А. Покровский и братья. В море, на суше и выше 2… - - Александр Покровский

Бойцы парашюты надели, по корабельным потокам построились, кэп их по очереди осматривает: как парашюты уложены, правильно ли все подогнано для прыжка. Шпильки-запаски-нож-втулки-кольцо-двухконусный замок, ну и так далее, по процессу раскрытия, со всеми остановками. Если все нормально – то по полминуты на человека затрачивается. Работай и работай. Народу – три батальона, да плюс рота обеспечения, да офицеры управления – их тоже как собак нерезанных… Ну да ладно, к обеду должны управиться. Потом – укладка парашютов, а там, под вечер, глядишь, и самому прыгнуть удастся. Работает наш кэп и работает. Час, второй. Курить охота, глаза уже от напряжения слезятся, потому что проверять все нужно очень и очень внимательно, дублируя наощупь визуальный осмотр. Пропустишь так вот мелочь какую – ну хоть гайка страхующего прибора недовернута – и может случиться… А, ну его к черту такие вещи всуе поминать! Бойцы тоже не новички, стоят себе спокойно и только когда надо поворачиваются да наклоняются, чтобы кэпу удобнее парашют проверить было. Рутина…

– Таварищ капитан! Радавой Оякяэр парашют укладивал лищно! К савэршэнию прижка гатов! – гаркнул под ухом сипловатый от волнения юношеский басок.

Кэп аж вздрогнул от неожиданного доклада, вскинул голову. И мгновенно вспотел. Из-под низко надвинутого шлема с трусоватым отчаянием поблескивал лиловыми, как ткемали, глазищами тот самый субъект, без которого капитану так хорошо и покойно работалось.

– Дато!! – задохнулся бешенством кэп.

– Та-ащщ капитан!! – лиловые ткемалины стремительно влажнели, – Ну разрешите!

– Оякяэр!! – сотряс кэп окрестности свирепым ревом, – Шап-парин, бляха-муха! Ко мне!!

Из передних рядов уже осмотренных парашютистов неспешно затрусил к месту инцидента комвзвода, интеллигентный старлей Шапарин.

– Слушаю, Александр Иванович, – участливо сунулся он, – У вас проблемы?

– У ТЕБЯ проблемы, ёшкин кот! Оякяэр – твой?!

– Так точно, Александр Иванович. А где это он, кстати?

– Ты это у меня спрашиваешь? А сам уже что, своего бойца не узнаешь? – ядом, сочащимся в голосе кэпа, можно было отравить полнокровную китайскую дивизию.

– Ой. Не понял.

– Да уж, до чего же мы непонятливые. Сколько раз было говорено, что первый прыжок командиры со своими подразделениями прыгают?!

– Ну, Александр Иванович…

– Кар-роче!! От прыжка отстраняю. Пока вместе с бойцом мне не покажетесь. Остальное – после прыжков. Вопросы?

– А… с этим что делать?

– Расстрелять! В жжжопу! Соленым огурцом! Из станкового пулемета системы «Максим»! На рассвете! Во дворе комендатуры! Под барабанный бой! – капитан плюнул и пошел в строну от строя, яростно шаря по карманам в поисках курева. Гады! Сссволочи! Ну ваще уже эти лейтенанты нюх потеряли! – ярился про себя капитан, хотя и все прекрасно понимал: офицеру оплачивается в день два прыжка. Но прыгнуть по второму разу командиру группы удается далеко не всегда – пока дождешься очереди со соей группой, пока прыгнешь да доберешься до пункта сбора – глядишь, все уже отпрыгали, вертушка улетела. Вот и стараются взводные влезть в первый поток, чтоб второй раз – со своими бойцами прыгнуть. А то сам не такой был.

Настоящий рядовой Вельо Оякяэр отыскался через полчаса, в тенистых зарослях ежевики, буйно разросшейся вокруг аэродрома. Компанию горячему эстонскому парню составляли наполовину опустошенная банка доброго кахетинского и корзина фруктов. Сладострастно постанывая, белобрысый гедонист вгрызался в истекающую соком спелую грушу и чавкал так, что не слышал ничего вокруг. Собственно, только благодаря этому чавканью взводный его и разыскал.

– Оякяэр! – коршуном налетел на бойца старлей, – Какого… здесь делаешь?!

– Я-аа, – невозмутимо отозвался эстонец, отбрасывая обсосанный огрызок.

– Чего – «я»?!

– Та. Я финофат, тофарищ старший лейтенант. Угошчайтэсь, пошалуйста, – с норманнским достоинством протянул он взводному корзину с плодами Кахетии, деликатно задвигая ногой банку назад, в ежевичные заросли.

– Я тебе щас так угощусь, урод!! Вельо, зараза, ты ваще соображаешь, что сделал?!

– Та, воопшче я понимаю. Так нельзя.

– Так какого хрена?!!…

– Ну. Мальтшик просил.

– А в жопу поцеловать его он не попросил?

