нейстрии, каких смог найти, и под его давлением они согласились признать сына Хильперика и дать ему имя Хлотарь{414}. Это имя носил отец Гунтрамна, он же дед Хильдеберта; такое наречение было знаком мира.

Гунтрамн делит наследство в своих интересах

Воспользовавшись собранием нейстрийской аристократии, Гунтрамн сделал юного Хлотаря своим приемным сыном. Однако он не поставил под вопрос усыновление Хильдеберта II, которое совершил несколько лет назад{415}. В результате Гунтрамн мог считать себя единственным настоящим и признанным государем Regnum Francorum, имеющим наследников, которые были одновременно его родными племянниками, его приемными сыновьями и королями, владения которых он пока что рассматривал просто как придатки своей державы. О Брунгильде, суетившейся под стенами Парижа, никто не упомянул.

Чтобы завершить передачу наследства, король Бургундии поручил важному сановнику Ансовальду — который всегда был близок к Фредегонде — вновь взять под контроль нейстрийские города, оставшиеся без хозяина после смерти Хильперика. Они должны были принести двойную клятву верности — юному Хлотарю II и его опекуну Гунтрамну{416}. Кроме того, чтобы увеличить шансы на появление новых сторонников, все оставшееся время до отъезда из Парижа Гунтрамн посвятил исправлению самых вопиющих несправедливостей, допущенных Хильпериком во время царствования. Он хотел изгладить из памяти людей времена изгнаний и братоубийственных войн, показав свое милосердие.

Первой жертвой Хильперика, явившейся к Гунтрамну, был епископ Претекстат. Он провел семь лет в изгнании за то, что сочетал браком Брунгильду и Меровея. Воспользовавшись волнениями после убийства Хильперика, Претекстат сумел вернуться на прежнее место в городе Руане и теперь просил Гунтрамна узаконить его возвращение на пост. Хотя Фредегонда просила ему отказать, король Бургундии удовлетворил прошение. Возможно, ему был нужен «верный» человек в Руане; а может быть, Гунтрамн, официально реабилитируя врага Фредегонды, просто хотел показать всем подданным, кому в Нейстрии принадлежит реальная власть{417}. Поэтому Претекстат официально получил свою должность обратно, а Мелантий, епископ, назначенный в Руан Хильпериком, был смещен.

Вторым просителем, который явился к Гунтрамну, был Промот, которого Сигиберт возвел в сан епископа Шатодёнского, а Парижский собор 573 г. низвел в простые приходские священники. Вопреки каноническому регламенту он сохранял свой пост до 575 г., однако после смерти покровителя его в конце концов изгнали, даже не совсем ясно, кто — король Бургундии или Нейстрии. В 584 г. Промот несомненно надеялся, что атмосфера примирения пойдет ему на пользу. Он добился половины от того, чего хотел, — вернул только свое личное имущество{418}.

Таким образом, чтобы установить свою власть в Нейстрии, Гунтрамн прибегнул к политике ублажения и милосердия, но она имела переменный успех. В самом деле, Брунгильда попыталась опередить его на его же территории. Не отступая от Парижа, она послала герцога Гарарика и камерария Эберона принимать в тех городах, которые когда-то принадлежали Сигиберту I, клятвы на верность Хильдеберту II. Так, под австразийскую власть согласился перейти Лимож{419}. Так же поступили Тур и Пуатье, и можно полагать, что ради достижения этого результата в этих городах немало потрудились такие давние клиенты Брунгильды, как Григорий и Фортунат{420}.

Король Гунтрамн не пожелал допускать, чтобы Нейстрию делили без его участия. Зимой 584–585 гг. он послал войска из Буржа и Орлеана, чтобы принудить к повиновению те города, которые перешли на сторону Австразии; один за другим они были вновь покорены{421}. Тогда Брунгильда поняла, что поддержка, которой она пользуется, недостаточна. Чтобы попытаться вернуть аквитанские города, регентше были нужны враги Гунтрамна, поэтому она простила Эгидию и Гунтрамну Бозону былые измены. С их политическим опытом и многочисленными связями эти люди могли оказаться полезными. Эгидий, в частности, поддерживал тайные сношения с теми нейстрийскими магнатами, которые были самыми ярыми противниками Бургундии. Что касается Гунтрамна Бозона, он имел превосходные контакты с константинопольским двором; вероятно, это он и добился, чтобы Византия финансировала авантюриста, разорившего южные земли королевства Гунтрамна. Скоро будет возможность рассказать об этом любопытном типе — это был Гундовальд{422}.

Однако Брунгильда должна была доказать благосклонность к новым союзникам, которых недавно, в прошлом году, сама отстранила от власти. Поскольку королева желала возобновить переговоры о наследстве Хильперика, она направила Эгидия и Гунтрамна Бозона послами к королю Бургундии. Оба прибыли в Париж в конце 584 г.[80] и явились к королю Гунтрамну, проводившему судебное собрание. Они потребовали от него головы Фредегонды и, главное, возврата австразийских городов в Аквитании, которые король Бургундии оккупировал. Немедленно разгорелся спор. Король Гунтрамн упрекнул Эгидия за былую принадлежность к партии, связанной с Хильпериком, и назвал Гунтрамна Бозона самым вероломным из всех франков. То и другое было далеко не ложью. Оба посла попытались перехватить инициативу, заявив, что Фредегонда готовит новое убийство, и посоветовав Гунтрамну остерегаться: «Цел еще топор, который расколол головы твоих братьев. Скоро он, брошенный в тебя, пронзит твой мозг», — сказали они. Король Бургундии возмутился еще больше. Дело дошло до угроз, а потом до оскорблений. В конце концов Гунтрамн велел бросать нечистоты в лицо Эгидию и Гунтрамну Бозону, а потом прогнать их из Парижа{423}.