Тропою волка - Михаил Анатольевич Голденков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В первые дни декабря за крутым столом именно между Богуславом и Дердем Вторым Ракоши пылали самые жаркие дебаты касательно раздела Речи Посполитой. Хмельницкий, приславший на переговоры Ивана Ковалевского и Ивана Грушу, претендовал на весь Берестейский повет, всю южную область Менского воеводства, а также на Мстиславльский повет до самого Смоленска, для чего гетман согласился отрядить войска для освобождения Мстиславля и Смоленска от Московии. Ракоши же больше не ограничивался одной Малой Польшей с Краковом и Галицией. Этот очередной Влад Цепич, или Цепиш, как мысленно прозвал Ракоши Богуслав, наточил свои дракуловские клыки на всю оставшуюся после Хмельницкого территорию Литвы, «милостиво» оставляя Богуславу лишь Новогородской повет. Основную часть ВКЛ разделяли, таким образом, между Русью и Трансильванией, а непосредственно ВКЛ отходил клочок земли, тот, с которого в 1240 году начинал собирать русско-литвинские земли легендарный князь Миндовг. Богуслав протестовал.
— Я согласен с вами, паны, — обращался он к Ковалевскому и Груше, — что мы, братья, должны вообще жить в едином государстве. Но ведь так же мы думали и с поляками. Лучше уж каждый в своем собственном доме пусть живет. К тому же я не ручаюсь, что повидавшие всякого от ваших казачков литвины с хлебом и солью войдут в вашу Русь.
На самом же деле Богуслав думал не так дипломатично, как высказывался. «Под суд бы отправить вашего Хмельницкого, а не отдавать ему землю нашу! — думал Радзивилл, глядя на лица киевских послов. — То, что вы устроили в Литве со своими головорезами, не искупить никакими молитвами! Киевскую Русь он собрался строить! С кем?! С этими нерусскими дикарями казаками, что еще вчера были половцами и нападали на тот же Киев? Ну, научились они говорить по-русски, креститься научились, а как были степными кипчатскими варварами, так и остались! Тоже мне Русь! Боже! Ну и в компанию я попал! Один — одуревший от вида крови мадьяр, второй — запутавшийся в союзниках русин, а третьему уже на все наплевать, он свое уже получил!»
Богуслав взглянул на Карла. Тот слегка улыбаясь, постукивал пальцами по столу, глядя на литвинского князя, как бы спрашивая: а чем вы, собственно, недовольны, мой друг? К королю Швеции отходили земли Великой Польши — с этим никто не спорил.
— Вы учтите, что вы не король, — заметил Ракоши Богуславу, — вы всего лишь князь. Вы и получите свой княжеский кусок пирога.
«Ах ты Дракула ненасытный!» — возмущенно думал Богуслав, чуть не скрежеща зубами от злости, с трудом избавляясь от желания дать по длиннобородой физиономии наглого мадьяра.
— Не король? — гневно блеснули глаза Богуслава. — Так буду королем!
Эти слова прозвучали несколько дерзко по отношению к Карлу, в чьем королевстве, согласно Унии, состоял сам Богуслав, но шведский король деликатно промолчал. Он уважал Богуслава, зная, что род Радзивиллов в самом деле будет познатней и познаменитей многих королевских домов в Европе, того же Ракоши. Земли Радзивиллов занимали площадь размером с Бельгию, не меньше.
— Мой добрый король Дердь! — несколько вызывающе усмехнулся Богуслав. — Зачем вашей мадьярской Трансильвании такие далекие и чуждые вам славянские земли?
Богуслав прямо буравил смуглое лицо венгерского короля своими глазами. Ракоши сердито прятался в своей длинной темной бороде с седыми прожилками и не отвечал, бросая вопросительные взгляды в сторону Карла Густава.
— Чем вы, мой дорогой Дердь, тогда лучше московского царя? Тот тоже возомнил себя государем всей Литвы! — не унимался Богуслав. Ракоши, впрочем, недолго молчал в свою буйную бороду.
— Я до сей поры полагал, что вы, господин Радзивилл, есть одно государство с королем Карлом Густавом, — произнес Ракоши, стреляя темными очами то на шведского короля, то на Слуцкого князя.
— Литва всего лишь заключила Унию со Швецией, а не вошла полностью в ее состав! — Богуслав чувствовал, что начинает выходить из себя. В глазах потемнело от злости.
— Оно ведь верно пан Богуслав говорит, Ваше величество пан Дердь, — кивал пан Груша длинными рыжеватыми усами, — держать под своей рукой такие далекие земли вам не с руки! — и Груша усмехался собственному каламбуру.
Так при поддержке послов Хмельницкого Богуславу удалось-таки отстоять виленский и Полоцкий поветы вместе с центральной частью Менского. Тем не менее, Княжество разрывали на три части.
На шестой день декабря договор решили таки подписать и действовать. Дольше всех сопротивлялся Богуслав, но в конце концов решил поставить и свою подпись. «Плевать на эту бумажку, — думал Слуцкий князь, обмакивая перо в чернильницу, — Унию со шведами три раза подписывали, но и это ничего существенного не дало. А Хмельницкий и Ракоши пусть пока помогут царя выдворить. Получается, я все равно их надурил».
Богуслав бросил взгляд на острие заточенного гусиного пера, глядя, как собирается и вот-вот упадет чернильная капелька. В глазах вновь потемнело… Не то старая контузия давала о себе знать, не то… Князь с удивлением смотрел на кончик пера — оно превратилось в острый осиновый кол, темно-синие чернила оказались багровой густой стекающей кровью вампира. Богуслав закрыл глаза и снова открыл. Видение исчезло. «Вбиваю кол в собственную страну, — вздохнул Радзивилл и поставил подпись на белом листе. — К черту! — думал он, бросая хмурые взгляды на сдержанные улыбки Ракоши и обоих послов Богдана Хмельницкого. — Тысячу раз еще все поменяется! Пускай попотеют хлопцы за мою страну».
Глава 2
CВАТОВСТВО САПЕГИ
Для захваченной царскими оккупантами страны виленское соглашение ничего не изменило. Казаки и стрельцы с наемниками по-прежнему разбойничали в городах и селах. Только разве что все реже решались далеко отходить от своих гарнизонов. А если и решались, то лишь отрядом не менее пяти сотен человек. Шведские войска, занявшие Жмайтию и северо-западные города Литвы, также вели себя не как в гостях, обирая местное население. Начали пошаливать и собственные солдаты, отбившиеся от основных сил либо просто ударившиеся в банальный разбой, полагая, что только так и можно выжить. Канцлер ВКЛ Альбрехт Радзивилл, отправляя письма Яну Казимиру, сетовал: «Горестно от того, что не знаешь, что ждать не только от неприятеля,