– Не-эт. Тато – хороший мальтшик, фы ше его снаете…

– Ну блин, Оякяэр, ты в самом деле такой в голове тупой или прикидываешься?! А если б он разбился на хрен?

– Ну. Как пы он распился? Парашют он хорошо уклатыфает, фее этапы уклатки проферяли. И фы, и тофаришч капитан. Парашют натёшный, фы ше сами гофорили – как фаленок. Насемную потготофку он всю прошел – с нами фместе. Как пы он распился?

– На хрен, – плюнул старлей, – все разборки с поддатым бойцом – после его вытрезвления, даже в уставе это написать не постеснялись, и правильно сделали.

– Шагом марш к роте, – рыкнул он и побрел следом за эстонцем, с трудом удерживаясь от мучительного желания засандалить доброго пинка по его поджарому заду.

Гадский край, – скрипел зубами старлей, – даже эстонцы тут в раздолбаев превращаются. За банку вина продался, ссскотина!

Увидев их, капитан все понял без лишних слов. Да и что тут было непонятного? Ну, попал эстонский парень с лесного хутора на юг, и что он тут видел? Казарма, да стрельбище, да караулка, да аэродром. Ну, на учениях еще может местными красотами полюбоваться, да и то вряд ли – носятся они на этих учениях, что твои лошади, да еще навьюченные, что твои ишаки. Какое уж там любование, до койки в казарме доползти бы… Так два года и пролетают. И тут подваливает такой вот шкет с банкой винища и корзиной жратвы: дяденька, одолжи парашютик прыгнуть. Да эх, однова живем! Хоть пару часов пожить как на курорте, а там и на гауптвахту не страшно, хоть будет что вспомнить. Да и насчет гауптвахты – еще вопрос.

Чего уж там – не вякни этот балбес так по-дурацки этот доклад, да хрен бы кто чего заметил. Ну да, положено докладывать, да все эти доклады нормально игнорируют. А проверяющие и не требуют – кого угодно достанет, когда весь день одно и то же в ухо орут. И от проверки это отвлекает. Короче, перестарался студент. А где он, кстати?

А невезучий Дато (уже без парашюта) все топтался рядом, ел капитана глазами больного спаниеля и все надеялся на чудо.

– Ты еще здесь? – изобразил капитан удивление и решил больше не орать – может, так лучше дойдет.

– Дядя Саша, ну, пожалуйста…

– Все, парень, отставить разговоры. Не положено.

– Почему не положено? – голос Дато уже начал позванивать слезами безнадеги.

– Потому. Правила. Закон. – изобразил кэп неприступную скалу.

В отчаянии Дато сел где стоял и принялся лупить кулаком по траве, изливая переполнявшие его чувства. Вот так-то оно лучше будет. Капитан придавил каблуком окурок и направился к своему парашюту – предстояло еще поработать выпускающим.

Прыжки в этот день прошли ровно и без задержек. И безо всяких происшествий вроде зависаний на деревьях или вывихнутых ног. Аж беспокойство внутри закопошилось – ну ведь не бывает так, чтоб все так гладко шло…

Десантировав последнюю роту, вертолетчики повели «шестерку» на посадку. Теперь – час передыху, вкусный обед (десантура всегда угощала летунов как лучших гостей), а потом – крайний подъем, выброска спортивной команды и – уже без посадки – к себе на базу.

И тут на аэродроме появилась «шишига» соседнего аэроклуба. Ну, в общем, это было обычным делом, хотя и не вполне законным, откровенно говоря. А что делать? Друг другу помогать надо. Вертолет отработает свои две недели и улетит. А у тебя в части еще с полсотни человек программу прыжков не выполнили – тот в отпуске был, тот из нарядов не вылезал, тот в командировке проторчал – жизнь. А не выполнит офицер или прапорщик прыжковую программу – год за полтора не засчитывается – обидно, да. Ну, что делать? Собирает пэдээсник [29] всех таких недобитков да и везет в гражданский аэроклуб – выручайте, мужики. Ну, а когда в часть вертолет прилетает, так те своих курсантов привозят: им тоже лишнюю горючку никто не даст, а бензин для «аннушек» лишь один завод в стране гонит, и с ним вечный нехватеж. Так вот и приходится крутиться, а что поделаешь? Если все по правилам делать – так вообще ни черта не будет.

Замполит рассказывал, в Италии даже такой вид забастовки изобрели, ее так и называют «итальянская забастовка». Это когда работягам по закону бастовать нельзя – авиадиспетчеры всякие, метрошники там. Так они чего делают? Требуют от буржуя-работодателя выполнить все требования, что предписывают им должностные инструкции. И все – работа встает. Дескать, я бы, товарищ буржуй, и рад работать – да вот беда: у меня на рабочем месте огнетушитель уже целых два дня как просрочен. И в аптечке у анальгина срок годности истек. Вы уж приведите все в соответствие, я без этого работать просто права не имею… Бьют и синяков не оставляют.