Звонкий ветер странствий - Андрей Бондаренко

Высокий идальго, внимательно и брезгливо всматриваясь в лицо Егора, частично скрытое дурацкой соломенной шляпой, начал требовательно и зло задавать – один за другим – длинные вопросы.

– Си, сеньор! Си, сеньор! – зачастил, безостановочно кланяясь, Егор.

«Идиот ты, братец!», – рассердился строгий внутренний голос. – «Лучше бы немым притворялся. Мычал бы утробно и тупо, к примеру, разбрасывая во все стороны неаппетитную слюну…».

Впрочем, всё это уже не имело ровным счётом никакого значения, ситуация, похоже, полностью вышла из-под контроля. Низенький кабальеро исхитрился-таки и схватил Исидору за руку, старательно пытаясь эту руку вывернуть, третий же благородный идальго, остававшийся в лодке, вскочил на ноги и недвусмысленно навёл на Фрола солидный пистолет…

– Людвиг! – заорал Егор и, резко крутнувшись на месте, изо всех сил приложил высокого противника каблуком сапога по груди, прыгнул – вслед за упавшим телом – вперёд, заученным движением ткнув «орлиным клювом»[25] в сонную артерию. Тонкий и радостный свист арбалетной стрелы, выпущенной на свободу, громкий пистолетный выстрел, охи и ахи, звуки скупых ударов…

Егор торопливо откатился в сторону от трупа высокого кабальеро, вскочил на ноги и кинулся к лежащему на спине Фролу, возле которого бестолково суетилась растрёпанная (голубой платок исчез куда-то) и взволнованная Исидора.

– Что с тобой, подполковник? – обеспокоено спросил Егор, присаживаясь на корточки рядом с подчинённым.

– Ерунда, Александр Данилович, – болезненно улыбнулся Фролка. – Правое плечо насквозь пробило. Нормально всё, кость не задета, зарастёт – как на дворовой собаке…

А в буро-кофейных речных водах творилось что-то невообразимое – рядом с плотами «кипели» два водяных котла, во все стороны летели крупные, ярко-красные брызги.

– Это пираньи обедают, – невозмутимо пояснил Ванька Ухов. – Одного кабальеро Людвиг стрелой срезал, он в воду-то и свалился. А я второму, который низенький, кинжал всадил точно в сердце, да и тоже в воду сбросил, чтобы времени не тратить на закапывание трупа… Давай, командир, и твоего длинного определим туда же, для полного комплекта?

Закончив перевязку Фролкиного раненого плеча, Егор обеспокоено осмотрелся по сторонам:

– А где же эти – индейцы-гребцы?

– Шустрые ребята! – непонятно вздохнул Лаудруп. – Как только заварушка началась, они тут же выпрыгнули на берег и с такой скоростью припустили… Сейчас, наверное, уже половину пампы пересекли. Ну, оно и неплохо. Хватит уже, пожалуй, трупов. А вёслами работать мы и сами умеем неплохо…

– Всё, соратники! – объявил Егор. – Рассаживаемся в трофейную пирогу и быстро отчаливаем!

Лодка оказалась очень ходкой, и – уже под вечер – они, оплыв суда эскадры, причалили к портовому пирсу. Жаркая встреча, поцелуи, слёзы радости…

Коротко рассказав об основных итогах воинского рейда в самое сердце аргентинской пампы, Егор приказал:

– Необходимо всем срочно, прямо сейчас, перебазироваться на корабли эскадры. Хозяйке постоялого двора, понятное дело, надо щедро заплатить, чтобы она не обижалась и не держала на нас зла. Завтра, прервав все ремонтные работы и срочно пополнив запасы продовольствия и питьевой воды, мы покидаем гостеприимные воды великой Ла-Платы… Видите ли, рано или поздно (а может быть, уже и завтра?), Диего Гонсалес поймёт (узнает, вычислит), кто убил его любимого брата, да и прочих соратников и слуг. А у этого сеньора в Буэнос-Айресе, наверняка, найдётся целая куча дальних родственников и добрых друзей. Зачем нам сейчас нужны полномасштабные военные действия?

Когда они заново обустраивались на борту «Святого Дунстана», Санька тихонько шепнула ему на ухо:

– Саша, а Фролка-то Иванов на берегу определился ночевать, да и все вещи его остались на постоялом дворе…

– Ничего, я с ним завтра переговорю, с самого утра, – пообещал Егор.

С самого утра поговорить не получилось, срочные дела навалились нещадно – денежные, снабженческие, прочие… Только уже перед самым обедом Егор выкроил свободные полчаса и предложил Фролу:

– Ну, подполковник, потолкуем немного?

– Потолкуем! – покладисто согласился Иванов. – Но, господин командор, может, до пампы дойдём? Чтобы и мы никого не отвлекали, да и нам, чтобы, никто не мешал…

Пампа встретила их чистой и звенящей тишиной, да пёстрым ковром разноцветных опавших листьев. В бездонном голубом небе – прямо над их головами – крохотными точками кружили орланы.

