Слимп - Михаил Бабкин

– Может быть, – согласился Семён. И пошёл опять по кругу, на этот раз разглядывая купол очень внимательно. По участкам, не торопясь. Снизу доверху и сверху вниз. Насколько взгляда хватало.

И в конце концов он её нашёл.

Точка находилась невысоко, Семён мог запросто дотянуться до неё кончиками пальцев: небольшое мутное уплотнение внутри полупрозрачной толщи купола. С теннисный шарик размером. Если бы Семён не искал её специально, то вряд ли бы заметил.

– Похоже, есть, – Семён достал из кармана куртки рукоять меча, отвёл руку в сторону и нажал кнопку. Клинок, просвеченный насквозь прямыми солнечными лучами, внезапно приобрёл удивительно сочный голубой цвет. Точь-в-точь как речная вода на рекламном плакате.

Семён несколько раз взмахнул над собой мечом – за водяным клинком длинным шлейфом протянулась искристая радуга; из-за близких кустов донёсся глухой ропот одобрения: похоже, невидимые зрители, попрятавшиеся в лесу, понимали толк в оружии. Или попросту никогда раньше не видели радужных мечей.

– Эхма! – сказал Семён Владимирович, картинно перехватив рукоять меча обеими руками, после поднял волшебное оружие династии Юшанов над головой, старательно нацелился остриём клинка в мутный теннисный шарик и с силой ткнул в него. Как ломом ударил.

В тот же миг раздался оглушительный звон, словно Семён с размаху стукнул колотушкой по хрустальному гонгу – оглушённый этим звуком, Семён застыл, упершись мечом в дымчатую преграду. А когда преграда исчезла, плашмя упал на траву, по рукоять вогнав меч в землю.

Глава 12

Строго Лимитированное Изменение Мирового Порядка

Сквозь гул в ушах Семён услышал дружный рёв. Наверное, мужички друида кончать бегут, – подумал мимоходом Семён, – дождались. Вон как разохотились, – и сел, тряся головой. Огляделся.

Никуда мужички не бежали. Они даже носа из своих кустов не высунули. А орали мужички лишь от избытка чувств. От впечатлений. Точно так же, как орут болельщики после удачно забитого гола.

Преграда исчезла. Полностью. А с ней исчез и сувенирный домик – травяная поляна была пуста. Хотя нет, не совсем пуста: посреди неё, там где раньше стоял дом, что-то имелось. Это что-то было человеком: человек сидел на корточках, сложив руки на коленях и с явным интересом оглядывался по сторонам.

– Вояки, – пробормотал себе под нос Семён, поднялся, выдернул меч из земли, выключил клинок, но саму рукоять прятать в карман не стал. Так, на всякий случай. И направился к человеку.

– Склеп пропал, – доверительно сообщил Мар. – Это на моём уровне видения. На обычном. А что у тебя?

– Аналогично. – Семён разглядывал человека. Тот, видя приближающегося к нему Семёна, встал в полный рост. Выглядел незнакомец довольно живописно: сам худой и какой-то нескладный, угловатый; волосы до плеч, но аккуратно подстриженные, ухоженная короткая бородка; одежда, что-то вроде классического джинсового костюма, выцветшая от времени, тёртая-перетёртая, вся в неровных заплатках, но чистая; лёгкие сандалии на босу ногу. То ли бродяга, то ли нищий. Аккуратный такой нищий. Хиппи-шестидесятник, каких Семён иногда видел в кинохрониках. Дети цветов. Маковый ребёнок.

Маковый ребёнок улыбнулся Семёну во весь рот и неожиданно подмигнул ему.

– Не пугайся, Симеон, я сейчас дурака валять буду, – громким шёпотом сказал хиппи, – надо тех, в кустах, успокоить. Потом поговорим, – и без паузы завыл, то хватаясь за голову, то простирая руки к лесу:

– А-а, бедный я, а-а, несчастный я! Горемыка убогий, бедолага сирый, колдунами пуганный, разбойничками битый! О горе мне, горе! Похитил меня друид окаянный, в тёмный лес уволок, в клетке ржавой держал, для целей злобных и окаянных…

Из кустов, из-за деревьев, смущённо переглядываясь между собой, на поляну стали выходить бравые мужички, кто с топором, кто с дубиной. Похоже, события развивались несколько не по запланированному ими сценарию – видимо, сначала предполагался погром дома с обязательным пожаром, после казнь друида и пьянка. Или сначала казнь, потом погром и пьянка. Но ни дома, ни друида нынче не было. Нечего было жечь. И казнить вроде бы некого было.

– Сам я не местный, – жалобно выл тем временем хиппи, осторожно рвя на своей груди куртку, – сильно больной я на голову! И телом хилый, слабый, подайте кто может… Тьфу, не то! Погорелец я, дом враги сожгли, жену и детишек в полон угнали…

Мужички окружили Семёна и незнакомца плотным кольцом, озадаченно пялясь на бородатого погорельца. Погорелец то и дело закатывал глаза, истово мотая головой из стороны в сторону, весь как-то лихо кособочился то на одну, то на другую сторону, одновременно крепко стуча себя в грудь кулаками – и действительно больше походил не на жертву пожара, а на сильно больного. Каким он сам назвался.

– Тю, да он припадочный, – удивлённо сказал один из мужичков. – Разве ж то друид? Не, не друид. Юродивый это. Я таких в большом городе видел.

– Да погоди ты, – остановил его другой мужичёк, с сомнением глядя на припадочного юродивого. – Может, вовсе он нарочно притворяется. Обманывает нас. Может, он всё-таки друид? – с надеждой сказал сомневающийся, тяжело похлопывая дубинкой себя по ноге. – Что же это мы, значит, так никого сегодня и не прибьём? Скучно оно как-то получается! Неинтересно.

– А вот мы его сейчас проверим, – с угрозой в голосе сказал братко Иван, бесцеремонно расталкивая мужичков и протискиваясь поближе к подозрительному незнакомцу, – есть одно верное средство. – В руках у братко был складной стаканчик и плоская карманная фляга.

– Ежели друид, – уверенно сказал Иванносорокосил, осторожно плесканув в стаканчик из фляги, – то его от одного только запаха вывернет, знамо дело. А ежели не друид, то… – и сунул стаканчик в лицо возможному друиду. – Пей!

– А чего так мало-то? – возмутился проверяемый на друидность незнакомец, – сам из этой фиговины пей. Дай-ка… – выхватил из братковой руки фляжку и, задрав её, приник к горлышку. В наступившей тишине кто-то хрипло откашлялся и с завистью почмокал губами.

– Ты того… Не наглей, – миролюбиво сказал Иван, с трудом отбирая флягу назад, – вон, ополовинил уже… Эх! – долил в стаканчик и залпом выпил. Крякнул, сложил стаканчик и завинтил флягу крышечкой.

– Какой он к едрене-фене друид, – Иванносорокосил, потеряв к происходящему всякий интерес, вышел из круга. – Вы как хотите, а я в ресторацию возвращаюсь. Дела у меня, – и бурча на ходу что-то невразумительное, зашагал к деревьям; так и не пригодившийся кистень Иван небрежно заткнул за пояс.

– Что ж, граждане, – зычно сказал мэр Клавдис, до того молча стоявший внутри круга. – Будем считать, что наш поход удался. Во-первых, стену мы убрали. Так? Так. Во-вторых, друидский дом полностью развалили. До основания. А поганый друид, стало быть, от этого нашего поступка самоликвидировался. Вместе с домом. И что же мы теперь имеем? А имеем мы жертву друидских козней, запуганного колдуном до полусмерти…