Последняя зима - Алексей Федоров

Последнее сражение за Олевск было особенно яростным. Об этом свидетельствовали обгоревшие остовы тяжелых немецких танков, разбитые орудия, развороченные блиндажи. Партизаны с восторгом рассматривали следы мастерской работы наших артиллеристов и авиаторов. Огромное впечатление на лесных солдат произвели встреченные у железнодорожного переезда советские танки, знаменитые "тридцатьчетверки", о которых все много слышали.

Дальше станции идти не пришлось. В городе свирепствовал сыпной тиф. Армейские медики успели сделать немало, чтобы укротить эпидемию, но размещаться в Опевске было еще опасно. От железнодорожного коменданта Лысенко позвонил коменданту города.

Взяв телефонную трубку, Федор Ильич усмехнулся. Тридцать месяцев не держал он в руках эту штуку! По телефону последовало распоряжение разместить партизан лагерем в роще за станцией, а самому командиру батальона прибыть в комендатуру.

Вечером Ф. И. Лысенко записал в свой походный дневник:

"19 я н в а р я. Приняли меня хорошо. У соответствующих начальников уже есть приказ о выделении нам всего необходимого. Для раненых затребуют специальный санитарный поезд. Обратно с батальоном пойдет группа венгров и поляков, которых затем надо будет перебросить дальше.

Наш лагерь у станции оборудовали на славу. Сделали несколько больших шалашей-балаганов, натянули полученные у коменданта палатки. Конечно, людям хочется побывать в городе, но там сыпняк. Примем все меры, чтобы не завезти эту хворобу в наш партизанский край. Надо уберечь от нее и всех раненых, всех "пассажиров", доставленных на Большую землю. Никого в город не пускаем. Криницкий, Скрынник, Онопрейчик и другие политработники разъясняют народу, в чем дело.

Послал донесение Федорову и Дружинину".

Вот еще несколько записей из дневника командира 7-го батальона, относящихся к пребыванию в Олевске:

"20 я н в а р я. Получена ответная радиограмма от Алексея Федоровича и комиссара. Поздравляют с успешным выполнением первой части операции, желают выздоровления раненым, беспокоятся относительно взрывчатки и оружия.

Беспокоиться им нечего. Завтра начнем получать. Этим делом займется наш начальник боепитания Геннадий Киселев.

21 я н в а р я. Получили две 76-миллиметровые пушки и две 45-миллиметровые, получены минометы, автоматы, снайперские винтовки. Завтра будем грузить снаряды, мины, патроны и три тонны тола. Киселев сияет от радости, но ему все мало, он готов опустошить все склады! Один только тол - огромная поддержка для соединения. Ведь по килограмму, по шажке командиры друг у друга выпрашивали!

Полученное вооружение радует всех партизан. Особенно нравятся новые автоматы и винтовки с оптическим прицелом.

23 я н в а р я. Познакомился с венграми и поляками, которые пойдут с нами. Венгры - это большей частью военные, добровольно перешедшие к нам от фашистов. Есть в группе поляки и венгры из политэмигрантов. Все они настоящие патриоты, все жаждут поскорее попасть на родину, чтобы вести там партизанскую и подпольную борьбу с нашим общим врагом.

Сдали раненых. Трудным было прощание, многие плакали. Партизаны, возвращающиеся в немецкий тыл, нагрузили отъезжающих письмами, поручениями разыскать родственников и т. п. Я написал в Киев и в Москву. Так до сих пор и не знаю, где жена и дочь. Последний раз виделся с ними во время бомбежки Луцка.

24 я н в а р я. Провел совещание командиров и политработников, посвященное обратному маршу.

Кое-кто из наших людей все же прорывался в город, да и по делам многим приходилось бывать. Перед отходом всех и вся пропустим через бани, дезкамеры.

Дороги совсем развезло. Пойдем не прежним путем, испорченным бомбежками и распутицей, а новым. Проводниками берем крестьян из одной ближней деревушки - Степана Еремчука и Петра Грицая. Хорошие люди, от фашистов натерпелись много. Обещают вывести нас к тому самому месту на реке Горынь, где мы переправлялись.

Фронт проходит по Горыни, дальше Красная Армия здесь не наступала. После взятия Сарн направление одного из основных ударов советских войск переместилось, насколько я понимаю, на Ровно - Луцк. Ну и правильно! А здесь, в лесах и болотах, мы повоюем.

Распрощались с нашими отвоевавшимися "старичками". Ночью выступаем обратно".

И вот 7-й батальон снова в походе. Трудностей у него не убавилось, хотя и нет сейчас с партизанами "пассажиров", а обоз стал меньше, маневренней.

На шестидесяти санях размещено свыше трех тонн взрывчатки. Опаснейший груз! Конечно, приняты многие меры предосторожности. Ящики с толом старательно обложены сеном и плотно привязаны к саням, чтобы не тряслись. Сани с взрывчаткой рассредоточены, между ними идут возки с безопасным грузом. Все же достаточно упасть поблизости хотя бы одной бомбе, мине или снаряду - может произойти детонация тола. А что бывает, когда взрывается тол, партизаны хорошо знали!

Для того чтобы свести к минимуму опасность угодить под бомбежку или обстрел, отряд продвигался лишь ночами. Невероятно изнурительным, тяжелым был этот марш в темноте, по бездорожью, через глухие леса и подтаявшие болота. Поздним вечером 27 января партизаны вышли к берегам Горыни. Если переправа в районе села Золотое уцелела, можно еще до рассвета перемахнуть на другую сторону реки.

Но вернулась разведка, и ее командир, запинаясь и теребя портупею, будто сам был в чем-то виноват, доложил упавшим голосом, что переправа разрушена, подходы к месту, где она стояла, заминированы, а льда на Горыни почти совсем не осталось.

Это был удар, и удар очень сильный.

После небольшого совещания с командирами Лысенко объявил свое решение:

- Обоз отведем подальше в лесок, тщательно замаскируем и оцепим охраной. Разведчики отыщут для переправы такое место, где подходы не минированы. Всем остальным бойцам готовить настилы и козлы для постройки моста.

Дело осложнялось еще тем, что подходящего строевого леса под рукой не было. Растущие поблизости березки и осинки толщиной в руку, как и стволы молодого хлипкого сосняка, не смогли бы выдержать тяжести обоза. Крепкий, надежный лесоматериал начали заготавливать километрах в четырех от берега. Затем перетаскивали его волоком к реке и прятали в кустах. Обстановка требовала большой осторожности и скрытности. Людей изнурял холод, питаться приходилось всухомятку. Костер не разожжешь, когда где-то рядом немцы и бандеровцы.

Партизаны работали без отдыха три дня и две ночи. Многие шатались от усталости. Все заметно осунулись, а Скрынника временами еще пробирал озноб.

- Да ты, никак, болен, Кирилл? - спросил Лысенко.

- Здоров на еду, да хил на работу! - отшутился секретарь партбюро, подставляя плечо под тяжелую тесину.