Я – Распутин. Сожженные мосты - Алексей Викторович Вязовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После знакомства с фракцией собрались узким кругом. Вернадский, Булгаков, Муромцев, Шаховский. От «капитала» был Барушин, от толстовцев – Горбунов-Посадов и бывший иоаннит Филимон Гостев. Позвали также пару важных, но не входящих в ЦК депутатов – Перцова и Шацких. Так сказать, СМИ и работа с молодежью. Почти теневое правительство. Добавь разных силовиков и заезжай в Зимний.
– Я тут побродил по кулуарам, – первым начал Стольников. – Октябристы воду мутят. Есть там у них такой Балашов, бывший поручик. Помещик-воротила – триста тридцать тысяч десятин в Киевской и Подольской губерниях. А еще…
– Никодим Николаевич, – мягко осадил капитана Булгаков, – ближе к делу!
– Да… так вот, этот Балашов якшается с Пуришкевичем и Шульгиным от правых. Хотят коалицию подписать и двинуть своего председателя на голосование. Кадетов тоже зовут.
Оба-на… знакомые все лица. «Мой убийца» Пуришкевич. А Шульгин войдет в историю не только своими знаменитыми мемуарами, но и тем, что примет отречение из рук Николая.
– На правящую коалицию у них голосов не хватит. Впрочем… Раз так, то предлагаю наказать октябристов, – решил я. – Пустим их побоку, подпишемся только с кадетами – нам этого достаточно для большинства. Тако ж считаю важным хорошие отношения с левыми и националами. Нос не воротим, работаем плотно.
Народ покивал, тут же посыпались предложения по кандидатуре председателя.
– Нет, нет, – помотал я головой. – От нас вообще никого. Нужно кинуть кость кадетам. Что? Милюкова? Нет, интриган нам в председателях не нужен. Предлагаю Головина. Во Второй Думе он показал себя хорошо, председателем был толковым, и, как говорится в народе – «На переправе коней не меняют». Кадеты будут довольны, что еще надо? Да, вот что надо. Оба товарища председателя – будут наши.
– Владимир Иванович, – я повернулся к Вернадскому, – вы готовы?
Дождавшись кивка, посмотрел на Булгакова.
– Сергей Николаевич, очень прошу. Не откажите. Мы должны выступить сплоченно.
Философ повздыхал, но тоже согласился. Правда, после собрания, потянул меня на приватный разговор.
– Меня очень беспокоит наша… хм… ваша! Размолвка с православной церковью.
– Вы про Феофана?
– И про Антония тоже. Эти иереи весьма популярны у паствы, имеют вес при дворе. Вы же… Григорий Ефимович, взялись уже проповеди составлять. Не будучи даже духовной особой.
– А чем вы?
– «Не мир я принес, но меч…»
– Ах… об этом…
– Именно! – Булгаков пожевал губами, посмотрел на меня внимательно. – Я знаю, что все это вызвало сильное раздражение в церкви. Опять же иоанниты…
– С ними-то что не так? Их сектантство вычищено, на причастие ходят.
– Они не подчиняются церковной иерархии.
– Денег не дают?
– Пожертвований!
Да… И что тут скажешь? Может, правду?
– Сергей Николаевич, а вас, положа руку на сердце, устраивают дела в нашем православии? Не торопитесь отвечать, подумайте. Вся эта спайка с государством, утрата авторитета в обществе…
– Либеральных кругах! – сказал, как отрезал, Булгаков.
– Очень сомневаюсь. Я нынче в Сызрани был. Слышал, что простой народ о попах говорит. Пьяницы, развратники, мздоимцы… Ни одну требу бесплатно не делают – денег хотят.
– Священникам тоже надо на что-то жить…
– Вы сами сказали, пожертвования. А не обязательная плата.
– Грешников среди клира и правда много. Но сатана там действует больше, где свято!
– Сатана – это удобное слово для тех, у кого тьма в душе.
Мы еще долго говорили с Булгаковым. Философ тонко чувствовал боль народа, но, когда разговор возвращался к церкви – у него как будто шоры на глаза падали. Да, тяжело с ним будет…
Глава 20
Кадеты были счастливы. Милюков лучился довольством, князь Павел Долгоруков лично прокатал пресс-папье по чернилам наших подписей под коалиционным договором. Я настоял, чтобы соглашение заверил приглашенный нотариус – и это не вызвало возражений. Еще бы… Свой спикер! Возможность назначить весь аппарат – секретариат с делопроизводителями, создание Сеньорен-конвента – своеобразного совета Думы. Да и основные концепции, положенные на бумагу – конституционная монархия, политический плюрализм и прочее, – лилось бальзамом на сердце главным кадетам. Плюс зубовный скрежет октябристов, которые сначала от обиды даже обещали заблокировать работу парламента, тоже радовал Милюкова и Ко. Ведь Балашов им обещал максимум одного товарища председателя. И все. А тут…
В зале заседаний мы уверенно оккупировали весь центр, спели «Боже, царя храни» и после приветственной речи Головина бодро так забрали себе основные комиссии Думы – по бюджету, армии, образованию, общественному здоровью и земельному вопросу. Я настоял на том, чтобы был создан комитеты по разведке, промышленной политике, а также иностранных дел. Как оказалось, никто во Второй Думе о подобном и не помыслил.
Головин, Булгаков и Вернадский начали готовиться в Царское Село – представляться Николаю, а я пошел осматривать выделенные мне помещения.
Что ж… Неплохо. Большой светлый кабинет с мебелью из мореного дуба. Из окна – вид на пруд Таврического сада. Просторная приемная с телефонными и телеграфными аппаратами. Кто-то из соратников уже повесил на стенку карту России. Капитан притащил бело-желто-черный штандарт на подставке. Все, как просил. Не хватало карты мира и книжных шкафов, ну да это наживное.
А вот и первый посетитель. В приемную вошла стройная дама в вуалетке, с зонтом.
– Добрый день, кто-нибудь тут есть?
Я откашлялся, девушка испуганно обернулась.
– Отче?
– Аня?!
Девушка откинула вуалетку, и я узнал Танееву. Любимицу Аликс. Да и всего двора.
– Да, отче, я. Вот пришла. С вещами.
Анна посторонилась, и я увидел в коридоре несколько чемоданов. Их, видимо, занес извозчик.
– Как это понимать?
– Отец был у Аликс. Там же присутствовал Александр Вырубов…
Девушка достала платок, промокнула прекрасные глаза, в которых появились слезы.
– Тебя посватали?
– Да! Без моего согласия. Не люб мне Александр!
– И ты ушла из дому?
– От двора меня теперь тоже отставят, – невпопад ответила Танеева, которой, похоже, теперь уже никогда не стать Вырубовой – такого афронта Александр не простит. Да и офицерское собрание не разрешит жениться на «беженке».
– Ты обещал помочь мне! Но «Христовой невестой» я тоже становиться не готова…
– Раз обещал – позабочусь, – я тяжело вздохнул, занес чемоданы в приемной. – Но у меня строго. Бездельников не терплю!
– Я… я на все готова, – Танеева потупила глазки, села за секретарский стол. – Знаю немецкий и французский, могу вести твою, отче, корреспонденцию.
Секретарша, после ухода Лохтиной и отъезда Елены мне и правда была позарез нужна. Но потянет ли Анечка?
– Владеешь ли пишущей машинкой?
– Нет.
– А стенографировать можешь? Да, по глазам вижу, что нет.
– Что же мне делать? – Танеева заплакала.
– Ладно, не разводи