– Ты, Александр Данилович, обо всём уже, наверняка, догадался? – неуверенно и чуть напряжённо спросил Фролка.

– Остаёшься здесь?

– Извини, господин командор, но – остаюсь… Хочешь знать – по каким причинам? Или тебе это совсем не интересно?

– Почему же, очень даже интересно! – искренне заверил Егор. – Давай, рассказывай, подполковник.

Фролка тяжело вздохнул, зачарованно вглядываясь в прекрасные и таинственные пейзажи аргентинской пампы:

– Во-первых, это из-за Исиды. Не может она – прямо сейчас – покинуть Аргентину. Обязана отомстить за отца, да и за других своих родственников, погибших там, в лагере гаучо, на излучине Рио-Рохо. Пока жив подлый Диего Гонсалес – не будет ей покоя. Нельзя оставлять в живых кровных врагов, достойных смерти… Такой, вот, старинный обычай есть у южно-американских гаучо.

– Хороший обычай, – согласно кивнул головой Егор. – Продолжай!

– А, во-вторых, это сама Аргентина – славная бело-голубая страна… Полюбил я её, командир, всем своим сердцем. Эту бескрайнюю пампу, буро-лимонные листья платанов, воздух – с лёгкой горчинкой… Да, и покойный Джо Тупи просил меня помочь гаучо в их благородной борьбе с кабальерос…

– И это тоже понятно! – криво усмехнулся Егор. – Но, ведь, если я не ошибаюсь, есть и «в-третьих»?

После двухминутной паузы Фролка покаянно выдавил из себя:

– Помнишь, командир, когда мы отплывали от Василевского острова, ты мимоходом обронил, что, мол, царь Пётр мог запросто и своего человека послать вместе с экспедицией? Чтобы надзирать, места разведать, где бешеное золото лежит…

– Ну, помню.

– Так это я и есть, тот надзирающий! Ты, уж, Данилыч, извини, что так получилось… Всё Матти, Матильда, Снежная Королева – как ты называл её. Не знаю, как так получилось, но я полностью находился под её властью… И, очень похоже, что не я один. Вот, и Пётр Алексеевич тоже, судя по всему, попал под её влияние. По многим делам и вопросам он совета тайно спрашивал у Матильды… Чары, может, какие? Что она велела, то я и делал, особо не рассуждая… Только, когда мы уже подошли к английскому Плимуту, шторка с моего разума стала постепенно спадать, снова вернулась способность самостоятельно мыслить, рассуждать… А потом я встретил Исидору… Эх, что долго говорить! Прости, уж, ты меня, Александр Данилович! Прости и прощай! Тебе же самому будет спокойней, если я, подлый предатель – пусть, и бывший – останусь здесь…

Егор беззлобно подмигнул Фролу и, тепло похлопав по плечу, огорошил:

– Не бери, подполковник, лишнего в голову и не переживай по-пустому! У тебя ещё вся жизнь, полная героических поступков и благородных свершений, впереди. Удачи тебе, первый аргентинский гаучо – русский по рождению! Может, мы ещё и встретимся…

Глава семнадцатая

Мне мыс Монах, облупленный и гордый…

Покинув залив Ла-Плата – одноимённый с великой Серебряной рекой – корабли эскадры бодро, благодаря попутному течению и попутным же ветрам, уверенно продвигались на юг. Уже в середине мая они пересекли знаменитый тропик Козерога и взяли курс на пролив Магеллана.

Правда, стоит отметить, что этому важному решению предшествовали долгие обсуждения и жаркие споры.

– Извините, сэр командор, но места, по которым нам совсем скоро предстоит идти, мне весьма плохо знакомы, только по отрывочным рассказам знакомых шкиперов, – честно признался Людвиг Лаудруп. – Но и эти заслуженные морские волки здесь никогда не бывали, а всего лишь, в свою очередь, слышали о них от друзей, приятелей и хороших знакомых. Так что, сами, наверно, понимаете.… Да и карт-то толковых у меня нет, только, вот, эта, – датчанин смущённо выложил на стол обрывок старого светло-коричневого пергамента, добытого – с кровью – в английском Плимуте.

Егор без должного почтения относился к точности и достоверности карт, которых ему доводилось здесь – и в семнадцатом, и в восемнадцатом веках – видеть, но то, что было изображено на этом мятом куске старого пергамента и картой-то, даже, с большой натяжкой, назвать было нельзя. Так, некий укрупнённый план, заполненный разными геометрическими фигурами.

«Очевидно, что большой, небрежно обрубленный снизу треугольник – это южноамериканский континент, маленький треугольник, отделённый от первого узкой неровной полосой, естественно, остров Огненная Земля», – начал старательно подсказывать вежливый внутренний голос. – «А крохотные ромбики, треугольники, кружки и овалы – это, надо понимать, второстепенные острова и островки…».