Россия на историческом повороте: Мемуары - Александр Керенский

По возвращении в Петроград я обнаружил на своем столе телеграмму из Саратова, в которой сообщалось об аресте после моего отъезда многих общественных деятелей, встречавшихся со мной. Поскольку мы оба — Протопопов и я — были уроженцами Симбирска и поддерживали хорошие отношения, я позвонил ему и попросил о немедленной встрече. «Можете приходить хоть сейчас. Мои двери для вас всегда открыты», — ответил он. На пороге своего просторного кабинета меня сердечно приветствовал новый министр в мундире шефа жандармов. В этой своей форме он выглядел в высшей степени импозантно, но я, сколько ни старался, никак не мог понять, зачем ему понадобилось надеть ее. Едва я вошел, он принялся рассуждать об огромной ответственности, возложенной на его плечи, о своих замыслах и планах на будущее. При первой же предоставившейся возможности я вручил ему телеграмму и стал излагать детали моего визита в Саратов. Он прервал меня и, покрутив пуговицу у меня на сюртуке, воскликнул: «Сейчас мы все уладим!» Тут же возле него появился молодой помощник. Передавая ему мою телеграмму, Протопопов сказал: «Немедленно телеграфируйте об освобождении лиц, упомянутых в этой телеграмме».

На левой стороне письменного стола министра я увидел вставленную в рамку репродукцию известной картины Гвидо. На ней была изображена голова Христа с удивительными глазами: если смотреть издалека, они казались закрытыми, а если подойти поближе — открытыми. Бросив на меня взгляд, Протопопов заметил: «Я вижу, вы удивлены, не правда ли? Вы так пристально все время рассматривали Его. Я никогда не расстаюсь с Ним. И когда нужно принять какое-то решение, Он указывает мне правильный путь».

Мне почудилось, что происходит что-то страшное и необъяснимое. Протопопов продолжал о чем-то рассуждать, но я уже не слушал его. Я был ошеломлен. Кто он — помешанный или шарлатан, ловко приспособившийся к затхлой атмосфере апартаментов царицы и «маленького домика» Анны Вырубовой?

Я знал Протопопова как нормального, элегантного, хорошо воспитанного человека, и перемена в нем была абсолютно необъяснима. Протопопов меж тем продолжал излагать свои планы спасения России, но у меня уже не было сил выносить это долее. Не дав ему кончить фразу, я встал, улыбнулся, поблагодарил и буквально выбежал из его кабинета.

Я бросился в Таврический дворец, где заседала Дума, и пулей влетел в кабинет Родзянко, где собралось несколько депутатов Думы. Не в силах сдержать себя, я почти прокричал: «Да он сумасшедший, господа!»

«Кто сумасшедший?»

Я пересказал, что произошло у нас с Протопоповым. Когда я дошел до его жандармского мундира, Родзянко рассмеялся и добродушно заметил: «Вы же сами сказали, что он сумасшедший, потому он и носит мундир шефа жандармов — он и нас посетил в нем же».

И поведал мне историю с назначением Протопопова. Тем летом в Париж, Лондон и Рим совершила поездку парламентская депутация видных членов Государственного совета и Думы. Целью ее участников — либо членов, либо сторонников «Прогрессивного блока» — было упрочение дружественных связей с союзниками. Протопопова, товарища председателя Думы и отличного лингвиста, назначили главой депутации, и, по словам Милюкова и Шингарева, также входивших в состав депутации, он справился со своими обязанностями с величайшим тактом и искусством.

На обратном пути он провел несколько дней с Стокгольме, где встретился с советником германского посольства, немецким банкиром Варбургом, близким другом германского посла в Швеции Люциуса. Русским властям было известно, что Люциус занимался вопросами пораженческой пропаганды и всей германской разведывательной работой в России. В результате, когда стало известно об этой встрече, в Думе, да и по всей стране, разразилась буря возмущения.

Протопопов попытался представить дело так, будто эта встреча состоялась с согласия русского посла в Швеции Неклюдова. Человек высоких моральных качеств, Неклюдов вел крайне трудную, но в то же время весьма успешную борьбу против попыток Германии втянуть Швецию в войну против России. Прослышав о том, что Прдтопопов сослался на его имя в целях оправдания своей секретной встречи, Неклюдов доложил министерству иностранных дел о том, что узнал об этом сенсационном рандеву post factum, и предупредил Протопопова о возможных последствиях.[76]

И тем не менее вскоре после скандальной истории в Стокгольме Протопопов был назначен на пост министра внутренних дел. А чуть позже вся эта история стала достоянием гласности.

Судя по всему, Протопопов страдал неизлечимой венерической болезнью и в течение многих лет лечился у д-ра Бадмаева. Именно в доме Бадмаева он и повстречался с Распутиным, которому не стоило большого труда подчинить себе человека с неустойчивой психикой. И хотя Протопопов всеми силами стремился скрыть дружбу с Распутиным, дружба эта, как видно, росла и крепла, и в «маленьком домике» Анны Вырубовой Распутин представил Протопопова царице, которую тот очаровал. Не кто иной, как царица и рекомендовала позднее Протопопова на пост министра внутренних дел. Насколько я знаю, немногие из членов Думы были в курсе дела, а те, кто располагал информацией, предпочли хранить молчание.

Протопопов был не первый министр, получивший пост из рук Распутина. Но он был первый член Думы, который принял назначение, не поставив предварительно об этом в известность своих коллег. Через несколько дней после назначения он предпринял безуспешную попытку убедить Родзянко и других членов «Прогрессивного блока» в своих добрых намерениях. В начале октября разрыв стал окончательным, и с того дня двери Государственной думы для нового министра внутренних дел оказались навсегда закрытыми.

Дума знала о готовящемся императорском указе, предусматривавшем назначение генерала Курлова на пост товарища министра внутренних дел. На генерале Курлове, используя слова главного военного прокурора в беседе с зятем Столыпина, лежала «главная ответственность за смерть Столыпина». В той же беседе военный прокурор информировал зятя Столыпина о том, что «уголовное преследование Курлова было прекращено по личному указанию царя». Поэтому неудивительно, что предполагаемое назначение генерала вызвало в Думе бурю возмущения. От имени всех членов Думы, за исключением крайне правых, Родзянко предупредил Протопопова, что в ответ на назначение Курлова будут опубликованы все подробности, связанные с убийством Столыпина и ролью Курлова в этом деле. Их достоверность вызвался подтвердить Шульгин, человек неподкупной честности, пользующийся всеобщим уважением. Указ подписан не был, однако Курлов остался «тайным» товарищем министра и неофициально занимался всеми делами Департамента полиции. Встречаясь в доме тибетского доктора, они хорошо узнали друг друга.