Зимний цветок - Тери Браун

— Нет. Виктория тут ни при чем, — затрясла головой Ровена. — Она, конечно, глупая девочка, но никогда не поднимет руку на бесценное полотно. Она слишком уважает искусство.

— Надеюсь, ты права, — вздохнул дядя. — Но если Виктория каким-то образом замешана в нападении, сейчас она в тюрьме.

Глава семнадцатая

Должно быть, Виктория снова провалилась в сон. Когда она в очередной раз открыла глаза, в камеру струился солнечный свет. Она выглянула в окно, и руки опустились при виде пустого дворика. Ее крики опять никто не услышит.

Она умрет в этой камере. Викторию захлестнула холодная волна безнадежности. Образование, работа, все старания стать независимой женщиной, изменить мир к лучшему… Все напрасно. Она умрет здесь, не принеся никому пользы, не оставив и следа. Родные даже не узнают, что произошло, не услышат от нее извинений. И зачем она все скрывала от сестры? Может, знакомые правы и она действительно ведет себя как ребенок?

Щелкнул замок. Виктория села на кровати и, не веря своим глазам, уставилась на открытую дверь.

В проеме стояла крайне удивленная надзирательница в серой форме. Она придерживала за локоть другую женщину в одежде заключенной.

— Что ты здесь делаешь? Камера значится как пустая.

Горло все еще саднило от криков.

— Меня… забыли, — кое-как выдавила Виктория.

— Да уж. Ладно, подожди немного. Наверное, произошла ошибка.

Надзирательница захлопнула дверь и повернула в замке ключ прежде, чем Виктория успела взмолиться, чтобы ее не оставляли одну. Боже, неужели она опять заперта в одиночестве?

Виктория завернулась в одеяло и неотрывно уставилась на дверь. Довольно скоро та отворилась. На пороге стояла Элинор в сопровождении другой охранницы.

При виде знакомого лица Виктория разразилась слезами. Женщина ринулась к девушке и прижала к себе.

— Боже мой. Что за нелепая путаница! — Сиделка гневно повернулась к женщине-конвоиру. — Получается, я не могу доверить вам никого из своих пациенток!

— Я тут ни при чем, — пробормотала охранница.

— Хватит препираться, принеси еды.

— Но…

— Сейчас же!

Элинор отпустила девушку и подала ей белое полотенце:

— Приведи себя в порядок. Тебя уже ждут. Как только поешь, пойдешь со мной.

Виктория дрожащими руками вытерла лицо. Сиделка проверила ей пульс и приложила ладонь ко лбу.

— Сколько ты здесь находишься?

— Меня отвели сюда сразу после больницы. Надзирательница не знала, куда меня поместить.

— Боюсь, это моя вина, — покачала головой Элинор. — Я уговорила доктора настоять на одиночной камере, ввиду твоего состояния. Опасалась, что знакомство с другими заключенными обернется шоком и очередным приступом. Наверное, все одиночные камеры оказались заняты, и тебя отвели сюда. Эти комнаты редко используются, обычно в них содержат чахоточных.

Надзирательница вернулась с небольшой буханкой твердого ржаного хлеба и кувшином со свежей водой. Виктория изо всех сил сдерживалась, чтобы не запихнуть еду в рот целым куском.

— Почему вы вернулись за мной?

— Доктор попросил выйти в утреннюю смену, и мне стало любопытно, как дела у новенькой. Мы до сих пор не знаем твоего имени, ведь тебя доставили без сознания. Я спросила, куда поместили Джейн Джонсон — так зовут безымянных пациенток. Никто не знал. Просмотрела бумаги, расспросила охранников и поняла, что тебя потеряли. Тогда я подняла тревогу. Даже не представляю, сколько бы пришлось искать, если б эту камеру не предназначили для другой женщины. Начальство довольно равнодушно отнеслось к пропаже безымянной заключенной.

— А вы почему беспокоились? — спросила с набитым ртом Виктория.

— Если честно, даже не знаю, — пожала плечами сиделка. — Возможно, потому, что слышала, как ты читала такие красивые стихи, чтобы отогнать ночные страхи. Не могла выкинуть из головы. В любом случае тебя нашли, и пора предстать перед главной надзирательницей. Тебя еще не оформили по всем правилам. Водили уже к судье или магистрату? — (Виктория отрицательно покачала головой.) — Так как тебя зовут?

— Виктория Бакстон.

Элинор, во главе маленькой процессии, бодро зашагала по длинному коридору. С каждым уносящим прочь от ужасной камеры шагом Виктория чувствовала, как в тело возвращается жизнь. Вскоре тяжелые железные двери с засовами по сторонам коридора сменились обычными деревянными. Женщины вошли в административную часть здания. Элинор оставила Викторию с конвоиром, а сама заглянула в кабинет, чтобы переговорить с надзирательницей.

В отличие от клиники и огромного зала с рядами камер, двери здесь прекрасно пропускали звук. Виктория слышала возбужденный голос сиделки:

— По одному ее говору понятно, что она принадлежит к высшему свету! И ее родные сильно разозлятся, когда узнают, как с ней обращаются. Она даже судью еще не видела!

Через несколько минут из комнаты с сосредоточенным видом выскочила невысокая, неприметная женщина, и Викторию проводили в потрепанный кабинет с двумя столами и рядами шкафов для бумаг. Размеры сидящей за столом женщины устрашали. Очки в стальной оправе, брезгливо сморщенный нос и сурово сжатые губы лишь усиливали впечатление.

При виде Виктории надзирательница поднялась. Элинор пожала руку девушки:

— Возможно, мы больше не увидимся, Виктория. Если, конечно, у тебя не случится очередной приступ. Было приятно познакомиться.

Виктория подавила мольбу. Ей не хотелось расставаться с доброй сиделкой. Как только Элинор вышла из кабинета, надзирательница предложила ей сесть.

— Меня зовут миссис Лидделл, и тюрьма Хэллоуэй находится в моем ведении. Насколько я понимаю, произошла ошибка, и вы провели несколько часов без пищи и элементарных удобств. Мне жаль, что так получилось, — у нас нет привычки терять заключенных, — но извиняться я не собираюсь. Не я сделала тот выбор, что привел к данной ситуации.

Невзрачная женщина вернулась в кабинет и передала миссис Лидделл стопку бумаг. Затем уселась за вторым столом и принялась печатать. Надзирательница откинулась в кресле, просматривая документы. На Викторию не обращали внимания, и она с завистью смотрела, как летают по клавишам печатной машинки пальцы секретарши. Ей самой никогда не добиться подобной сноровки.

Миссис Лидделл прочистила горло, и Виктория повернулась к ней.

— Вашу сообщницу, Мэри Ричардсон, приговорили к шести месяцам заключения за порчу принадлежащего государству имущества.

Виктория всхлипнула, и надзирательница покачала головой:

— Поскольку вы не имели прямого отношения к уничтожению картины и не держали в руках орудие преступления, думаю, ваше наказание будет мягче. К тому же Мэри не первый раз попадает за решетку. Вы, насколько я знаю, прежде не нарушали закон. Правильно, мисс Бакстон?